- А я?
Олег вздохнул:
- Тебе остается самое тяжелое и трудное. Ты должен держаться
так, словно мы еще в городе. Прицениваться к коням и торговать для
троих человек, прикидывать, что и сколько взять в дорогу. За тобой
будет следить.
Турч покачал головой.
- Не пойдет. Где же это трудное? Вот и оставайся ты. А мы со
Скифом поедем.
- Увы, - ответил Олег со вздохом. - Я не воин, ты прав. Я не
искусен в воинских уловках, а главное... меня страшит тот миг, когда
они поймут, что их дурачили. Их гнев выльется на меня! Ты-то
отобьешься, а я не смогу отмахнуться и от мухи!
Турч смотрел недоверчиво, со злостью, на лице медленно
проступали признаки колебания. Скиф положил руку на плечо старого
воина.
- Мы будет ждать тебя в Гелонии, - сказал он просто. - Помни,
ты - первый, кто предложил мне свой меч! Ты первый... ты и
останешься первым.
Часть 2
Глава 20
Беркут сидел на камне в своей великолепной и необыкновенной
пещере. Необыкновенной потому, что она располагалась в его массивном
дворце-крепости. Когда-то он начинал как маг в крохотной пещере,
научился черпать силу из камня, и теперь, когда он не только стал
могучим, сверхмогучим, но и одним из Семи Владык всего белого света,
так и не решился расстаться с привычной пещерой.
Пять лет тысячи рабочих выпиливали из горы огромную гранитную
глыбу, перетаскивали ее, гибли как мухи, но зато теперь главный зал
во дворце - монолитный камень, в котором под его присмотром
выдолбили пещеру.
Конечно, жил и спал он в роскошных покоях, но сюда являлся,
чтобы почерпнуть силы. Только сюда удавалось вызывать демона огня, с
которым Беркут научился вести беседы. Даже сейчас, когда магический
ливень иссяк, на землю падают последние капли, демон откликался на
его зов. Уже подчиняясь не силе, сила обоих покинула давно, но
странному любопытству, ибо за годы между человеком и демоном
установилась, если не дружба, но появился хотя бы взаимный интерес.
Сейчас они сидели друг напротив друга, между ними в подобии
стола блестела каменная глыба из малахита, сверкающая,
отполированная, высечена в форме кубка, по бокам затейливые фигуры
диковинных зверей, древних богов и героев...
На отполированной поверхности каменного стола небольшая чаша.
Края раскалены, из чаши поднимается густой оранжевый дым, яркий и
сухой. Воздух потрескивает, от прогретых стен веет сухим теплом, что
выпаривает слизь из груди, прочищает легкие, веселит кровь.
Беркут поправил вязаную шапочку, он носил ее вместо обычного
колпака. Даже ее не стал бы одевать, но после того, как потерял
последние волосы, голова мерзнет, начинаются боли в висках. Сейчас
он кутался в теплый толстый халат, больше похожий на толстое одеяло.
Ноги по самые колени прятал в утепленные сапоги.
- Что же делать? - сказал он задумчиво. - Магия начала
иссякать... уже иссякла. Даже Богоборец теперь потерял свою мощь. Но
теряем и мы. Условия изменились для всех. Как воспользоваться?
По ту сторону каменной чаши-стола, шевельнулась красная глыба
размером с сидящего на коне человека. Оранжевые глаза блеснули
остро, это демон поднял плотные кожистые веки. Вытянутая, как у
большой ящерицы, морда, могучие челюсти, способные за один раз
перекусить бревно, но надо лбом два крепких рога, что всегда сбивало
Беркута с толку. Он знал, что все рогатые звери кормятся только
травой, так что этот демон не опаснее, чем разъяренный бык, что
может растоптать, размазать по стенам, но не сожрет...
Еще одна особенность демона - плотные кожистые крылья. Толстые,
крепкие, но на таких не полетаешь, к тому же демон живет в глубинах
земли, так что крылья у него, похоже, как у магов обязательный
остроконечный колпак.
- Магия, - прорычал демон глухо. - Ну и что?.. Хороший удар
лапой...
- В чем-то ты прав, - ответил Беркут задумчиво. - Хороший удар
такой лапой, гм... Когда магия слабеет, силе возвращается ее место.
Демон прорычал:
- Только не я. А вот если бы твой враг пришел сюда... Ты же
знаешь, я в этой пещере только потому, что она - часть нашего мира.
Как ты этого добился, не знаю, но, думаю, тебе это удалось нелегко.
- Нелегко, - согласился Беркут. - На это ушла половина моей
жизни. И этот каменный блок, в котором являешься, увы, по свету за
собой не потаскаешь... Ладно, давай посмотрим за нашим противником.
- Показать, где он сейчас?
- В другой раз. Сейчас звезды сошлись на редкость благоприятно
для других дел... Такое бывает только раз в тысячу лет! Давай
заглянем в его грядущее. Ты знаешь, как искать все опасные места по
жизненной нити...
Демон довольно зарычал. Он напоминал чародею большого толстого
пса, довольного, когда его пускают с холодного зимнего двора в
теплый дом и разрешают погреться у печки. Впрочем, остальные демоны,
если они есть, больше напоминают волков, все же предпочитают
холодные леса.
Чародей отшатнулся, демон дунул слишком сильно, дым рассеялся
по комнате, а из крохотного светильника полетели искры, обожгли руки
и лицо.
В перенасыщенной магией пещере послышался шорох, будто по
стенам и полу забегали мириады крупных муравьев. Над светильником
появились неясные пятна, двигающиеся тени. Затем вдруг, словно с
глаз сняли пелену: в упор взглянуло суровое лицо с трагически
сведенными бровями. В зеленых глазах напряжение, вокруг головы
полыхает пламя... Не сразу сообразил, что человек несется вскачь, а
встречный ветер треплет удивительно красные волосы.
- Да, - прошептал чародей, - он снова на коне... И снова в
пути!
- Хочешь поискать, где его можно остановить?
- Да.
Лицо отдалилось, стал виден весь скачущий всадник, уменьшился,
вся дорога стала тоньше нити и растворилась в зелени, снова поплыли
клубы оранжевого тумана, появлялись и пропадали цветные пятна, стены
знаний, мелькнуло крыло парящего дракона, снова пыльные дороги,
домики постоялых дворов, проплыла в глубине вод гигантская рыба со
странно скошенным рылом, без чешуи, снова дома, дороги, горные
вершины...
Из малого зала не доносилось ни звука. Хакама отогнула край
ковра на полу, в глаза холодно блеснула пластина прозрачного кварца.
Изображение слегка расплывается, но отчетливо видно, что трое немых
рабов, языки вырезаны давно, ведут молодую обнаженную девушку.
Одурманенная травами, она не противится, даже не понимает, почему
кладут на стол со странно загнутыми краями, зачем под столом широкая
ванна...
Двое придержали ее на столе, третий заученными движениями
вскрыл вены на руках. Можно бы главную жилу на шее, но ритуал
требует, чтобы кровь сбегала неспешно.
На соседние столы положили еще двух, Хакама смотрела сверху,
сердце начало биться чаще в радостном предчувствии. Через несколько
минут ванна наполнится горячей кровью. Рабы вытащат ее на середину
зала. Один из них отправится звать ее, не догадываясь, что она
наблюдает за каждым их движением.
И потом наступит долгожданный миг, начертанный звездами: она,
обнаженная, опустится в эту горячую молодую кровь, разогреется,
кровь этих молоденьких дурочек начнет впитываться в ее тело, и
наконец-то она помолодеет...
Да, пока длился этот магический дождь, можно было возвращать
себе молодость силой заклятий, но сейчас она с ужасом и омерзением
всматривается в зеркало, чуть ли не каждый день находя то новую
морщину, то складку на шее, то даже седой волос!
Интересно, внезапно мелькнула мысль, что сказали бы другие из
Семерых Тайных, увидев вот это... Скорее всего, ничего бы не
сказали. Для всех эти короткоживущие люди - всего лишь что-то вроде
травы, животных, домашнего скота. Да, можно поплакать над сломанным
цветком, умершим соловьем, ручным воробышком или погибшей под
конскими копытами любимой собачкой, но никто не поставит себя с ними
вровень.
Другое дело - Богоборец. Его один только Россоха зовет по
имени, остальные предпочитают эту кличку, прозвище. Хакама сама
звала его только Богоборцем, так лишний раз подчеркивала, что во
главе Семерых стоит человек, которому нельзя не подчиниться, нельзя
перечить, что он боролся с богами и остался жив, а боги отступились.
Этот Богоборец еще дивно молод, для него люди - все еще люди, такие
же, как и он. Надо, чтобы сменилось несколько поколений, чтобы он
сроднился с мыслью, что они все подобны траве или домашнему скоту. О
траве и домашней живности можно заботиться, кормить и защищать, но
когда нужно, их можно использоваться как дрова или мясо так же
спокойно, как используем для печи березу, а для жаркого - телятину
или оленину.
Но это будет потом. А сейчас он, узнав о таком, пришел бы в
негодование. Не понимает еще, что жизнь жизни рознь. Жизнь
простолюдина ничего не стоит. Любая баба рожает как крольчиха по
двадцать детей. Если их не убивать, земля прогнется под их
тяжестью...
Один из рабов исчез за дверью. Хакама отпустил край ковра,
вернулась к окну. Через время в дверь легонько постучали, слегка
скрипнуло. Она обернулась. Раб с поклоном указал обеими руками на
распахнутую дверь.
Хакама распустила шнур на шее, легкий халат заскользил по телу.
Дождавшись, когда он весь лег и застыл невесомыми волнами, она
переступила и пошла к двери. Раб почтительно шел следом, она
чувствовала его тупой жадный взгляд на ее ягодицах.
Да, всплыла у нее мысль, пробовала и это. И многое другое. В
погоне за молодостью хороши и позволительны любые средства. Но
звезды говорят, что только молодая свежая кровь в ее жилах вернет ей
то, ради чего любая женщина пойдет на преступление. А для нее вовсе
не преступление резать коров ли, овец или простых людей.
Темные тучи закрыли небо от горизонта до горизонта. Там
клубились и двигались тяжелые черные массы, но на землю падал
странный свет.
В глубине леса высилась каменная гора, такой она казалась
издали. Возможно, это и была гора в древности, но сейчас на самой
вершине горел свет, словно в полном безветрии полыхал и не мог
сгореть смоляной факел, тускло блестели массивные двери из темной
меди.
К вершине вели пять уступов, на каждом могли бы поместиться
несколько сот лучников или просто людей с камнями, что с легкостью
побивали бы нападающих снизу. Наверх вела одна-единственная узкая
лестница, каменная, по ней к лучникам могла сверху опускаться
помощь, по ней же могли отступать наверх.
Крепость выглядела неприступной, да и в самом деле неприступна
вот уже много столетий, с самого начала, когда ее создали не то
неведомые боги, не то герои, равные им по мощи. Но стража все равно
бдит, а ночные дозоры каждый день обходят лес вокруг их крепости,
выискивая следы вражеских лазутчиков.
В дальней комнате на вершине горы горели все светильники, а
люди недвижимо смотрели в магическое блюдо. Миниатюрная хрупкая
женщина прерывисто вздохнула в напряженной тишине:
- Что так долго?.. Раньше ты был быстрее!
- Ничего подобного, моя повелительница, - ответил сварливо
толстый рыхлый старик. - Раньше это занимало куда больше времени...
Но вы желаете смотреть только за этим человеком, так что я уже
насобачился, насобачился!..
В блестящей поверхности клубился серый неопрятный туман.
Чародей двигал руками, бормотал заклинания, с кончиков пальцев
срывались короткие искорки. Туман слегка редел, однако из-за краев
зеркала надвигались новые комки, сгустки.
В комнате рядом с женщиной, которую чародей почтительно назвал
повелительницей, смиренно сидел рослый юноша, красивый, с суровым
мужественным лицом. Он был широк в плечах, с толстыми мускулистыми
руками, настоящая стать воина, но лицо задумчивое и совсем не
воинственное.
- Вот, - вдруг сказал чародей с довольством, - поймал... А вы
говорите, долго!
Туман поредел, проступила зелень, это оказался лес, деревья,
вот лесная тропа, показался скачущий всадник. Женщина прерывисто
вздохнула. Всадник приблизился, чародей застонал от усилий, перед
всадником словно летела задом наперед птица и смотрела на всадника,
а здесь, в этой комнате, видели глазами птицы разлетающиеся под
ударами ветра красные, как пламя, волосы, зеленые глаза,
устремленное вперед лицо.
Следом за всадником на тропу выметнулся второй, красивый
молодой мужчина с черными, как вороново крыло, волосами, с яростным
лицом, конь под ним несся широким галопом.
Женщина произнесла властно:
- Этот меня не интересует.
- Да-да, моя повелительница, - пробормотал чародей. - Просто
мне кажется, что этот юноша сыграет немалую роль...
- Меня его роль не интересует.
Изображение снова сдвинулось на первого всадника. Все трое
всматривались в суровое лицо, в котором, однако, от суровости воина
или властителя не было и тени, но всадник явно суров, силен и в то
же время словно бы наполнен печалью и отчаянием. Сейчас, когда, как
он думал, его никто не видит, он смотрел вперед широко раскрытыми
глазами, в которых отражалась проносящаяся мимо зелень, и лицо его
было открыто, как человек открывается только перед собой и своими
богами.
- Кто он? - спросил чародей шепотом. - Это не простой человек.
Юноша нетерпеливо задвигался на стуле, его мать не станет
беспокоиться о простом человеке, но смолчал, его глаза тоже жадно
следили за всадником.
Деревья проносились толстые, ветви иногда опускались низко,
всадник на полном скаку пригибался, и было видно, что делает это
безотчетно, не выныривая из тяжелых, как горы, дум. Иногда острый
сук на огромной скорости проносился на волосок от его головы, даже
чародей задерживал дыхание, не говоря уже о женщине и юноше, но
всадник мчался через лес, совершенно не думая про эти сучья, ветки,
корни, словно сам был наполовину лесным существом.
- Куда он скачет? - спросила женщина.
Чародей недовольно заворчал, пальцы задвигались, всадник
отдалился, словно наблюдавшая за ним птица начала быстро подниматься
вверх, Туман проступил сперва как завеса из мелкого дождика, все
заволокло серым, в комнате слышно было только быстрый шепот чародея
да легкое потрескивание сгораемого в светильниках масла.
В уголке зеркала проступило зеленое пятно, двое сидели у
костра. Изображение мучительно медленно увеличивалось, это все те же
двое, красноволосый, и юноша с черными, как смоль, волосами. Нет, в
сторонке стреноживает коней еще один, коренастый, в кожаных латах,
голова покрыта сединой. Его видно только со спины, женщина сказала
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг