-- Ты того,-- шепнул один опасливо,-- больно горд... Кланяйся царю
ниже!
-- И не спорь,-- подсказал другой,-- не спорь!
-- Он царь,-- сказал кто-то с оттенком благоговейного страха.-- Его
слово -- все! Выше нет и быть не должно. Все царской воле должны быть
покорны. А у тебя спина больно прямая!
И последний успел шепнуть благожелательно:
-- Царю нужны не праведники, а угодники!
Дверь распахнулась, появился страж. От Мрака враз отхлынули. Он
сказал негромко, но чтоб услышали:
-- Спасибо, люди добрые. Вижу, за меня радеете. Потому и советуете...
Но у каждого своя дорога.
Страж крикнул:
-- Эй, воевода Мрак! Светлый и милостивый царь изволит со своей
неизреченной милостины... тьфу, милости... изволит принять тебя. Это
значит, ежели исчо не понял, то иди к нему. Но ежели твое дело не столь
важное, то не сносить тебе головы!
Мрак усмехнулся, а, проходя мимо стража, внезапно ухватил его за нос
и сжал, неотрывно глядя в лицо желтыми волчьими глазами. Тот скривился от
боли, рука дернулась к ножу на поясе. Мрак улыбнулся предостерегающе,
верхняя губа приподнялась, показав острые клыки. В горле нарастало глухое
рычание. Взгляд желтых глаз переместился на нежно белое горло стража.
-- По...ща...ди,-- промычал страж. Он всхлипнул.-- Пощади, доблестный
Мрак!
Мрак отпихнул к стене, с отвращением вытер о его же нарядную одежду
пальцы, оставляя красные следы. Страж дрожал, остальные молча смотрели как
широкий в плечах варвар крупными шагами вошел в царские покои.
Додон сидел на постели. Лицо было заспанное, глаза зло уставились на
Мрака. Возле постели на полу сидели Голик и Кажан, а у окна хлопотал над
притираниями и снадобьями волхв-лекарь. За волхвом придирчиво следил
Ковань, сгорбленный и нахохленный как мелкая хищная птаха. Воздух был
заполнен тяжелыми ароматами благовонных смол. Острые глаза Мрака углядели,
что пол сплошь усеян крохотными тельцами комаров.
-- Что тебе еще? -- просипел Додон. Он откашлялся, сплюнул на пол.
Голик и Кажан наперегонки бросились убирать царский плевок.-- И чего так
вырядился?
Мрак поклонился, как кланяются старшему по возрасту:
-- Уезжаю.
-- Куда? -- встрепенулся Додон.
-- Руд и Медея уехали к себе,-- сказал Мрак,-- но Горный Волк, как
все говорят, готовит войско. И скоро ударит.
Лицо Додона искривилось. День начинается с плохих новостей. Хотя это
не новость, но слышать о ней все равно не хочется.
-- А ты при чем?
-- Поеду посмотрю,-- ответил Мрак.-- Может быть, что-то сделаю.
Он кивнул, повернулся и вышел. Спиной чувствовал обалделые взгляды
четверых, а когда перешагнул порог, то добавились и взгляды стражей и
сенных бояр. Бес с ними, подумал он хмуро. Только вот Светлана!
В груди нарастала злая боль. И он знал с пугающей ясностью, что
теперь от нее не избавится.
Он скакал по горной дороге, пока впереди в дерево с сочным чмоканьем
не вонзилась стрела. В расщепе трепетало белое перо. Он придержал коня,
выдернул стрелу, осмотрел.
Кусты раздвинулись, вышел молодой парень в драной одежде. Был он худ,
костист, но улыбался:
-- Я помню тебя, лохматый. Но ведь Гонта сказал, что вы квиты? И
чтобы больше не попадался на пути?
-- Мало ли что говорится спьяну,-- бросил Мрак небрежно. Он слез с
коня, взял повод.-- Пойдем, у меня есть к нему разговор.
Разбойник покачал головой, но без спора повернулся, исчез в зарослях.
Мрак уверенно вломился следом. Там был едва заметный след, почти незримый
для человека, но не волка. Мрак почти видел сквозь толщу кустов и
проводника, и дальнюю каменную стену, покрытую трещинами, разломами, где
есть вход в пещеру, сейчас открытый настежь.
Возле костра сидел лишь один, лениво наблюдал за котлом с водой.
Огонек горел едва, ждать похлебки придется долго. Еще один равномерно
вжикал точильным камнем по лезвию меча, щупал ногтем, смачивал маслом в
тряпице. Проводник что-то крикнул, и когда Мрак продрался на поляну, из
пещеры выбрался на четвереньках Гонта.
Разогнулся, смотрел прищурившись на Мрака. Был он все так же
взъерошен, с голой грудью, диковат. Зубы оскалил в приветствии, но голос
звучал предостерегающе:
-- Что скажешь, лохматый?.. Мы уже не грабим Хозяйку, как и
договорились, хотя отступного дает все же маловато. Чего тебе еще?
-- Был у тебя Ховрах? -- спросил Мрак.
Гонта зябко передернул плечами:
-- Еле отправили дальше. Чума это была на наши головы, а не Ховрах!
Все про какой-то подвал допытывался. Чуть не умер с расстройства, когда
узнал, что там ничего не осталось.
Мрак сел подле костра, бросил в огонь пару прутьев.
-- Но не умер?
-- Если бы не отвели в пещеру, где кое-что осталось от каравана с
артанским вином, то не знаю, не знаю...
Мрак забеспокоился:
-- А сейчас он не там?
Гонта с удивлением покрутил головой:
-- Верные у тебя люди! Он чуть не умер с горя, когда расставался с
нашими кувшинами... а мы награбили вина с разных караванов, столько у царя
нет, но все твердил о каком-то долге, о верности службе, об Отечестве и
жажде отдать всю кровь и все соки... Правда, когда уезжал, все
оглядывался. Ладно, я кое-как собрал людей, как ты просил. Но если не дашь
объяснение, которое бы меня устроило, то висеть тебе на ближайшем дереве,
несмотря на нашу старую дружбу. Мне пришлось уговаривать, упрашивать,
заманивать, обещать золотые горы. Здесь не только мои люди, а собрались и
другие отряды. А где твои золотые горы?
Мрак повел дланью в сторону стольного града:
-- Там.
-- Там меня ждет виселица или смерть в бою на потеху.
-- Ежели воровать по-мелкому,-- согласился Мрак.-- Крупный разбойник
сам ловит и бьет мелких, дабы добычу не перехватывали. И дичь не
вспугивали. У тебя есть случай! Вот ты в прошлый раз говорил, что царь --
тот же разбойник, тоже народ грабит. Это все дурь. На самом деле царь не
такой же разбойник, а самый крупный из разбойников. Он захватил все... ну,
сколько мог захватить. Остальные земли держат другие разбойники. И на этой
земле никого не грабит догола, а всех понемножку. Понемножку, зато --
всех! Всю страну. И у него не твои десяток молодцов, а огромная дружина.
Целое войско.
Его слушали с раскрытыми ртами. Мрак говорил веско, медленно роняя
слова, словно вбивал колья. Гонта спросил непонимающе:
-- А как мы можем... стать крупнее?
-- Сейчас наш большой разбойник дрожит как осиновый лист на ветру.
Его вот-вот задавят соседи-разбойники. Горный Волк изготовился к прыжку!
Опоры нет. Но вы могли бы стать этой опорой! В случае победы ты стал бы,
скажем, правой рукой Додона. Вон того кудрявого поставил бы заведовать
всеми царскими конюшнями, раз коней так любит... Всем бы твоим людям
нашлись теплые и сытные места. И грабить бы не надо вот так, самолично.
Этим занимались бы для тебя сборщики налогов.
Гонта долго слушал, хмыкал, подбрасывал веточки в костер. Вода
наконец закипела, туда бросили почищенную рыбу. Один из разбойников подсел
ближе, лениво сгребал ложкой на длинной ручке пену.
-- Ты меня не убедил,-- сказал Гонта.-- Хотя и говоришь... здорово.
Но я берусь помочь. Не ради денег или теплого места при дворце.
-- А почему?
-- Есть у меня счет к Волку.
Мрак покачал головой:
-- Это с того поединка?
-- У меня там погибли двое,-- отрезал Гонта зло.-- Это были славные
парни. Их кровь на Волке. Так что помогу, чем смогу. Мы живем разбоем, но
честь нам дорога. И ради сладкой мести можем пройти мимо тугой калитки.
Мрак поднялся:
-- Хотел бы отведать вашей ухи, но надо заскочить еще в одно
местечко. Оттуда пришлю гонца.
Злость в глазах Гонты медленно уступила место веселому любопытству:
-- К поляницам?
-- Угадал.
-- Хотел бы с тобой... да побаиваюсь. Говорят, мужиков привязывают к
диким коням и отпускают. Чем так пришелся по ндраву? Не думаешь, что этого
Ховраха уже разметали по степи дикие кони?
Конь подбежал, услышав свист. Мрак признался:
-- Честно говоря, побаиваюсь. Чутье говорит, что все утрясется, но ум
кричит, что Ховраха уже вороны клюют.
Он вскоил в седло. Гонта крикнул вдогонку:
-- А ты на чьей стороне?
-- Я вообще в стороне,-- ответил Мрак.
Горечи в его голосе было достаточно, чтобы заполнить ущелье средних
размеров.
В старину земля была настолько жирной, что из нее можно было
выдавливать масло. Но прошли века, теперь под копытами его коня гремела
сухая как высохшая черепица земля, вздымалась удушливая желтая пыль.
Дорога постепенно опускалась, горы уходили в стороны. Наконец они
выпустили Мрака, оставшись позади, а впереди разом раскрылась ровная как
выструганный стол степь. Ни единого бугорка, только сухая трава, а сверху
необъятный синий купол с раскаленным до оранжевого цвета слитком металла.
Мрак чувствовал сухой жар, как в кузнице, что разом обрушился сверху
на голову и плечи, прогрел, разогнал кровь, выжег сырь и недобрый туман
гор.
Земля гремела под копытами. Иногда проскакивали мимо зеленых
островков, трава там тянулась на версты, даже кусты стояли плотные как
щетина на спине вепря, явно там пробился наверх ключ, но чаще трава была
жесткая, низкая, а земля сухая и твердая.
Едва из-за виднокрая показались кончики шатров, как заклубилась в
двух местах пыль, а в ней различил крохотные искорки. Конь охотно перешел
с галопа на рысь, а затем и на тихую грунь. От него тоже шел сухой жар, а
влажная кожа высыхала раньше, чем взмокала.
С двух сторон к нему неслись поляницы. Прокаленные солнцем, в
звериных шкурах, но с голыми руками и ногами, обнаженной левой грудью,
лица дикие, рассерженные. Заранее готовые дать отпор мужицким шуткам,
наглым взорам.
Мрак остановил коня, вскинул ладони над головой и помахал. Женщины
все еще сжимали в руках короткие дротики. Глаза смотрели подозрительно.
-- Я к Медее,-- крикнул Мрак.
-- Кто таков? -- крикнула одна женщина.
Вторая заехала чуть сбоку, дротик угрожающе смотрел Мраку в бок.
-- Ее друг.
-- У нашей царицы нет друзей!
-- А вот тут вы неправы, лапочки,-- сказал Мрак ласково.-- Есть. И я
не единственный.
На него смотрели зло, подозрительно, но с замешательством. Слишком
уверенно говорит, а глаза смеются.
Первая женщина люто скрипнула зубами:
-- Ты должен умереть!
-- Только в твоих объятиях,-- согласился Мрак.-- Вон ты какая
хрупкая, кости как у птички...
Он тронул поводья, и поляницы невольно развернули коней. Первая
покосилась на свои руки, длинные и сильные, широкие в кости, вспыхнула от
ярости, насмехается волосатый, затем перевела взгляд на его руки,
прикусила губу. А может и не насмехается. Его руки вдвое толще, кости
шире, а сам так громаден и дик, что в самом деле рядом с ним сама
хрупкость и беззащитность...
Она выпрямилась, только теперь замечая, что левая грудь обнажена. И
что ее касается не только лучи солнца и порывы ветерка, но и мужской
взгляд. Особый взгляд, который ни с чем не спутаешь.
Вторая выпрямилась, отчего грудь, что вызывающе смотрела кончиком
стрелы прямо перед собой, теперь даже приподнялась, будто стрелу
готовилась выпустить по низкому облачку. Конь под нею горячился, часто
перебирал ногами, всхрапывал, громко прядал ушами, будто щелкал кнутом.
Шатер быстро приближался. Уже видны были костры, крытые телеги,
множество коней, что в сторонке обдирали пышный куст. Поляницы к удивлению
Мрака, собравшись вокруг костров, по большей части чинили одежду, шили
новую, нанизывали на нитки бусы, пели негромкие и почему-то печальные
песни.
Трое поднялись с копьями в руках, одна побежала к шатру царицы.
Длинные ноги красиво месили сухой степной воздух, полный запахов полыни и
ковыля.
Мрак невесело скалил зубы. Не от хорошей жизни девки живут врозь от
мужиков. А все рассказы про гордую степную жизнь, вольницу и героику --
блажь. Не бабье дело скакать на горячем коне, метать стрелы в живого
человека, а то и рубить его острым металлом. Но сказать такое вслух --
голову потерять. Женщины правду любят еще меньше царей. Им нужно
поддакивать да похваливать.
Медея не появилась, но вышла поляница, жестом пригласила войти. Даже
полог придержала, так что сразу не прибьют. Да и женское любопытство не
позволит вот так круто в лоб, чтобы уши отвалились.
Медея возлежала на низком ложе. Судя по разворошенному узлу с
одеждой, она перед гостем-мужчиной все же переоделась. А то и просто
оделась. Так что он опять не увидит как выглядела бы в облике простой
поляницы с коротким подолом и обнаженной левой грудью. А посмотреть, как
он помнил, есть на что.
-- Что уставился? -- спросила она подозрительно. Опустила глаза на
свою могучую грудь, свитер не скрывал пышные формы, стряхнула невидимую
пылинку.-- Как я слышала, ты отыскал царя.
Глава 29
Мрак ногой придвинул скамейку и, не спуская с Медеи взгляда, сел
напротив. Хрюндя тяжело соскочила на скамью, подумала неспешно, спрыгнула
на землю, осторожно пошла обследовать углы шатра.
-- К добру ли отыскал,-- ответил Мрак невесело,-- не знаю. Ты
слышала, что стряслось во дворе?
-- Немного,-- ответила она, но по безразличному тону понял, что
царица знает больше, чем видел он сам.-- Что-то не выглядишь счастливым.
-- Счастливым?
-- Ты ведь жених,-- напомнила Медея.
-- Да,-- сказал Мрак. Сам почувствовал, что голос у него
недоумевающий и растерянный,-- но я представлял это иначе.
В глазах Медеи промелькнуло нечто напоминающее жалость. Словно видела
могучего кузнеца, ковавшего тяжелые мечи, который взялся на своей
массивной наковальне тем же молотом быстро перековать гребень для волос в
филигранные серьги.
-- Что будешь есть? -- спросила она со вздохом.
-- Я ем все, что бегает, летает, ползает и плавает.
-- Это хорошо,-- сказала Медея непонятно.-- Ешь вперед, пока можешь.
В шатер начали вносить еду, и Мрак ощутил, что с утра во рту маковой
росинки не было. В животе радостно взвыло, завозилось, подготовливая
емкости.
Приоткрыв полог, женские руки опустили на пол большой пузатый кувшин.
Мрак придвинулся ближе. Медея понимающе улыбнулась. В тени жарко и пыльно,
и если горло не промочить, то потрескается как высохшая глина на солнце.
-- С чем на этот раз? -- спросила она.
-- Да просто на тебя пришел посмотреть,-- ответил Мрак с набитым
ртом.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг