быстро... Лишь только скинул бы веревку.
Она чуть повернула голову, Мрак увидел бледную улыбку на бескровных
губах.
-- Его нет в долине, доблестный Мрак. Но в любом случае ты должен
опасаться не только царя, но еще больше -- Горного Волка.
-- Этого Волка Ущелий? -- воскликнул Ховрах.-- Да, с тем зверюкой
лучше не сталкиваться. Он побеждает всех.
Мрак проворчал:
-- На всякую силу находится другая сила.
Женщина долго молчала. Мраку показалось, что она забыла про них.
Наконец тихим голосом, похожим на легкое дуновение ветра, произнесла:
-- Горного Волка тебе не победить.
-- Возможно,-- согласился Мрак.-- А возможно и нет.
Она покачала головой:
-- Его вообще убить невозможно.
-- Ну?
-- Поверь, чузежемец.
Мрак проворчал:
-- Все-таки поверить не берусь. Говорят, даже боги умирают.
-- Горный Волк не бог, но умереть ему не дано.
Что-то странное в словах женщины заставило его спросить настороженно:
-- Почему? Умирают все.
Она с усилием повернулась от окна. Отчаяние в ее глазах было
невыносимым. Но Мрак увидел как к отчаянию добавилась еще и горечь.
Мертвым как вьюга голосом сказала медленно:
-- Горному Волку повезло... Неслыханно! Однажды, это было лет десять
тому, сам Маржель забрел в одинокое жилище его матери. Он бродил по землям
и народам, воспевал подвиги, смерть в бою, голодал и мерз как все
смертные. И когда бедная женщина накормила и напоила, выставив на стол
все, что было в доме, к тому же зарезала для гостя единственную в
хозяйстве курицу, Маржель растрогался и спросил, что бы она больше всего
хотела узнать.
-- Догадываюсь,-- кивнул Мрак.-- Мать есть мать.
-- Да. Мать сразу же спросила, где сейчас ее сын. Маржель ответил,
что в долине, где граница между Артанией и Славией. Мать робко спросила,
что сын делает, и Маржель ответил, что бьется один с тремя противниками.
Мать в ужасе воскликнула, не скажет ли гость, сколько ее любимому сыну
осталось жить такой жизни... И Маржель, посмотрев в огонь, увидел, что
соратники Горного Волка уже пали, он окружен врагами, а сзади
подкрадываются с длинными копьями... И он честно ответил матери, что ее
сыну отпущено столько же времени, как вон той догорающей головне в очаге.
Она замолчала, посмотрела прямо на Мрака. Тот пожал плечами:
-- Признаюсь, не знаю, как поступила. Зарыдала? Начала рвать на себе
волосы? Порвала одежды в знак скорби? Бросилась в ноги Перуну? То бишь,
Маржелю?
-- Нет,-- ответила женщина.-- Она бросилась к очагу и голыми руками
выгребла из россыпи углей догорающую головешку.
Мрак задержал дыхание. Он словно ощутил в воздухе запах горящего
человеческого мяса, когда руки матери выгребали из раскаленных углей, где
плавится даже металл, крохотный кусочек дерева.
-- Понятно,-- сказал он с благоговением.-- Только руки матери...
Только ее любовь! Да, я знаю, слово богов нерушимо. Даже другие боги не
могут его изменить или нарушить. Так что Горный Волк может за себя не
страшиться?
-- Он и раньше не страшился. Хотя, конечно, теперь очень гордится
своей неуязвимостью, но приписывает своему воинскому умению. Которое,
правда, в самом деле велико.
Мрак хмурил брови, кряхтел. Предположил с неловкостью:
-- Горный Волк -- подлая тварь... но не могу же прийти к старой
женщине, сказать: отдай ту головешку, я спалю ее вместе с твоим сыном!
-- Ты не можешь,-- согласилась ведунья,-- но другие...
-- Что? Уже приходили?
-- Никто на свете, кроме меня, не знает о таком пророчестве. Кроме
меня, матери и самого Маржеля. Но любовь матери безмерна. Она все равно
страшилась, что когда-то секрет ее сына раскроется. И тогда кто-то из
врагов явится за головней. Однажды ночью она переоделась простолюдинкой,
прокралась к выходу из города. С тех пор ее никто не видел. Нищенкой ли
скитается, отшельницей ли живет в лесу -- кто знает? Горный Волк счастлив
своими кровавыми победами, а мать счастлива, что попрежнему может
заботиться о своем ребенке, оберегать его. Для матери это самое важное,
чтобы ее дите уцелело. А каким бы не был для других чудовищем, но для
матери всегда останется тем крохотным розовым младенцем, который пачкал
белье, и тем карапузом, что со счастливым смехом бегал за бабочками...
А Ховрах закончил похлебку, выскреб котелок, с сожалением заглянул
вовнутрь:
-- Хорошо готовишь. Только твоя сестра может с тобой в этом
потягаться. Да и то, не знаю, не знаю...
-- Брунька? -- спросила женщина с бледной усмешкой.-- Ты и у нее
побывал? Ну, Ховрах...
-- Чудесная женщина,-- сказал Ховрах быстро.-- Тоже почему-то в
одиночестве. Я не один предлагал ей пойти замуж. Отказывается! Сидит как
сыч вдали от людей. Почему? Такая красивая!
-- Колдуны редко встречаются.-- сказала она,-- Почти не дружат. Друг
на друге не женятся... А жаль. Могли бы родиться удивительные дети.
-- Почему не женятся?
-- Спор из-за пересоленного супа может вызвать грозу, поджечь лес,
уничтожить посевы... У колдунов обычно горячий нрав, иначе не стать
колдунами. Так что им лучше жить в одиночестве.
Ховрах задумчиво поскреб голову:
-- Да, на такой лучше не жениться.
-- Чародейство,-- сказала женщина тихо,-- это как огонь. Люди
научились им пользоваться, не понимая его природы. Да и сейчас не
понимаем. Так и с чарами. К чародею нужно относиться с почтением, как к
человеку, у которого в руке пылающий факел. И тот и другой могут принести
как вред, так и пользу. Но только сумасшедший бросится наносить вред ни с
того, ни с сего!
Ховрах еще раз заглянул в котелок, поднялся с великой неохотой:
-- Ага, а если колдун в самом деле сумасшедший? Такое может быть?
-- Может.
-- А бывают?
-- Да. За все время я слышало про одного. Нет, даже про двух.
-- Ого!
-- А сколько сумасшедших среди простых людей? Разве меньше?
Ховрах обиделся:
-- Погляди на нас! Разве не видно, что таких как листьев в лесу?
Глава 19
Когда покинули ведунью, а дольше засиживаться у страдающей женщины
было бы недостойно, Ховрах сказал довольно:
-- Видишь, что значит корчма? Там все узнать можно.
У Мрака перед глазами все еще стояло измученное лицо. Он оглянулся,
избушка едва виделась, но ему почудилось бледное пятно в единственном
окошке.
-- Как же будешь искать царя дальше?
-- А в корчме,-- объяснил Ховрах.-- Туда сносят все слухи.
-- Ладно,-- сказал Мрак,-- ежели я больше не нужен для жертвы, то я
пошел. Прощай!
-- Береги жабу,-- напомнил Ховрах.
-- Что вы все о жабе? Хоть кто бы сказал: береги себя.
Он круто свернул и побежал вниз, прыгая по камням. Вскоре спустился в
долину и пошел по выбитой конскими копытами дороге.
Слабое осеннее солнце доставало до земли жиденькими лучами, и он
выудил жабу из мешка, посадил на плечо. Жаба благодарно сопела в ухо, за
шерсть безрукавки держалась цепко.
Он все еще вспоминал, понурившись, отчаянные глаза ведуньи, когда
услышал конский топот. Не оглядываясь, уже по стуку копыт видел, что
догоняет его конь с легкими сухими ногами, не могучий и не шибко
выносливый, но очень быстрый, стремительный, весь словно выточенный из
дерева, без капли жира, перевитый сухими мышцами и жилами. А всадник не
велик и не грузен, иначе копыта стучали бы реже и глуше.
Он многое еще мог бы сказать как о коне, так и о всаднике, любой
опытный охотник расскажет, но остальное неважно, а важно лишь то, зачем
всадник догоняет и почему не замедляет стремительный галоп!
Солнце светило сбоку, он мог бы попытаться и по тени, но не успевает,
это не драка с толстым мужиком, здесь все на скорости, точности... и он,
собрав все мышцы, внезапно пригнулся, вы
бросил вверх руку, ощутил удар, кисть ожгло болью, откинулся назад,
упершись ногами.
Рвануло сильно, но устоял, а на дороге впереди с силой ударилось
оземь загорелое тело, подпрыгнуло и покатилось по твердой земле. Конь
пронесся дальше, вздымая пыль. замедлил бег, оглянулся, сошел на обочину и
принялся жевать траву.
Мрак, морщась, разматывал узкий ремешок. Тот обвился вокруг кисти,
резное кнутовище болталось у земли. Еще чуть, и плеть рассекла бы до
крови.
Жабу тоже сбросило толчком, она кувыркнулась в пыли, поднялась и
непонимающе смотрела на Мрака. Он поднял, сдул пыль, снова посадил на
плечо. Жаба теперь вцепилась всеми четырьмя, еще и прижалась пузом.
Всадник с трудом перевернулся на живот, приподнялся на четвереньки.
На Мрака зло и растерянно смотрела молодая женщина. Она была хороша,
распущенные волосы перехвачены узким обручем с камешком на лбу. Звериная
шкура, заменяющая платье, из двух частей, оставила голым живот, руки, а
также левую грудь -- небольшую, коричневую от солнца. На поясе болтался
небольшой нож в ножнах, но меч и лук, как заметил Мрак, остались
притороченными к мешку позади.
Мрак с любопытством наблюдал как она передумала встать, просто села в
пыли посреди дороги. На плече, локте и вдоль бедра тянулись кровавые
ссадины.
-- День добрый,-- поприветствовал Мрак.-- Как там внизу? Пыль теплая?
В светлых глазах женщины недоумение сменилось стыдом и унижением. Ее
пальцы ухватились за рукоять ножа, глаза отыскали лицо сбросившего с коня.
Он улыбался, темные как кора старого дуба глаза смеялись: если мало упасть
с коня, то давай, выхватывай то, что у тебя там есть.
Она поморщилась, чувствуя как кровь и сукровица проступили сквозь
облепившую ее пыль:
-- Ты кто?
Голос был злой, низкий, с волнующей хрипотцой. Мрак широко улыбнулся:
-- Мужчина.
Глаза женщины сверкнули ненавистью. Чужак оскорбил снова, и все с
улыбкой, что оскорбительнее слов. Даже оскорбительнее падения с коня. И
смотрит как смотрит мужчина на лежащую перед ним женщину!
Она наконец встала, слегка побледнела и чуть закусила губу. Пыль
покрывала половину лица. Глаза брезгливо смотрели на жабу.
-- И что ты хочешь теперь делать?
Мрак оскалил зубы:
-- С тобой?.. Ты шутишь! Возьми.
Он бросил ей плеть, повернулся и зашагал по дороге в лесу. Ненависть
в глазах женщины сменилась недоумением. Затем еще большей злостью и
унижением. Она без нужды поправила грудь, что смотрела поверх края волчьей
шкуры, пошла прихрамывая, следом, ее конь пасся впереди в сотне шагов.
Верный и чуткий, он не позволит приблизиться этому лохматому полузверю...
Мрак, проходя, похлопал коня по шее, обернулся, сказал сильным
звучным голосом, в котором насмешки было больше, чем гор в Куявии:
-- Здесь, как я погляжу, у тебя еще есть... ха-ха!.. лук со стрелами,
даже меч... Ты можешь попытаться и с ними.
Он хлопнул коня по крупу огромной как лопата ладонью, пошел дальше.
Даже по спине было видно, что продолжает смеяться.
Униженная, втоптанная в грязь, она дохромала до коня-предателя,
хлестнула плетью:
-- Тварь!.. Как ты мог?.. А если бы он тебя забрал себе?
Конь отбежал, пугливо косился огненным глазом. Ей стоило усилий его
поймать, он вздрагивал и всякий раз отбегал, не давая прикоснуться. А
ненавистный мужчина продолжал удаляться, но теперь видела как легко и
быстро несет свое крупное тело. В его движениях сквозила чуткость лесного
зверя. А то, с какой легкостью перехватил плеть и сдернул с коня, говорит
о многом. Как о его умелости в схватках, так и о многом еще.
Ободранное ребро жгло, пыль намокла и, высыхая под жгучим солнцем,
взялась корочкой. Рукоять легкого меча настойчиво покачивалась, напоминая
о себе, даже задевала пальцы, норовила юркнуть в ладонь. Так же точно
влезло вкрадчиво кнутовище, едва завидело впереди бредущего в пыли
мужчину...
Она видала как он чуть сбился с шага, пошел иначе, и с пугающей
ясностью поняла, что этот человек, не оглядываясь, угадывает что она
делает, и сам соразмеряет свои движения. Если она замахнется мечом, то он
уже готовится то ли скакнуть в сторону, то ли нырнуть под брюхо ее коня и
одним движением перерезать ему жилы... Он уже знает, что она сделает. К
тому же он снял с плеча чудовищную жабу, наверное, талисман, спрятал в
котомку. Он готов!
Ее пальцы отпрыгнули от меча, словно тот лежал в огне. Осторожно
пустила коня по другой стороне дороги:
-- Эй, ты кто?
Он чуть скосил в ее сторону насмешливые глаза:
-- Глухих дважды к обеду не зовут.
Она сказала, снова сердясь:
-- Это за версту видно, что ты -- всего-навсего мужчина!.. Я спросила
имя!
-- Меня зовут Мрак,-- ответил он хладнокровно,-- а тебя?
Она поколебалась, велика честь для мужчины задавать ей вопросы, потом
вспомнила как спорхнула с коня, бросила зло:
-- Ты идешь по нашей земле, Мрак!
-- Эх, Мара... Зачем ты такая сердитая?
Она поперхнулась на полуслове. Брови взлетели до середины лба:
-- Откуда знаешь, что меня зовут Марой?
-- Разве не сказала? Гм... Ты не сильно ушиблась?
-- Нисколько,-- прорычала она, ибо в этот момент как раз войлочный
край попоны царапнул по раненому бедру.-- Кто ты и что ты такое?
Он шел, глядя вперед на приближающийся лес, но Мара видела по его
лицу, что краем глаза он цепко держит ее в поле зрения, как и ее руки. Это
был едва ли не первый из мужчин, который не пялился на ее грудь.
-- Это можно спросить и у тебя,-- сказал он медленно, насмешка все
еще не покидала его ненавистный голос.-- Ведь поляницы, как я слыхивал, по
эту сторону реки не переходят. Что вас сюда перегнало? Саранча напала?
Она скрипнула зубами. Пальцы снова задергались возле рукояти меча:
-- У нас договор был с царем. Теперь его нет. Мы вольны поступать,
как хотим!
Мрак кивнул, голос был чересчур серьезным и глубокомысленным, чтобы
снова не заподозрила насмешки:
-- Ну, тогда конечно... Когда у соседа пожар, то хватай у него все,
что сможешь. Но не жалуйся, если воткнет нож в спину, когда будешь обеими
руками нести награбленное.
Она спросила резко:
-- Ты мне не ответил! Кто ты и что ищешь?
Он чуть повернул к ней лицо:
-- Ого! Разговариваешь так, словно имеешь право спрашивать, а у меня
право только сопеть в две дырочки да отвечать по твоему окрику.
-- Я имею,-- сказала она угрожающе.
-- Да? Что же тебе дает это право?
-- Это,-- ответила она надменно. Ее маленькая ладонь легла на рукоять
меча.
Он шел, глядя на вырастающую стену леса. От деревьев уже тянуло
прохладой. Ответил не сразу, но насмешка из голоса исчезла:
-- Да?
Она стиснула рукоять так, что косточки побелели на пальцах.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг