Мрак тихонько отступил. Если и опасны, то все равно рука не
поднимется драться с женщинами. Да еще вот так: выскочив внезапно,
перепугав досмерти. Они же пустят лужи от страха, а ему будет скользко и
горячо...
Всего через полдюжины шагов уловил знакомый запах женских притираний.
Пока протискивался в узком ходе, нос уже нарисовал тесную палату, тусклый
светильник, смутно проступили тела двух женщин... Он прислушался, уловил
ровное дыхание, а пальцы уже бесшумно вытащили глыбу.
Навстречу волной ударил жаркий воздух, настоянный на ароматах
душистых масел, догорающего светильника, и запахах двух женских тел,
распаренных, истекающих призывными ароматами.
То ли народ раньше был мельче, то ли все были оборотнями, но пришлось
обернуться волком, только так протащил свой зад в узкий проход.
В тесной комнате был полумрак. У ложа на шкуре снежно белого пардуса
лежала могучего сложения поляница, даже во сне сжимала кривой меч. Ее
острые груди вызывающе смотрели в потолок, но глаза Мрака прикипели к
ложу.
Там раскинулась самая роскошная женщина, которую могло измыслить
мужское воображение. Полная, сочная, белокожая, с огромной грудью и
широкими вздутыми ягодицами, она лежала, бесстыдно раскинувшись в полной
безопасной наготе. Нежное лицо, сочный рот, румяные щеки, длинные черные
волосы, что привычно разметались по подушке...
Мрак сглотнул ком в горле. Медея, царица поляниц, во сне не выглядела
грозной воительницей. Напротив, сейчас это была женщина, созданная для
мужских восторгов.
На трясущихся ногах он отступил в угол, оборотился в человека. На
этот раз боль от превращения была острой, едва не вскрикнул. Понял, что в
таком состоянии оборачиваться рискованно, но уже шагнул к ложу, осторожно
обходя поляницу.
На шее Медеи поблескивал золотыми нитями тонкий шнурок. Сама золотая
скрынька, не большее наконечника для стрелы, выглядывала краешком, зажатая
белоснежными молочными горами. Мрак. чувствуя как пересохло в горле, уже
не стыдясь наготы, дрожащими пальцами поддел шнурок, потащил. Скрынька
выдвинулась чуть, но дальше цепочка натянулась туго, а Медея во сне
капризно надула губы, что-то пробурчала.
Мрак замер, выждал. Воздух был спертый, жаркий, пропитанный
благовониями, душистыми травами, ароматными смолами. По спине побежала
горячая струйка пота. На лбу собрались крупные капли. Если какая сорвется
на белое нежное тело Медеи, та проснется с криком, обожженная!
Снова зацепил пальцем, а другой рукой, что тряслась как у больного,
прикоснулся к груди, попробовал высвободить скрыньку, прошептал в
отчаянии:
-- Боги, дайте мне стойкости... Никогда раньше не просил!
Наконец скрынька выскользнула, влажная и блестящая, а Мрак все еще
придерживал грудь царицы поляниц. С огромным трудом, ломая себе кости,
заставил отнять руку. Грудь колыхнулась и замерла, глядя нежным
ярко-розовым бутоном в низкий свод.
-- Боги, укрепите меня еще чуть-чуть...
Скрыньку так трясло на ладони, что Мрак задержал дыхание, боясь
уронить. Перервать такой шнурок нечего и думать, проще разорвать бронзовую
цепь со звеньями с кулак, и Мрак осторожно снял с пояса поляницы нож. Та
лишь хрюкнула в богатырском сне, ее пальцы пощупали рукоять меча. Мрак
перехватил острым лезвием шнурок, отступил со скрынькой на ладони.
Его трясло, перед глазами был красный туман. В голове бухали молоты.
Сердце могучими ударами разламывало грудь, а в чреслах творилось такое,
что Мрак поспешно бросил скрыньку в темную дыру, сдуру попробовал пролезть
следом, но на этот раз едва просунул голову: разбух так, что полстены
пришлось бы снести -- сцепил зубы и переждал острую боль превращения в
волка, протиснулся, снова превратился в человека, уже не помня себя
кое-как поставил камень на место, рухнул в беспамятстве.
Сколько так лежал, не помнил, но подземный холод кое-как отрезвил,
привел в чувство. Ноздри еще улавливали дразнящий запах двух женщин, но в
эту щель не протиснуться и волоску, запах слаб, и бороться с искушением
проще.
Все же он поспешно отполз, а потом заковылял прочь, спеша уйти от
соблазна снова увидеть царицу поляниц, услышать запах ее тела,
коснуться...
Но в ладони была зажата скрынька, и Мрак боялся разомкнуть пальцы.
Запах, что вырвется оттуда, все равно ударит, как дубиной в лоб.
Под утро Светлана слышала неясный шум. Из-за двери нестройными
волнами накатывали возбужденные голоса. Когда она в страхе приподнялась --
вот оно, пришло! -- волк зарычал, показал белые клыки. Он все еще лежал у
нее в ногах, ей было уютно, тепло и защищено.
Наконец дверь приоткрылась, в щель проскользнула Яна. Глаза ее были
выпучены как у совы, лицо красное.
-- Царевна!.. Царевна!..
Светлана спросила жалким от ужаса голосом:
-- Что случилось?
-- Царевна... Кто-то ночью убил семерых воинов Горного Волка!
-- Убил? -- переспросила она неверяще.-- Ты уверена, что убиты не
наши?
-- Царевна,-- оскорбилась служанка,-- да разве я не отличу людев от
зверюк?
Светлана смотрела непонимающе, оглядывала ее лицо, словно искала на
нем какие-то знаки:
-- Семерых? Ты сказала, семерых?..
-- Да! Там все залито кровью.
Еще не веря, она с помощью Яны быстро оделась. Волк остался дремать
на ее постели. Глаза он плотно зажмурил, а когда она поднялась на постели,
прикрытая одними волосами, он отвернул голову и накрыл глаза лапами. По
спине пробегала частая дрожь.
Далеко за дверью гремели яростные голоса. Светлана вышла из покоев,
на лице приклеена улыбка, спина прямая, но глаза тревожно обшаривали
предпокой. Пахнуло злостью, воздух пропитан ядом, ненавистью, и люди, что
держались группками, стояли спина к спине с обнаженным оружием в руках.
Горный Волк громыхал проклятиями, потрясал кулаками. Светлана
подарила ему обворожительную улыбку. Голосок был сладким и участливым:
-- Горный Волк... Горный Волк, что стряслось? Говорят, твои воины
поссорились, кому бросать кости первому?
-- И убили друг друга до смерти? -- спросил Горный Волк люто.
Светлана дерзко смотрела ему в глаза:
-- Но ты ведь говорил, что твои воины -- лучшие в мире!
-- Говорил,-- ощетинился Горный Волк.-- У меня в самом деле лучшие
люди!
-- Вот-вот. А уж с собой ты взял наверняка лучших из лучших. Верно? А
кто как не ты говорил, что у меня не осталось ни одного стоящего мужчины?
Горный Волк смотрел бешеными глазами, потом словно что-то проникло в
его звериный мозг. Он тряхнул головой.
-- Это верно. Я видел твоих стражей! У тебя их не больше десятка.
Сосунки, не знающие с какого конца браться за меч, дряхлые старики... да
пара беспробудных пьяниц.
Она сказала как можно более проникновенным голосом:
-- А ты считаешь только себя пригодным стать царем?
Это ударило его в лоб как обухом. Даже пошатнулся, в глазах появилось
понимание того, на что намекнула Светлана. Взревел страшно:
-- Анас!.. Ко мне!
Появился крупный воин, он заменял отрока, заглянул вождю в глаза.
-- Приказывай, повелитель.
Светлана отметила, что к Горный Волку уже обращаются как к царю, но
смолчала. Тот в состоянии раздавить ее двумя пальцами, а помешать некому.
-- Проверь... сейчас же проверь всех людей Руда и Медеи. Все ли у них
целы, кто ранен, кто исчез. Наши люди не могли погибнуть, не перебив вдвое
больше!
Анас не успел поклониться, как ниже по лестнице прогремел медвежий
рев Руда:
-- Кто посмеет проверять моих воинов, тот не увидит заката!
Он с руганью вытащил огромный топор, а его воины, похожие на медведей
и кабанов разом, выставили перед собой копья, а топоры перехватили удобнее
для боя в тесном помещении.
Горный Волк нехорошо улыбнулся:
-- Ты -- труп!
Он потащил из-за спины длинный меч. Его люди тоже стояли за ним
расширяющимся клином. В их руках недобро блестели мечи и копья.
Руд сделал шаг навстречу, и тут вперед метнулся высокий волхв Руда.
Он раскинул руки, закричал таким мощным голосом, что затрепетало пламя
дальних светильников:
-- Остановитесь!.. Пусть Горный Волк проверит всех наших воинов. Он
поневоле скажет, что был неправ. А Руд, если чувствует себя оскорбленным,
вправе потребовать мзду за обиду. Так?
Горный Волк смотрел подозрительно:
-- Какую мзду?
Руд, не опуская топора, прорычал:
-- Если мои воины все на месте...
-- И не ранены,-- прервал Горный Волк.-- И оружие не в свежих
зазубринах...
-- Согласен,-- прервал в свою очередь Руд.-- Смотри. Но если
убедишься, что не мы убивали, то отдашь мне свой меч!
Горный Волк невольно опустил взгляд на великолепный меч в своих
руках. Длинный и с узким лезвием из черного булата, он рассыпал лиловые
искры, при свете луны на металле выступали колдовские знаки, а под солнцем
исчезали, рукоять из сплава меди, серебра и олова, в ней победно горят
кроваво-красные камни.
-- Согласен,-- выдавил он с неохотой.-- Царский трон стоит даже
такого меча.
Руд кивнул своим людям:
-- Отведите в наши покои. Пусть увидит всех.
Все это время Светлана стояла в сторонке, лицо было грустное: она-де
хозяйка плохо принимает гостей, раз те чем-то недовольны, но в душе
кувыркалась через голову, ходила на ушах, визжала и подпрыгивала почище
Кузи. Горный Волк посмотрел безумными глазами. Белки налились кровью как у
разъяренного быка. Ей показалось, что он хочет что-то сказать, но лишь
скрипнул зубами и ушел вслед за Рудом, махнув рукой.
Светлана, изо всех сил сохраняя лицо скорбным, пошла в сопровождении
служанок вниз, к Золотой Палате. Служанки засуетились, ибо поверхом ниже
слышались раскаты громового голоса Руцкаря Боевого Сокола.
Он в самом деле был красив, широк в плечах, громогласен, налит
здоровой силой. Когда Светлана спустилась по лестнице, Руцкарь, выпучив
глаза, орал на Ховраха, а тот стоял с потерянным видом, смотрел в пол и
что-то невидимое растирал подошвой.
-- Что стряслось? -- спросила поморщившись, и хотела идти дальше, но
взгляд зацепился за потемневший край рубахи Ховраха. Там была засохшая
кровь.
-- Он опять опоздал! -- ответил Руцкарь яростно.-- А Сипану пришлось
стоять на страже всю ночь и за него. И вообще вид у него, будто из болота
вылез! Не брит, не стрижен и на ушах висит!.. Сапоги в дерьме... а сапоги
надо чистить еще с вечера, а утром одевать на чистую голову! Отвечай,
когда к тебе разговаривают!.. Молчать, если говорит воевода!.. Вывести бы
тебя в чисто поле, поставить лицом к стене да зарубить к бесовой матери!
Твое разгильдяйство уже привело к гибели человеческих жертв!.. Правда, это
люди Горного Волка, но если бы наши? Молчать, когда тебя спрашивают!
Светлана спросила участливо, глаза все еще не отрывались от кровавого
пятна на рубахе Ховраха:
-- Ты ранен?
Ховрах помотал головой. Видя, что все равно ждут ответа, отвернул
голову в сторону, чтобы не свалить нежную царевну запахом:
-- Не.
-- А был ранен?
-- Не,-- ответил Ховрах еще энергичнее.
Воевода рявкнул:
-- Этот? Единственная рана у него была, когда он сломал палец,
ковыряясь в носу!.. Но крику было на все поле.
-- Ну ладно,-- ответила Светлана задумчиво. Она еще скользнула
взглядом по темным пятнам. Вчера их вроде бы не было. Впрочем, этот
ленивый страж мог перепачкаться кровью, когда на кухне воровал мясо.
Глава 13
Светлана то ликовала, то тряслась как заяц. До обеда слышался
раздраженный крик Волка, однако и мощный рев Руда сотрясал стены как
порывы урагана. За Рудом всюду следовали два-три быкообразных воина. Их
маленькие глазки предупреждали Горного Волка, что им наплевать на честный
бой. Они всадят копья в бока, ударят в спину, если их вождь будет в
опасности.
Все люди Руда к злости Горного Волка оказались целы и невредимы. Он
придирчиво проверил их оружие, вплоть до поясных ножей, но уже видел, что
искать ночного противника надо в другом месте. Пришлось отдать меч, но
злобу затаил. Когда сядет на трон, Руд вернет не только меч, но и своих
жен, дочерей, а также земли и всех людей, сам же станет мишенью для
неопытных стрелков.
Не легче пришлось Медее: ее тоже обвинили, что это ее девки, не в
силах победить в честном бою, режут настоящих мужчин по ночам. Даже Руд
намекнул, что на такое ночное действо больше способны звери, а всякому
известно, что женщина и есть зверь, только говорящий. Медея вспылила: не
все те мужчины, кто носит портки. Ее поляницы выстоят против неуклюжего
мужичья, возомнившего себя воинами. Кто сомневается -- пусть проверит.
Голик и Кажан как-то сумели остановить пролитие крови, но от их
посредничества Светлана лишь ощутила смутную досаду.
Все же пир на другой день не шел, а ссоры вспыхивали с утра и до
позднего вечера. По всем коридорам и поверхам стояли вооруженные стражи
Волка и Руда. Поблизости обычно находились поляницы. Все подозрительно
присматривались друг к другу, ловили каждое оброненное слово.
Рогдай, измученный и с темными мешками под глазами, поздно вечером
пришел к Светлане. Поклонился с порога, молча напоминая, что считает ее
царевной, а уж своей племянницей потом, дождался ее кивка, лишь потом
подошел, сел рядом, обнял за плечи:
-- Крепись, малышка.
Светлана прижалась к нему, такому большому и крепкому, несмотря на
возраст. По телу пробежала дрожь. Хотелось зарыться в его роскошную седую
бороду, сверкающую как горные снега, чистую и огромную, втянуть лапки и
пересидеть бурю. Голос ее был жалобный:
-- Дядя, а что на самом деле?
-- Если бы я знал.
Она с удивлением посмотрела в его усталое лицо:
-- Если это не они передрались, то я уж думала, это ты... или кто-то
из твоих людей.
Он ответил с горечью:
-- А они есть? Додон удалил от себя как умелых воевод, так и героев.
Медея верно сказала, что не всяк мужчина, кто носит портки. Рыба гниет с
головы, моя радость.
Бережно гладил ее по голове, и она ощутила в этом жесте полную
беспомощность старого воеводы. Раньше всегда учил как держать спину
прямой, взор надменным, слабости не выказывать даже перед служанками, а
сейчас молча признается, что сделать ничего нельзя.
-- Я сняла ночную стражу,-- сказала она, вздохнув.-- Пусть спят все.
-- Зачем? -- вскинул он брови.
-- Все равно мы не хозяева в своем дворце.
Он нахмурил брови:
-- Гм... но бездельничать тоже ни к чему. Воины должны всегда быть
при деле. Ладно, завтра проверю оружие. Всыплю, у кого топор не остер,
шелом не блестит, ремни перетерлись... Отдыхай, моя радость. В тебе больше
силы, чем в Додоне. В вижу как в тебе проступает кровь Громослава, мягкого
снаружи, но со слитком небесного железа внутри! Я люблю тебя.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг