смелостью, необычностью инженерных решений, открытий, но главным для
Мавродина оставалась рациональная сущность, элементарная подлинность
сделанного. И тем не менее Авилову всегда было интересно беседовать с
Леонидом Христофоровнчем, ибо его рационализм обострял мысли и чувства,
побуждал к поискам, но чаще всего помогал познать реальность, истину.
- Я слышал, один наш именитый писатель, - начал Авилов, - считает:
эмоции всех людей не исчезают бесследно, даже когда они иссякают и человек
успокаивается... Все вместе эмоции людей образуют как бы огромное биополе
планеты... Как вы его объясните или опровергнете?
Мавродин поднял голову и стал слушать внимательно, хотя еще и не
понимая, к чему конкретному может привести подобный новый виток
рассуждений Вадима Сергеевича.
- И еще, - продолжал Авилов, - не помню уже кто написал. Вещь считается
фантастической, но сейчас, после того, что помогла мне увидеть казуаль, я
верю и в подобную гипотезу.
- О чем вы, Вадим Сергеевич? Простите, не понял. Какое все это имеет
отношение к тому, что нам нужно просто... построить вновь дворец.
Авилов будто и не слышал этой простой отрезвляющей мысли своего
коллеги.
- О том, что все ваши слова не пропадают, они как бы консервируются в
атмосфере... или в порах растений и до поры до времени могут там
сохраняться, пока люди не изобретут что-то волшебно сильное... может быть,
какой-то прибор, аппарат, который может вычитывать, Выделять из
тысячелетнего скопления слов целые фразы, диалоги, и люди много узнают.
- Это какая-то мистика... - постарался спокойно скорректировать
разговор Мавродин. - А я говорю о нашей конкретной заботе - строить.
- Ну, знаете... еще недавно... на памяти... одного-двух поколений и
генетику, и кибернетику, и психологию считали... мистикой... А космос?
Освоение космоса?
- Простите, Вадим, - терпение Мавродина иссякало, - ну при чем тут все
эти размышления? Они столь далеки от проектов Радужного дворца, что смешно
говорить. Казуаль только отвлекает вас от дела. Все это вы говорите лишь с
одной целью - убедить меня в том, что можно увидеть несуществующее... Это
иллюзия!
- Если не будете верить - не увидите! - отрезал Авилов.
- Ну, допустим, - Мавродин улыбнулся, - новое платье короля, которое
никто не видит, я сумею разглядеть...
- "Нет. В этом так нельзя. Нужно или верить, или нет! - настаивал
Авилов. - Казуаль - это фантастическая реальность.
- Но ведь на амфоре, о которой вы упоминали, тоже плоскостное
изображение, откуда же вдруг появляется трехмерность? - напомнил Мавродин.
- На акварели также нет трехмерности... Как же мне в это верить?
Несколько сникший Авилов, который лишь с запальчивостью выстреливал
возражения, теперь принялся рассуждать спокойнее, увереннее.
- Художник, вложивший свои чувства, но не научившийся рисовать, это...
кубист, который на картинах, как в голографии, изображает вещи в трех
измерениях... Те древние художники сообщили рисункам и свои эмоции, но не
в виде красок, линий... Что-то здесь есть непознанное... пока, но то, что
люди со временем познают... Может быть, мы столкнулись с первым случаем? -
подвел итог Авилов. - Иллюзия и есть реальность!
Леонид Христофорович щелкал зажигалкой и никак не мог раскурить трубку,
меж тем он говорил:
- Вот вспомните о том, что в стереокино вам выдают очки с двумя разными
стекляшками, вернее, слюдой, но ведь вы через них смотрите на изображение,
снятое и проецируемое на экран специальной оптикой... и... кажется, с двух
пленок... не знаю. Может быть, ваша казуаль сразу что-то и вроде очков для
стереофильма, и оптики при съемках?
Авилов, почувствовав, что Леонид Христофорович в чем-то начинает
соглашаться с его суждениями, заговорил с воодушевлением:
- С помощью оптики мы приближаем к себе Луну, другие планеты,
приближаем настолько, что, кажется, их можно рукой достать... Может быть,
действительно можно, если додуматься, как-то воспользоваться оптической
скоростью и связью?.. Да-да! Не удивляйтесь. Со временем непременно это
откроют, в этом меня убедила казуаль. Оптическая ось... Отстранитесь от
традиционных привычных гипотез... мне представляется такая ось колеей, по
которой может мчаться поезд со скоростью человеческой мысли...
- Знаете, Вадим Сергеевич, эта ваша... находка от наших дел увела в мир
ненужных размышлений.
- Вы так думаете? - с вызовом спросил Авилов.
- Мне так кажется. - Мавродин был озадачен, он не знал, как умерить пыл
оппонента. - И пожалуйста, никому о ваших... м-м размышлениях не говорите.
- Подумают, что я сбрендил? - с улыбкой, с вызовом спросил Авилов. - Ну
и пусть... Циолковского также... некоторые считали... местным чудаком.
- Вы претендуете на роль открывателя в области сверхъестественных сил?
- Ни на какую роль я вовсе не претендую! Ни в одной области. - Авилов,
насупившись, заходил по кабинету. - Ну если человек увидел что-то...
необычное... И пока никто мне этого объяснить не может.
- Хорошо, хорошо, Вадим Сергеевич! - Мавродин стремился вразумить
друга. - Давайте здраво разберемся. Можно ли поверить, что с помощью самой
загадочной лупы есть возможность проникнуть... ну за изнанку картины и
попасть... в ту жизнь, которую она изображает?.. Подумайте... Это же...
простите, пустая мечта о Зазеркалье...
- Но мне кажется, Леонид, что здесь соединяется энергия накопленных
знаний о том, что представляла прошедшая жизнь... на картинке и сила
оптической оси... того, кто хочет сегодня в нее заглянуть... Если их
максимальная сила пересекается - возникает проникновение... Сила знаний и
энергия чувств. В этом я вижу основу, объяснение, почему для меня
возникает трехмерность рисунка.
- И этого может добиться каждый? - Мавродин хмыкнул. - Все члены
научного совета?
- Если накопят нужные знания и если напрягут свое желание познать то,
что за пределами картины... Это творческая энергия, которую пока не
измерить, ни вообще исследовать никому не удалось... Что и как творилось,
на какой энергии, напряжении работал Микеланджело или Лев Толстой...
академик Королев и Курчатов... или сегодняшние творцы. Здесь нужно
соединение медицины, психологии, физики, химии, всех наук.
- Ну зачем это вам, дорогой мой друг, архитектор-реставратор? Что это
дает вам конкретно? - вопрошал Мавродин.
- Если мы будем знать - можно будет управлять творческим процессом...
- Все логично, но неубедительно, - как можно спокойнее заключил Леонид
Христофорович, желая прекратить беседу.
- Убедят вас, может быть, проекты, которые я скоро закончу? - с
упрямством спросил Вадим Сергеевич.
- А как я обсчитаю их инженерную сторону? На основе чего?.. - Мавродин
бросил тяжелую гирю на чашу весов спора.
- Масштаба... На основе масштаба и соотнесенности частей здания. Ведь,
помнится, вы сами, Леонид, предложили этот метод, когда не хватало
документации! - с ехидством напомнил Авилов. - А? Или я и это путаю?
- Вам помочь приготовить рыбу? - Мавродин думал, что нашел выход из
спора. - Как говорят французы, нужно, кажется, жарить другую рыбу. - И
рассмеялся.
- А, бог с ней, с рыбой! - Авилов махнул рукой, видимо, не все, что
накопилось в его душе, что разбудоражило появление казуали, он высказал,
запал поиска истины в нем не иссяк, и нужен был оппонент.
- Ну, идемте на кухню, - предложил Мавродин. - По-моему, на сегодня
хватит. - И он первым направился к двери. Авилов шел за ним, продолжая уже
не спор, а размышления вслух:
- Пока легче всего будет Измерить силу творческой энергии, затраченной
на создание музыкальных произведений... и, наверное, скульптуры... Это
осязаемое. А вот с рисунком, живописью дело сложнее.
На кухне Мавродин надел передник, закатал рукава: ему все-таки пришлось
отвечать Вадиму Сергеевичу:
- А мне кажется, вы вторгаетесь в область, в которой очень мало
осведомлены... отвлекаетесь от того дела, в котором стали истинным
мастером, маэстро...
- Злополучная находка помогает постигнуть то, что предстоит сделать...
И я подумал, что это поможет и другим, - рассуждал Авилов.
- Не знаю... Слишком это все... недоказуемо и эфемерно...
Авилов с завидной сноровкой потрошил и чистил рыбу. При этом он говорил
Вадиму Сергеевичу, что, будь казуаль реальностью, ну, таким понятным
прибором, как ЭВМ, к примеру, казуаль наибольшую помощь принесла бы
криминалистам в распутывании загадочных клубков преступлений... И тогда
пришлось бы наладить массовое производство подобных штучек. Но чудеса не
идут в массовое производство! Мавродин хотел иронией погасить непривычно
разыгравшееся воображение друга. Однако Авилова сегодня было трудно
остановить; даже подавая по просьбе Леонида Христофоровича специи для ухи,
Вадим Сергеевич излагал все новые и новые гипотезы, предположения; и было
неясно - импровизация ли это или мысли, которые родились давно, но лишь
сейчас настал черед их высказать.
- Вдумайтесь, Леонид! В каком месиве волн мы живем! Гуще, чем вода.
Тысячи радиоволн идут на нас со всех концов света, мы их месим ногами,
бьем машинами. И не замечаем. Только когда включаем радиоприемник и крутим
ручку - диву даешься, сколько разных речей и потрясающей музыки! Мы ходим,
топчем десятки тысяч прекраснейших картин, передаваемых телевидением, и
это все движется в воздухе, которым мы дышим. Вот сейчас, вы думаете, мы
на кухне вдвоем? Дудки! - И Авилов включил "Спидолу" и стал вращать ручку,
переключались голоса, мелодии. - Вот видите, сколько их! - Затем Авилов,
не выключая радиоприемника, включил миниатюрный цветной телевизор,
стоявший на холодильнике, и, когда он нагрелся, стал переводить ручку
программ: на телеэкране была африканская пустыня, повернул ручку смены
программ - на сцене театра шел какой-то спектакль; по третьей программе
передавали учебный курс и в нем кадры, снятые в космосе...
Мавродин оставил свои поварские занятия и слушал и смотрел с удивлением
- эти мысли были так похожи на его! Простые и все же необъяснимые.
Удивление перед техникой инопланетян - да, это есть, это создали люди, и
это непостижимо! Значит, когда-либо будет создано и то, во что сегодня
трудно поверить.
- Вы гений, Вадим! Это очень точное определение.
Разговор велся Вадимом Сергеевичем явно не для похвал, восклицание
друга он пропустил, не отреагировал, а сам заговорил о давнишней заботе,
одной из многих задач, которые они прежде решали вместе:
- Помните оптические искажения на любительских фотографиях? Парные
барельефы в Кавалергардском зале, по углам, в самом верху, - напомнил
Авилов. Мавродин кивнул. После недавних, последних рассуждений коллеги, он
его слушал внимательно. Авилов продолжал: - Мы долго не могли разобрать на
фото - Дионис изображен сидящим или летящим на дельфине, а вот теперь...
Идемте, посмотрите! - И Вадим Сергеевич направился в кабинет, Мавродин
поплелся за ним.
Авилов взял со стола старую фотографию, найденную им еще днем, на ней
он проверял возможности казуали. То, что прежде не позволяли рассмотреть
оптические ракурсные искажения, теперь с помощью казуали он увидел ясно. А
ведь в свое время, когда восстанавливался Кавалергардский зал в Большом
дворце, Авилов прибегнул к помощи научных сотрудников, также
предполагавших, что скульптор, много работавший над украшением дворцов, не
мог не повторить этот мотив. И нашлись подтверждения даже в двух работах,
одна из них в Останкинском дворце в Москве... этот, казалось, теперь уже
забытый и потому незначительный случай в совместных трудах Авилова и
Мавродина, убедил последнего - все же казуаль обладает какими-то
неведомыми свойствами, объяснения которым Леонид Христофорович не находил
и которые так настойчиво искал Авилов. У него мелькнула мысль - может
быть, обратиться к специалистам известного оптико-механического
объединения и им показать казуаль, у них искать объяснение, но Мавродин
знал, что практики, люди с инженерным трезвым мышлением, высмеют и его, и
предположения Вадима Сергеевича. Авилов расстроится и потеряет
уверенность.
Уже поздно вечером Мавродин, подавая на кухне уху, признался, хотя он
вначале скептически воспринял рассуждения "досточтимого архитектора
Авилова" о нюансах творчества, о непознаваемости творческого процесса,
объясняемого Авиловым "довольно странными научными потугами", сейчас он и
сам задумался о том, какими неведомыми путями, при каких обстоятельствах
возникает образ у художника, что служит импульсом-побудителем, как
формируется в мыслях образ. И как у зодчего возникает облик здания, какие
детали рождаются сразу, а какие он ищет долго, мучительно и мысленно
возводит здание и в камне, и в отделке, строит от фундамента до кровли?..
А затем, как реставратор обязан возродить порушенное, но не идти
самостоятельно, а повторить, возродить из тлена или пепла? А если
повторитель (реставратор) - личность? Какие же психологические перегрузки
он испытывает, прежде всего поступаясь знанием новых законов зодчества, -
реставратор заставляя себя идти дорогой древних? Приходится каждодневно
жить в двух временных измерениях - прошлом и сегодняшнем... И не этим ли
объясняется все, что сегодня говорил его друг и коллега
архитектор-реставратор Авилов?.. И судорожность поисков, и вера в озарение
- напряженный труд и эфемерная надежда.
Полемический задор обоих поостыл, но, когда Авилов рассказал о том, как
в полночь возник за линзами казуали великий зодчий Растрелли, это вызвало
у Мавродина беспокойство.
- Вы знаете, Леонид Христофорович, я не могу до сих пор понять, был ли
это сон... может быть, я устал и вздремнул, и пригрезилось, - признался
Вадим Сергеевич. - А может быть, особое свойство казуали... И я увидел...
- Наяву? - насмешка Мавродина рассердила Авилова. - Иллюзия!
- Ну хорошо! Вы можете себе представить предельное, немыслимое, адское
напряжение - вдумывание, вчувствование, вглядывание в материалы далекого
времени?.. - Вадим Сергеевич пробовал объяснить свое состояние. - Я
понимаю несуразность вызывания духов, но...
- И от усталости начало казаться, - усмехнулся Леонид Христофорович. -
Галлюцинации.
- А что такое наше воображение? Зримые образы, возникающие в мозгу,
когда мы о чем-то думаем, что-то себе представляем? - запальчиво спросил
Авилов.
- Все строится из знакомых... м-м... "кубиков" виденного, - пояснил
механику сновидений Мавродин.
- Но бывают сны о том, чего человек никогда не видел? Будто сон наяву и
воображение... Я-то нигде не видел, например, Растрелли за работой... -
Авилов сник, слишком велико было напряжение и минувших дней, и сегодняшней
беседы. - А как вообще возникает в мыслях то, что никогда не существовало
и что изобрел Архимед или Жюль Верн?
Уходя, Мавродин сказал Авилову, что если самовнушение и самообман ему
помогают в работе, то пусть. Только не следует других убеждать в особом
своем зрении.
5
Чудо - событие, описанное людьми, которые
услышали о нем от тех, кто его не видел.
Э.Хаббард
Мудр не тот, кто знает много, а тот, чьи
знания полезны.
Эсхил
Перенапряжение свалило Вадима Сергеевича, и он быстро уснул; медики
говорят, что в подобных ситуациях организм защищается, требуя отдыха.
Утром Авилов решил позвать соседского мальчика Андрюшу, паренька
смышленого, но шумного, - первый футболист летом и хоккеист зимой; его
зычный голос слышен и сквозь стены, но он же отлично поет и играет на
скрипке.
Вадим Сергеевич предложил Андрейке через казуаль посмотреть картинки,
двигая, вращая линзы. "Вот здорово!" - завопил Андрейка. Авилов стал
расспрашивать, что же он увидел, что его так удивило.
Мальчик говорил о картинках, которые "как живые и, кажется, что вот-вот
там кто-то появится". Вадим Сергеевич пробил рассказать подробно именно об
этом - "кто появится", но Андрейка не сумел объяснить свое впечатление, он
лишь сказал: на рисунке открыты двери в другие комнаты, там темно и,
похоже, кто-то стоит. А дальше уже Андрейка сам стал расспрашивать о
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг