Кроме тряпок и танцев, "барышень" ничего не занимает.
- Завидуешь, Димочка? - попробовал подшутить Левка. - Должен
радоваться, что люди могут хорошо одеться. Ты встретил здесь хоть одного
парня в таком виде, как мы с тобой?
Вадим рассердился. Ему дело говорят, а он посмеивается.
- Пример неудачен. Мы не в счет. Неужели ты не понимаешь, что меня
беспокоит? Всюду говорится об удовлетворении культурных и материальных
потребностей народа. Но почему же у иных ребят и девиц возникают лишь одни
материальные потребности? Почему из всех клубных кружков девушка выбирает
такой, где бы ее научили шить платья? Почему она записывается не в
библиотеку, а на курсы бальных танцев?
- Но не все же такие!
- А с этими что делать? Ты знаешь, что мне один старик шахтер сказал:
"Скоро моя девка не только в шелках - в брильянтах будет ходить, а
голова так и останется пустой". Ты вот смеешься: не всем же, мол, быть
умными, люди разные... Но дело здесь обстоит иначе. Девчонка эта со
средними способностями, окончила десятилетку. Сейчас ищет жениха и
работать не желает. Зачем, когда отец зарабатывает больше пяти тысяч в
месяц? Принято считать, что лишь у больших, хорошо обеспеченных
начальников могут быть сынки и дочки бездельниками, о них уже писали и в
книгах и в пьесах. А выходит, что и в рабочей среде такие встречаются.
Меня, комсомольца, должно это волновать или нет?
Должно. И не только комсомольцев Багрецова и Усикова, не только
профессора Набатникова, заботящегося о том, чтобы наша молодежь была
совершенной во всем. Казалось бы, пустяки - много ли у нас "барышень" на
выданье, ребят, шахтеров или нефтяников, которые не знают, как убить
свободные вечера, и чаще всего отдают их водке? Бывает, все, конечно,
бывает. А сколько среди шахтеров студентов-заочников, сколько из них
любителей литературы, музыки, театра! Сколько талантливых участников
самодеятельности, спортсменов, шахматистов и просто культурных советских
рабочих! О них беспокоиться нечего.
А что делать с другими? Как привить им любовь к книге, театру, музыке?
Как научить отличать истинно прекрасное от фальши и подделки, понимать
глубокие человеческие чувства, трагедии Шекспира и лирику Маяковского?
Ведь это не только овладение всем многообразием культуры, но и
воспитание художественного вкуса - дело очень трудное, а многим и
непонятное.
Ни Вадим, ни тем более Усиков не могли похвастаться своим эстетическим
воспитанием. Каждый из них более или менее знал, что представляет собой
одна из любимых ими областей высокого искусства. Для Багрецова это была
поэзия, для Усикова - живопись. И то и другое познано практически: один
писал стихи, другой рисовал.
Колхозный рынок был расположен в самом конце поселка, поэтому у друзей
нашлось время выяснить все свои привязанности и антипатии как в поэзии,
так и в живописи.
Но вот и рынок. Красная триумфальная арка. Еще остались на ней от
какого-то праздника осыпавшиеся хвойные гирлянды.
Грузовики, повозки, палатки, лотки, окруженные покупателями и просто
случайными зрителями, любителями потолкаться, поболтать со встречным
знакомым. Шум, говор, фырканье лошадей, мычание коров, визг поросенка.
Все это покрывалось ревом громкоговорителя. "Тише, тише, не шумите..."
- пел хор из "Риголетто".
У Левы глаза разбежались. Сколько красок! Пестрые платья, косынки,
шляпки, шелка и ситцы в палатках. Покорно опустив рукава, ждут покупателей
добротные пиджаки, а рядом на прилавке лежат великолепные синие брюки из
шерсти "метро", - вот бы какие должен купить Митяй. Тут же сгрудились
разноцветные туфли, на тонюсеньких каблучках или совсем без каблуков,
похожие на тапочки, которые здесь висели прямо связками, раскачиваясь на
ветру. Хотелось бы купить - в своих уже дырки намечаются, - но тапочки
были женские, с розовыми помпонами, к тому же не предусмотренные списком
Митяя, где указывались лишь продукты и, на всякий пожарный случай, суровые
нитки.
- Димочка, - ласково обратился к нему Лева, - время у нас есть. Пройдем
по рядам.
Вадим нахмурился: "А вдруг еще упустишь в толпе, вот и отвечай тогда".
Но Левка умел уговаривать, взывая к его гражданской совести, доказывал,
что стыдно советскому человеку не поинтересоваться, как выполняются
решения о развитии промышленности товаров широкого потребления, как
развивается наша торговля. Сейчас все это можно увидеть на примере. Тут,
конечно, не инспектирование, а познание жизни, дело необходимое,
положительное, и так далее, и так далее...
Возражать было трудно, к тому же сам Багрецов страдал любопытством.
Взял он Левку под руку, чтоб, избави бог, не потерялся, и пошли по рядам.
Оба могли быть довольны: товаров навезли порядочно. Но что особенно
радовало - среди палаток с шелками и босоножками достойное место занимали
книжный киоск и ларек "Культторга".
В нем были выставлены хорошие литографии - копии с картин великих
мастеров, недорогие, в золотых багетных рамках. На полках приютились
фарфоровые зверюшки Ломоносовского завода, белые, так называемые
бисквитные фигурки: лыжник, физкультурница, птичница и разные другие.
- Ты представляешь себе, как это важно! - с видом знатока осматривая
полки и прилавок, говорил Лева. - Вкус к твоей любимой поэзии прививается
через книгу и радио, музыку пропагандируют, и радио, и кино, и пластинки.
А с живописью и скульптурой что сделаешь? Конечно, в больших городах и
музеи, и выставки, а здесь что? Или в колхозе? Откуда там знают картины
Третьяковской галереи? Правда, в "Огоньке"
встречаются, но этого мало. А тут смотри, - кивал он головой, - Репин,
Суриков, Левитан.
- Покупают? - деловито осведомился Вадим у бородатого продавца в синем
халате.
- Да как вам сказать? Не все. Многие другую продукцию предпочитают.
- Босоножки? - усмехнулся Лева, но сразу осекся. - Нет, я... это самое,
не против. Но картины или другое искусство... ведь оно украшает жизнь.
Человек становится культурнее. Неужели обходятся без этого?
- Почему обходятся? Покупают и картинки и всякое такое. Украшают.
Продавцу было некогда - его отвлек пожилой человек в праздничном темном
костюме, он выбирал картину для подарка. Одна понравилась, но, оказалось,
без стекла, - нельзя ли заменить рамку или стекло подобрать?
Когда Лева с помощью Вадима выполнил поручение и закупил все, что
требовалось по списку (причем проявил даже некоторую инициативу - взял
лишних пять пучков редиски), внимание его привлекла художественная
продукция артели "Бытообслуживание".
Возле забора примостился длинный стол, на нем была расставлена
скульптура, как ее называют, анималистическая, то есть звери и животные.
Лева от удивления протирал глаза. Черт знает что такое! Конь с
кумачовой гривой, страшные голубоглазые кошечки, свинья в яблоках
малиновых и зеленых (цвета, которые вызывали у Левы самые неприятные
воспоминания).
Но это еще ничего. На заборе висели картинки. Все они были нарисованы
на стекле, на черном фоне, усыпанные золотым и серебряным порошком,
подклеенные раскрашенной фольгой, чтоб блестело. На Леву смотрели
конфетные красавицы с коровьими глазами, сухорукие балерины, амуры,
похожие на крылатых поросят, дебелая красноволосая дама, целующаяся с
голубком.
Он оглянулся, чтоб узнать у Вадима его мнение: как это все сочетается с
только что виденными картинами в палатке "Культторга"? Но Вадима не
оказалось рядом. Лева забеспокоился, привстал на цыпочки и заметил его
пышную шевелюру возле синих кипарисов, то есть у декорации уличного
фотографа. Странно! Неужели Димка решил сниматься? Вот чудак, наверное,
пошлет фотографию Наде.
К продавцу "художественных изделий" подошла женщина в белом платке, в
руках у нее были две корзинки, зашитые мешковиной. Почему-то она боялась
поставить их на землю, поэтому указала корзинкой на гипсовую свинью:
- Цена ей какая будет?
- Бери, гражданочка. Недорого, шесть рубликов всего... Такого товара
нигде не сыщешь.
- Вот именно, - поддакнул Лева и спросил у женщины: - Вы такую породу
когда-нибудь видели, в малиновых и зеленых яблоках?
- Да вроде как и не бывает, - с сомнением покачала она головой.
Продавец рассердился, дернул себя за рыжий ус.
- Проходи, проходи! Нечего агитацию разводить. А вы, гражданочка, не
слушайте тут разных. - Он смерил Леву презрительным взглядом от тюбетейки
до тапочек и снова повернулся к женщине с корзинками. - Вам эту свинью не
в сарае держать, а на комоде. Есть, пить не просит.
Художественный продукт.
Но Лева не сдавался, чувствуя колебания покупательницы, отвернулся от
продавца и стал горячо убеждать ее:
- Простите, пожалуйста. Я студент, из Москвы, здесь проездом. Немножко
понимаю в художественных вещах, сам рисую... Наверное, у вас дети есть?
По лицу женщины пробежала широкая улыбка.
- А как же? Махонькие, - она поставила корзинки и показала на метр от
земли. - Я вроде как для них. Пусть глядят.
- Пугаться будут. Знаете, что я вам посоветую? Вот там, возле чайной,
палатка есть. Торгуют разными картинами и фарфоровыми зверями. Не такими,
конечно. Из Ленинграда их привезли, делали знаменитые художники.
Вот посмотрите. Хорошие звери! Слоны, обезьяны, медведи. Пес стоял там
один. Ну прямо как живой! Сам рыжий, а морда черная. Ребятишкам понравится.
Женщина потуже завязала платок, взяла корзинки и спросила:
- Значит, куда идти-то?
Лева обрадовался, вывел ее на открытое место, откуда была видна крыша
палатки "Культторга", и пожелал успеха.
Он направился было к Багрецову; но заметил, что какая-то девушка в
маленькой зеленой шляпке рассматривает позолоченные картинки, которые
особенно возмущали "инспектора справедливости" и казались ему страшнее
пестрых свиней и голубоглазых кошек.
Первая победа была не трудной, надо бы повторить ее. Дело доброе,
полезное. А кроме того. Леву интересовало, кто же покупает эту халтуру.
Ведь если бы покупателей не было, то зачем же ее выпускать? Он не знал,
как с этим бороться. Пойти в рыночный комитет? Но попробуй докажи, что
здесь нарушаются принципы советской торговли. Вот если бы написать в
редакцию районной газеты? Правильно. Но для этого необходим дополнительный
материал. Может быть, под вывеской артели скрывается кустарь-халтурщик?
Интересно - что выберет девушка. Кто она? Пожилая колхозница могла не
уметь отличать раскрашенную ерунду от настоящего искусства. А девушка
молода, видимо чему-то училась, одета со вкусом - бледно-зеленое платьице,
белые туфли, белая сумочка. Что ей нужно среди сухоруких балерин и дам,
целующихся с голубками?
Лева стал за ее спиной, подтягивая лямки рюкзака. Тяжело. Пять буханок
хлеба.
- Опять ты здесь? - набросился на Леву продавец. - Отправлю куда
следует, тогда узнаешь.
- Невежливо вы обращаетесь с покупателями, - усмехнулся Лева,
пришлепывая ладонью спадающую тюбетейку.
На месте бровей у продавца задвигались скупые рыжие волоски.
- Кто покупатель? Ты?
- Почему "ты"? Разрешите жалобную книгу!
- На каком основании? Я ее покупателям обязан давать. А ты кто?
Хотелось Леве сказать небрежно: заверните, мол, вон ту красавицу,
пригодилась бы как "вещественное доказательство" преступления перед
обществом. Но денег не было, и Лева отшутился:
- Вы правы, не могу я быть вашим покупателем. Голову не потерял еще.
Девушка в зеленой шляпке резко обернулась.
- Умный какой нашелся! А люди - дураки, непонимающие!
- Этого я не говорил, зря вы обижаетесь, - мягко возразил Лева и
улыбнулся, заметив у нее совсем белый носик пуговкой, выделяющийся на
темном, загорелом лице. - Сами же понимаете, что выбрать здесь нечего.
Разве могу я поверить, чтобы, девушка со вкусом, повесите себе над
кроватью вон то страшилище, - Лева указал на даму с голубком. - Одни
ресницы чего стоят, как зубья у гребешка. А балерина какая! Ноги - палки,
руки - плети. Настоящий скелет. Ночью еще приснится. Ужас! И все золотцем
обсыпано, цветочками заляпано. Или вот, к примеру...
- Милиционер! - схватившись за голову, завопил разгневанный
представитель "художественной" артели. - Милиционер!
Но Лева не обратил внимания на этот вопль и на то, что собрался народ.
Стремясь завершить победу, он разобрал подробно еще одну картинку и
наконец спросил девушку, неужели ее подруги покупают эту художественную
продукцию.
- А как же! - удивилась она и, оглянувшись на собравшихся, сказала
вполголоса: - Я на шахте работаю, живу в общежитии, У наших девчат эти
картинки в моде. У многих над койками висят.
- Но почему же такая дрянь? - возмутился Лева. - Вон палатка - там
настоящие картины. Почему не их вешают на стены?
- Да так. Девчата наши плохо разбираются. Я вот и сама...
Разговор неожиданно прервался. Появился милиционер и вежливо козырнул
Леве.
- Пройдемте, гражданин.
- Как? Куда? За что?
По словам рыжеусого работника прилавка, неизвестный гражданин в
тюбетейке, коего должен задержать милиционер, занимался здесь подрывной
деятельностью и вел злостную агитацию, отчего пострадало выполнение плана
торговой точки артели "Бытообслуживание".
Лева старался доказать, что в его действиях ничего предосудительного не
было, он ратовал за повышение качества художественной продукции,
рекомендовал приобретать настоящие произведения, а не халтуру, но все
равно отделения милиции избежать не удалось.
Он понимал, что там, конечно, разберутся, но он опять запоздает, и
тогда все будет кончено - Митяй его съест живьем, а Женечка даже не
заступится. Беспокоило и другое: девушка в зеленой шляпке торопилась к
подруге на день рождения, а вместо этого пришлось идти в милицию
свидетельницей. Правда, она сама вызвалась, считая, что парень ни в чем не
виноват, но Леве от этого не легче, хотел девушке помочь, а вышли одни
неприятности.
После того как Усиков показал документы и свидетельница подтвердила,
что никакой "злостной агитации" не было, милиционер хотел уже отпустить
его:
ведь парень - турист, с заплечным мешком, торопится ехать дальше, но
продавец решительно запротестовал. Он в убытке. Глядите, какая торговля
пошла! С него ведь спрашивают, и никогда в жизни с ним такого не было.
- Хочешь - покупай, хочешь - нет, а других нечего отваживать. Видите,
все зубы скалят? А чего смеяться? Товар проверенный.
Впрочем, что он понимал в "товаре"? Стекло на картинках хорошее, не
волнистое, зеленоватости и пузырьков нет, гипсовые копилки покрыты лаком,
краски не выцветают. Вещи добротные, сделаны на совесть. И нечего насмешки
строить, когда план по сбыту перевыполняется и многие покупатели довольны,
не жалуются.
Усиков попросил милиционера, чтобы пройти мимо фотографа: хотел
предупредить Багрецова о своем несчастье. Но там его не оказалось. У
треноги с камерой сидел босоногий мальчонка, задумчиво ковыряя в ухе.
Примерно такой же сторож был оставлен и возле "художественной
продукции".
Пришлось идти через весь рынок. Подняв плечи до ушей, Лева шел впереди,
за ним свидетельница и пострадавший. Шествие замыкал милиционер. Как он ни
старался показывать вид, что идет сам по себе, а люди впереди не имеют к
нему никакого отношения, все равно процессия сопровождалась толпой зевак.
Левка злился отчаянно. Ведут его, точно карманника. Он даже слышал
что-то по этому поводу, непосредственно касающееся его персоны.
Безобразие! Чего они глазеют? Но где же Димка? Наверное, бегает по
всему рынку, ищет.
Вскидывая рюкзак повыше. Лева беспокойно озирался, хотелось встретить
Димку. Потом подумал, что окружающим может показаться, будто он норовит
выбрать подходящий момент и улизнуть. Конечно, это объяснялось болезненной
мнительностью, она заставила его опустить глаза. Но в ту же минуту Лева
поднял их снова. "Так лучше, - решил он, - иначе все будут считать, что ты
действительно виноват, раскаиваешься, ждешь наказания по справедливости".
И Лева зашагал, гордо подняв голову. "Опять не так, - мелькнула мысль. - К
чему эта демонстрация? Подумают - наглый рецидивист, ко всему привычный".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг