понуро сидели в машине. Она мчалась с такой скоростью, что, казалось, не
успевала расплескивать сверкающие лужицы на дороге. Ветер свистел в ушах, а
друзьям чудилось, что это провожает их свист реактивного мотора.
После дождя особенно радостно пахнут хлеба. Ольга жадно вдыхала воздух
полей.
Она всю дорогу была молчалива. Ей думалось о том, что в ее колхозе и даже
везде в районе давно решена сложная задача больших урожаев. Уже поднимаются
лесные полосы - защита полей. Казалось бы, столько сделано: Но нет, мало
этого, мало! Вот сегодня Никифор Карпович напомнил ей о трех урожаях в год.
Будут лампы гореть над полями! Будут по заказу идти обильные и теплые дожди!
Широким фронтом пошла наука в наступление.
Пройдут годы, и люди позабудут о горячих ветрах, о засушливом лете и даже
о коротком дне в осеннюю пору. Ольга думала о новых делах, о том, как
победить нежданные осенние морозы, чтобы вместе со светом Ольгиных ламп
также пришло и тепло, - пусть на дальние позиции отступит зима!..
Всматриваясь в темноту, по очертаниям рельефа и лесным посадкам Ольга
узнавала знакомую дорогу. Блестели впереди квадратные лужицы, похожие на
стекла парниковых рам.
"Дома неладно, - с тревогой думала она, закрывая горло от холодного ветра.
- Андрюшка все еще не встает с постели: Кузьма ничего не знает. Его сейчас
нельзя беспокоить: Заканчиваются последние опыты:"
Тут же она вспомнила о вчерашнем заседании партбюро. Ее выбрали секретарем
вместо уехавшего на учебу Павлюкова. Партийная организация в колхозе за три
года сильно разрослась. "Справлюсь ли?" - спрашивала себя Ольга. Сознание
большой ответственности тревожило ее и в то же время радостно волновало.
Вчера, после бюро, она ездила к Никифору Карповичу поделиться своими
сомнениями. Говорили долго: Ольга возвращалась домой уже с твердой
уверенностью, что, несмотря на свою молодость, она сумеет оправдать доверие
коммунистов ее родного колхоза. Больше трех лет тому назад она тоже
сомневалась, когда стала секретарем комсомола. А сейчас уже есть опыт. Да и
люди не те.
Шульгина записала в блокнот свои новые дела. Рядом с расчетом освещенности
поля, рядом с люксами и ваттами появилась первая запись только что
выбранного секретаря:
1) Поставить на бюро вопрос о внедрении новых сельскохозяйственных
культур, неполивного риса, хлопка и чая.
2) О колхозном изобретательстве.
Васютин может быть спокоен. Изобретатели тоже:
- Ну, молодцы, что скажете? - Никифор Карпович повернулся всем корпусом к
продрогшим москвичам. - Замерзли, цыплята? Сейчас будем дома! Ничего, такие
испытания случаются не каждый день. Я думаю, что подобная дождевальная
машина, хотя она сейчас дорога и срок службы у нее небольшой, может серьезно
перепугать кое-кого за океаном. Это наше мирное оружие. Представьте себе
Советскую страну через несколько лет, когда лесные заслоны, водоемы,
оросительные каналы, машины, вроде этой, заставят нас навсегда позабыть и
недороды и засуху. Хлеба-то сколько будет! Ох, как боятся "мистеры" этого
нашего богатства!
Вадим, как сурок, высунулся из-под плаща и начал расспрашивать об
устройстве дождевальной машины.
Васютин надвинул на лоб фуражку. Чуть поблескивали в темноте его
прищуренные глаза.
- Мне и самому интересно, - ответил он. - Страсть как люблю новые машины!
Только вот беда: инженеры не особенно хвастаются своей конструкцией. Больше
разговаривают о погоде. Видно, у них на то есть серьезные основания.
- А у Парамонова?.. - опять начал Вадим, но в этот момент получил от
Тимофея такой чувствительный толчок в бок, что сразу поперхнулся.
Он удивленно взглянул на друга. Бабкин зло прошипел ему в ухо:
- За такое любопытство надо языки вырывать. Начисто!
Весь остаток пути в разговоре с Васютиным Вадим избегал пользоваться
вопросительными предложениями.
ГЛАВА 9
РАЗНЫЕ ЦВЕТА РАДУГИ
Мы строим коммуну,
и жизнь
сама
трубит
наступающей эре.
В. Маяковский
Прошло две недели с тех пор, как наши друзья приехали в Девичью поляну.
Санаторий, где они жили, находился возле Степановой балки.
Сейчас это место сильно изменилось и почти ничем не напоминало тот голый
овраг с ручейком, откуда начались розыски подземной реки. Здесь поставили
плотину, вывели наружу студеный поток, разбили парк. На берегу
искусственного озера высадили быстро растущие тополя, такие же, как и на
холме.
Однако приезжим московским техникам здесь не нравилось: уж очень тихо и
неинтересно. Они целые дни проводили в городе. Именно "городом звали они
Девичью поляну, так же как: и все колхозники. Часто, обращаясь к завхозу
санатория, тете Маше, гости говорили: "Мы сегодня в городе. Если запоздаем,
оставьте, пожалуйста, обед".
Когда впервые Бабкин увидел тетю Машу, то прежде всего в изумлении протер
глаза. Перед ним стояла Макаркина.
Да, это была она, ее назначили хозяйкой колхозного санатория. Кроме нее, в
этом небольшом домике на двадцать мест был главный врач - скромная, тихая
девушка, тоже из Девичьей поляны. Она недавно закончила медицинский институт
и приехала работать в свой колхоз.
В кухне орудовала маленькая, всегда улыбающаяся старушка, - она окончила
курсы кулинаров у повара Тихона Даниловича.
Надо сказать, что санаторий Макаркина держала в строгости и чистоте. У нее
не забалуешься! Как-то один из отдыхающих во время "мертвого часа" закурил в
палате. Тетя Маша это заметила: Нет, она не кричала, сейчас у нее манера не
та. Не знаем, что такое сказала провинившемуся парню строгая хозяйка, но его
товарищи в шутку утверждали, что тот с тех пор вообще бросил курить.
Главный врач, тихая, застенчивая девушка, во всем полагалась на своего
завхоза. Однажды она, чуть не плача, сообщила Макаркиной, что некий
отдыхающий - дед Егор, самолюбивый и упрямый старик, - не хочет идти на
кварцевое облучение. Тетя Маша мигом вылетела из кабинета врача, а через
десять минут строптивый дед Егор, кряхтя, уже ложился под зелено-фиолетовый
свет кварцевой лампы.
У ленивой и вздорной Макаркиной, какой ее знали односельчане три года тому
назад, оказались золотые руки и настоящий организаторский талант. Хрустели
крахмальные простыни на кроватях отдыхающих, блестели тарелки на белоснежных
скатертях. Тот же дед Егор настолько опасался гнева хозяйки после того
памятного случая, что пытался подкладывать газету под тарелку, боясь капнуть
на скатерть. Конечно, он и получил за это "по справедливости" от вездесущей
тети Маши.
По-настоящему, от души заботилась хозяйка о своем санатории. Да и не могло
быть иначе! Вся ее кипучая энергия, которая раньше выливалась в злобных
причитаниях и крике, сейчас пошла по правильному руслу. Теперь уже Макаркина
не кричала попусту. Она знала себе цену. Ее портрет висел на доске почета
рядом со знатными бригадирами, звеньевыми и другими уважаемыми колхозниками.
Макаркина нашла свою дорогу.
:Сегодня Вадим робко постучался в комнату заведующей хозяйством.
Макаркина гладила. Она поставила блестящий электрический утюг на камфорку
и вопросительно посмотрела на москвича. Багрецов, как всегда, собрался в
город. Плащ - через плечо, шляпа - в руке. Горло завязано - очередная
простуда.
- Тетя Маша, - хрипло сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза, - к
обеду не ждите. Мы - в поле.
- Опять? - спросила хозяйка. Вадим почувствовал, что тон ее голоса не
предвещал ничего хорошего. - Санаторную карточку, - протянула она руку.
Вадим полез было в карман, но вспомнил, что он пропустил несколько
углекислых ванн, которые ему настоятельно предписаны врачом.
- Она у меня в тумбочке, - шипел простуженный Вадим, пытаясь вывернуться.
- Сейчас принесу, - Макаркина накинула белый халат и направилась к двери.
- Тетя Маша! - взмолился техник. - Ну, честное слово, это в последний раз.
Бабкину так все разрешаете:
- Не я, а врач разрешает. Чего здоровому человеку сделается?
Макаркина была непреклонна. Только после процедуры и обеда она отпустила
москвича. Как же иначе? Главный врач взяла под особое наблюдение этого
тощего парня, говорит, что если бы не он, то всю медицину бы позабыла. А тут
как никак практика!
Тетя Маша уверена, что уедет этот москвич из санатория таким же полным и
краснощеким, как и все ее питомцы. Не вдаваясь в тонкости медицины,
Макаркина судила о здоровье своих подопечных по округлости щек.
* * * * * * * * * *
Друзья шли по дорожке вдоль канала. Высокий кустарник тянулся по берегу. В
воде плескались ребятишки. С веселым смехом они подбирались к кустам,
поднимали ветки смородины и, откинув головы назад, ловили ртом сочные
красные ягоды.
Кое-кто из них, по-видимому, предпочитал зимостойкие абрикосы. Совсем еще
маленькие деревца стараниями Ольги и ее помощников в этом году дали
бархатистые янтарные плоды. Ребятишки по достоинству оценили абрикосы. Они
удивительно сладки, вероятно, потому, что их высаживали сами ребята, когда
были еще первоклассниками.
Как истый лакомка, Вадим присоединился к ребятишкам и вместе с ними
выискивал самые спелые абрикосы.
Все это время со дня приезда в Девичью поляну у Бабкина упорно сохранялось
отвратительно кислое настроение. "Даже физиономию набок перекосило, будто от
постоянной оскомины, - думал Вадим. - Опять, наверное, сердечные тайны".
- Не улыбайтесь! Отчего вы улыбаетесь? - вдруг неожиданно услышал он
незнакомый грубый голос.
Бас оказался столь низкого тона, что опытным слухом техника его можно было
оценить периодов: на двадцать.
Вадим раздвинул ветки абрикосового деревца и поманил к себе Бабкина.
На желтом поле кок-сагыза шла киносъемка. Голый по пояс человек в
закатанных до колена брюках тряс своей огромной рыжей бородой и кричал
Стеше:
- Не пойму, чему вы радуетесь? Вы бригадир, сейчас даете указания! Будьте
же, наконец, серьезны!
Стеша досадливо дернула блестящий красный поясок на белом сарафане и
обидчиво возразила:
- Я всегда такая. - Она заморгала золотыми ресничками и по привычке
затараторила: - Не хочу зря говорить, но сдается мне, что вы неправильно
понимаете наш колхозный труд: Сейчас мы новую машину испытываем. Для нас это
радость или нет? Как вы считаете? Вои посмотрите на Девчат. Ведь они прямо
светятся изнутри.
Девушки, оставив работу, глядели на чудного рыжебородого режиссера,
который невесть что от них требует.
Снимался полнометражный цветной фильм о кок-сагызе. Должна быть показана
новая техника. Работницы ходили с аппаратами системы Филина и, поднося
тросточку к одуванчику, втягивали сжатым воздухом летучие семена. Однако на
переднем плане стояла другая машина, в которой частично был использован
принцип молодого изобретателя. Работу этой машины для сбора семян кок-сагыза
и нужно было снять, как того требовал сценарий.
Антошечкина наконец-то снималась в кино! Исполнилась ее давнишняя детская
мечта. В картине она играет самую главную роль. Конечно, кто же еще, кроме
нее, сможет сыграть роль знатного полевода и настоящего энтузиаста
кок-сагыза Степаниды Семеновны Антошечкиной!
Стеша играет свою роль, и словно рождена она только для нее.
Не многим актрисам так повезло в жизни. Сценарий был написан живо и умело.
Стеша, знатный полевод, показана не только на поле. Ее снимали в
самодеятельном спектакле, там она была донной Анной. Антошечкина выступала в
области на всесоюзном совещании таких же энтузиастов, как и она. Девушка на
трибуне с се страстной речью и метким юмором надолго запомнится зрителям.
Она спорила с весьма осторожным специалистом, который не верил ни в аппараты
Филина, ни в возможность создания полноценной машины для сбора семян.
Сегодня Стеша тоже спорит. Она никак не может согласиться с рыжебородым.
Труд в самой своей основе должен быть радостным. Особенно сейчас. И если о
своих делах она могла говорить с большой трибуны, не скрывая радостной
улыбки, то - уж извините! - на поле у себя она останется такой, как есть.
- Антошечкина! - снова слышится рассерженный голос режиссера. - Можете
улыбаться, но зачем вы ходите на носках, как балерина! Отставить! - кричит
он.
Замолкает стрекотание аппарата. Оператор в черных очках устало вытирает
лоб. Опять придется этот кусок переснимать.
Стеша виновато улыбается и молча возвращается на прежнее место. Проклятая
привычка! Почему даже в поле, не на сцене, она старается казаться выше? Ведь
она играет себя, Антошечкину, а не донну Анну. Оказывается, до чего же
трудна роль, когда изображаешь саму себя. Наверное, будут смотреть эту
картину сотни тысяч человек. Ну как же не захочется показаться красивее!
- Приготовились! Начали!
Стеша поправила свою спортивную шапочку и пошла на аппарат, твердо, всей
подошвой ступая по земле. Оператор вздохнул, приподнял очки и прильнул к
глазку камеры.
- Антошечкина! - закричал режиссер, и ей показалось, что от звука этого
громового голоса сдуло ветром полгектара драгоценных семян каучуконосного
одуванчика.
- Девушка! Милая!.. - уже молящим голосом причитал рыжебородый, прижимая
руку к сердцу. - Да так заболеть можно. Что это вы сразу бросили улыбаться?
Ну посмотрите на себя, достаньте ваше обязательное зеркальце: Полюбуйтесь!
Да ведь с таким лицом только на зубоврачебном кресле снимаются. Что с вами
случилось?
Ничего не могла ответить Антошечкина. Среди листвы она заметила суровое
лицо Бабкина. Он как бы с укоризной смотрел на нее.
Стеша не встречалась с Тимофеем после того памятного разговора в день
приезда москвичей. Казалось, что юноша избегает ее. На самом деле причины
были к тому основательные. Бабкин впервые намекнул девушке о своем истинном
отношении к ней. Однако он должен был знать, что никогда не уедет от родных
полей полюбившаяся ему Стеша.
"Будь она не только героем, знатным человеком, известным в московских
институтах, будь она академиком, и то бы не уехала!" "Человеку у нас
просторно", - часто повторяла Стеша слова Анны Егоровны. А вот ему. Бабкину,
технику, изучающему погоду, слишком тесно в Девичьей поляне.
Так размышлял Тимофей, наблюдая за Стешей.
О чем думала Антошечкина, мы не знаем. Однако эта случайная встреча вновь
напомнила ей, что далеко не всегда можно быть совершенно счастливой.
Вадим изумлен! Солидный Бабкин - и вдруг ведет себя так непристойно.
Увидев, что Стеша его заметила, Тимофей крепко схватил руку товарища и
потащил его за собой.
Напрасно Димка противился и отбивался. Бабкин рассерженно сопел и тащил
упиравшегося друга подальше от "одуванчикового поля".
Тимофей еще как следует не обдумал, что он скажет Стеше при новой встрече.
А вдруг девушка его окликнет, - съемка может кончиться в любую минуту.
Две недели Бабкин думал об этом, и все время у него было такое чувство,
словно он блуждает в темноте и не видит ни малейшего проблеска впереди.
"Напрасно, напрасно: - думал Бабкин, кусая запекшиеся губы. - И зачем
только я приехал в Девичью поляну!"
- Зайчишка: зайчишка, - презрительно шипел Вадим, все еще оглядываясь
назад. Ему очень хотелось посмотреть продолжение съемки. До чего же хороша
была там одна девушка в голубом передничке!
- Девчонок испугался, - хрипло бурчал он, поправляя бинт на горле. Но
стоило ему взглянуть на Тимофея, на его скорбное лицо, как он тут же пожалел
о сказанном.
Всю дорогу до самого колхоза Вадим только и думал, как бы помочь товарищу.
Сейчас он понял, что тут дело не шуточное. Как это он раньше не догадался?
"Такова печальная истина, - размышлял он, искоса поглядывая на молчаливого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг