оберешься.
До сих пор приручить не можем.
Багрецов подавил вздох. Так вот всегда. Чуть повыше взлетишь, а он тебя
вниз за штаны тянет. И как только такие люди на свете живут?
Глава 2
ОЗЕРО В ПУСТЫНЕ
Командировку в Среднюю Азию Бабкин воспринимал спокойно - дело
привычное, а Вадим места себе не находил, нервничал и ждал чего-то
необыкновенного.
Большой романтик, страстный любитель Маяковского - знал всего наизусть,
- Вадим и сам грешил стихами, но, к счастью для себя и окружающих,
понимал, насколько они несовершенны.
Когда ехали в автобусе на аэродром, шел дождь. Вадим по какой-то
причине поссорился с Бабкиным и написал следующие вирши:
Дождь идет, бегут пузыри по лужам,
Дуется Бабкин, глядя на них,
Хоть понимает, что дуться не нужно
Ни на себя, ни на других.
Эти попытки передать стихами интересующие Димку события Бабкин
воспринимал болезненно. Баловство, чудачество. У Тимофея другие заботы:
жене его Стеше не нравилось, что он много летает. Но даже при всей любви к
ней нельзя было отказаться от самого быстрого средства сообщения.
Чуть ли не каждую поездку с друзьями что-нибудь случалось. Да это и
понятно - ездили они не на курорты, а в дикие, необжитые места. И теперь,
отправляясь в пустынный край Узбекистана, Вадим не сомневался, что
приключения неизбежны.
Бабкин подсмеивался:
- Ну как же без них? Помнишь прошлый год? Летал, плавал, мчался по
горным дорогам. Ничего не случалось, а пешком пошел - попал под
велосипед...
Приключения ждали друзей и на этот раз. Самолет, в котором летели
Бабкин и Багрецов, задержался на промежуточном аэродроме - на трассе
бушевала пыльная буря, - и техники попали в город лишь на другой день.
Тимофей сразу же телеграфировал Стеше, что долетел благополучно, Вадим
послал такую же телеграмму матери.
Но путешествие еще не закончилось. Испытательная станция Курбатова
находилась в пустыне, где не было ни дорог, ни тропинок. По песку или
такыру - окаменевшему глинистому грунту - можно было проехать на
автомобиле-вездеходе. Такой автомобиль высылали вчера с испытательной
станции. Но Бабкин с Багрецовым опоздали, и машина ушла обратно. Как быть?
Техники пошли в геологическое управление, и тут их пристроили на
почтовый самолет, обслуживающий изыскательские партии. Как раз сегодня он
летел в лагерь экспедиции, расположенный километрах в семидесяти от
испытательной станции Курчатова.
Багрецов поежился, будто ему за воротник песку насыпали.
- А там как же? Пешком?
В пустыне он был впервые. Барханы. Пески зыбучие. Фаланги. Скорпионы.
Довольно подозрительная экзотика.
Летчик рассмеялся.
- Кто же вас пустит пешком? Пустыня не место для прогулок. У Курбатова
идеальный аэродром, садиться одно удовольствие. Доставлю прямо на место,
как говорится, в целости и сохранности.
Серо-желтые барханы дымились - ветер сдувал с них песок. Самолет часто
подбрасывало. В эти минуты Вадим инстинктивно сжимал поручни, а Бабкин
делал вид, что не замечает никакой болтанки. Старый воздушный волк.
Под крылом самолета проплывали застывшие песчаные волны, редкие заросли
саксаула и гладкие, как асфальт, такыры. Иногда встречались шоры -
солончаки, похожие на снежные острова в грязно-желтом море. Внизу плыли
верблюды, будто старинные корабли, с изогнутыми лебедиными шеями.
Тени от барханов становились шире и чернее. Летчик недовольно
поглядывал на часы. Надо приземлиться засветло. Сегодня у Курбатова его не
ждут - почту доставили третьего дня.
Багрецов чувствовал, как к горлу подступает тошнота, но держался
мужественно. Стиснув зубы, посмотрел вниз. Вдали виднелось озеро. Огромный
блестящий квадрат золотисто-соломенного цвета, обсаженный деревьями. Озеро
выглядело зеркалом в темно-зеленой раме. На одной его стороне белели три
маленькие точки.
Самолет пошел на снижение. Точки постепенно росли, пока не превратились
в дома под черепичными крышами. Место Вадиму понравилось. Зелень, озеро -
что еще нужно! Настоящий оазис в пустыне.
- Покупаемся? - прокричал он на ухо Тимофею.
Но тот не ответил, подозрительно оглядывая местность. Он не видел
никакого аэродрома. Больше того - посадка казалась невозможной. Кругом
высокие барханы, котловины, и всюду песок, песок. Приземлившись, самолет
неизбежно скапотирует - ведь колеса завязнут сразу же! А он явно шел на
посадку. Все быстрее и быстрее бежали под крылом гребни барханов,
промелькнули верблюжья тропа, чахлый кустарник...
Крутой поворот, падение на крыло. Похоже на то, что самолет спускается
прямо на воду. Вадим невольно посмотрел на бегущую тень - не видно ли
поплавков, хотя и знал, что их быть не могло.
Такой спокойной, яркой и блестящей воды Вадим никогда не встречал.
Ветер гнал песок с барханов, раскачивал ветки, а на воде ни волны, ни
ряби, полная тишина, как в уснувшем пруду. Он кажется золотым, точно
высыпали на него сто мешков бронзовой пыли.
Самолет летит совсем низко, вот-вот коснется колесами воды, ударится
крыльями, и мотор потянет на дно. Вадим пугается, вскакивает и, больно
стукнувшись головой о прозрачный фонарь кабины, закрывает глаза.
Летчик не оборачивается. Бабкин предупреждающе протягивает руку, но в
это мгновение чувствует толчок, и колеса скользят по твердой поверхности.
Потирая ушибленный затылок, Вадим смотрит под крыло и ничего не
понимает.
Внизу бежит золотая вода. Самолет умеряет свой бег, мелькают какие-то
темные линии. Еще минута - и уже различаются шестиугольники, как на
бетонной дорожке аэродрома.
- Выходите скорее, - торопит летчик, приподнимая колпак. - Мне еще
полчаса лету. Не хочу в темноте садиться.
Растерянные Бабкин и Багрецов вылезают из кабины. Летчик торопливо
подает им чемоданы.
- Не серчайте, ребятки, подруливать я уж не буду. - Он указывает на
противоположный конец аэродрома, где виднеются три домика, - Туда
шагайте...
От винта! - командует он, и техники отходят в сторону.
Когда самолет взлетел, Вадим рассеянно присел на уголок чемодана, снял
шляпу и стал рассматривать плиты аэродрома. Неизвестно, из чего они
сделаны - из пластмассы или, пожалуй, из стекла, покрытого изнутри
золотистой фольгой.
Бабкин тоже заинтересовался странным паркетом. В первую минуту ему
показалось, что он нашел разгадку. Ясное дело - плиты работают как
собиратели солнечного тепла. Внутри вода, она нагревается и идет по
трубкам для разных бытовых нужд, например в баню. Потом, окинув взглядом
весь аэродром, Тимофей усомнился. Здесь уложено несколько квадратных
километров стекла или пластмассы. Неужели для бани? Конечно, солнечным
теплом можно превращать воду в пар, а потом использовать его в паровой
машине, но для этого нужно концентрировать лучи огромными зеркальными
параболоидами...
"А что, если нагретая под плитами вода работает в каких-нибудь особых
машинах?" Но и эту мысль отбросил Тимофей. Плиты должны быть черными, а не
золотыми. Ведь надо собирать солнечные лучи, а не отражать их.
Он нетерпеливо опустился на колени и прежде всего определил, что
шестиугольники сделаны из пластмассы. Стекло бы сразу потеряло свою
прозрачность от царапин, ведь песчинки острые! А пластмасса легко
полируется. В ней видны ячейки, похожие на золоченые соты. В каждой ячейке
- черная точка, как личинка. Никогда Бабкин с этим не встречался, хотя не
первый год работает в исследовательском институте.
Но посмотрели бы вы на Димку! Вот уж кто был действительно изумлен так
изумлен! Ползая на коленках по зеркальным плитам, он сдувал с них тонкую
песчаную пыль, гладил ладонями, прижимался щекой, используя чуть ли не все
органы чувств, чтобы найти разгадку. Он хотел услышать журчание струй. Но
плита молчала. Щека ощущала ее тепло, пальцы - гладкую поверхность, а нос
ничего не чувствовал. Надо бы попробовать языком - возможно, плита соленая?
Кроме того, необходимо еще поцарапать, чтобы узнать твердость материала.
Вадим вынул из кармана отвертку, но вдруг заметил случайную трещинку,
тронул ее чуть-чуть и кусок откололся. Пришлось сунуть его в карман, чтобы
потом рассмотреть на досуге. Рядком на зеркальном поле стоят чемоданы, в
них уложены маленькие радиоприборы, придуманные и сделанные в институте
метеорологии. Они могут передавать на расстояние температуру воздуха и
почвы, влажность, давление и другие показатели, необходимые для прогноза
погоды. Чаще всего эти аппараты используются в сельском хозяйстве. Техники
уже испытывали их на колхозных полях - дело обыкновенное. А на зеркальном
поле куда их пристроить? Зачем прислали сюда радистов, занимающихся
погодой?
Темнота на юге наступает мгновенно. Золотые ячейки потускнели, стали
красновато-медными. Багрецов огляделся. Солнце укатилось за острый выступ
сразу потемневшего бархана.
- Пошли! - сказал Тимофей, потянувшись за чемоданом.
Вадим поднялся, стряхнул песок с колен и сразу же почувствовал ледяной
холод. Лишь ногам было тепло, как на изразцовой лежанке. Перекинув через
руку светлый плащ, он молча нахлобучил шляпу и взял второй чемодан.
- Погоди, - как бы вслух проверяя неожиданную мысль, сказал он. - Вдруг
нас не там выкинули?
Бабкин не удостоил его ответом. Нелепое предположение. Но Димка не мог
успокоиться. Что за летчик попался? Может, заблудился, перепутал аэродромы?
Здесь и граница недалеко. Чем черт не шутит? Впереди тускло мерцали
огоньки.
До них дойдешь не скоро. Тимофей посоветовал свернуть в сторону - нет
ли там тропинки? - ведь неудобно шагать по зеркалу в сапогах. Но Димка
воспротивился. Не нравился ему темный кустарник вокруг поля. Колючий,
наверное. Впрочем, дело не в этом. Димку смущала вполне возможная встреча
с некоторыми представителями здешнего животного мира. Каковы их повадки? К
примеру, что делает гюрза после захода солнца? За кем охотится? Стоит ли
испытывать судьбу?
И вдруг потускнели огни. Всходила луна, малиново-красная, огромная, как
гора. Вот она поднялась над деревьями, стала расти, пухнуть. Засветилась
зеркальная гладь, будто море преградило дорогу. Вадим замедлил шаг.
Прежде, чем ступить, нога инстинктивно повисает в воздухе. Кажется, что
шагнешь - и прямо в воду. А вдруг здесь "с ручками", как подшучивал
Тимофей, зная, что Димка не умеет плавать.
При луне все преобразилось. Зеркало как бы потрескалось, стали видны
линии шестиугольников. Теперь уже Вадим представлял себе, что идет по
льду. По золотому. Трещины всюду - вот-вот провалишься. Хочется ступать
медленно, осторожно, пробуя лед.
Так и шагал Вадим. Бабкин не торопил его - осторожность никогда не
помешает.
Он был далек от Димкиных домыслов. Разве ему могло почудиться, будто
под ногами вода или потрескивающий лед? Ерунда. Опасность может быть
вполне реальной - попадешь в открытый люк или в канаву. Мало ли какой
встретится сюрприз! Всякое бывало.
Поминутно оглядываясь, Тимофей шел впереди и часто останавливался, пока
пугливый Димка с ним не поравняется.
Мать Багрецова, по специальности детский врач, объясняла его
боязливость сильным нервным потрясением, оставшимся с детства. А в
остальном он - самый "обыкновенный мальчик", пожалуй, только чересчур
впечатлительный.
Бабкин многое прощал другу. И вспыльчивость, и эту самую
"впечатлительность", и неорганизованность, и частую необдуманность
поступков, подсказанных сердцем, а не умом. Все прощал, кроме трусости.
А у Димки она выражалась довольно странно. Боялся он лягушек, ужей,
темноты; на кладбище ни за что не пошел бы ночью. Но все утверждали, что
Димка смелый. Он всегда отстаивал свою правоту, мог прямо в глаза
высказать человеку все, что о нем думает. Выступая на комсомольском
собрании, уже заранее знал, сколько у него появится недоброжелателей. Мог
в открытую сцепиться с любым - упрямый, задиристый.
Короче говоря, Димка не боялся людей, хоть и не раз получал тумаки от
тех, кто посильнее. Секретарь комсомольского бюро Костя Пирожников -
заносчивый малый с чиновничьими замашками (и откуда они взялись у юнца -
уму непостижимо!) - страшно не любил Багрецова. Уж больно с ним много
хлопот.
Все идет как нужно - тихо, спокойно, и вдруг на очередном собрании
взрывается фугаска Багрецова.
- Леность и застой творческой мысли! - потрясает он кулаками. -
Молодежь не растет... В отделе за целый год ни одного рационализаторского
предложения...
Комсомольское бюро самоустранилось от главнейшей своей задачи - помощи
производству. В лабораториях нет жизни! Тихая заводь. Болото!
Дело доходит до комитета, потом до райкома. "Всыпают" обоим: и
секретарю Пирожникову за развал работы и Багрецову за "болото". Повежливее
надо выбирать слова, старшие обижаются, а кроме того, незачем обобщать...
"Беда с ним, да и только", - оглядываясь на друга, думает Бабкин. Но
тут же вспоминает, что многие любят Багрецова. Если бы не частые
командировки, то его непременно выбрали бы в бюро. Димкина прямота многим
нравилась. Лишь Пирожников называл его "индивидуалистом" и "задавакой".
Чепуха явная. Димка общительный, по-детски восторженный. Он всюду ищет
новых знакомых.
И в то же время не было у него настоящих друзей, кроме Бабкина. Слишком
многое он вкладывал в понятие "друг". Ведь тысяча друзей - значит ни
одного!
Этого же принципа придерживался и Бабкин, но лишь потому, что считал
себя человеком малоинтересным. К таким в друзья не напрашиваются.
Физиономия тоже самая заурядная, ни красы в ней, ни радости. Это, конечно,
полбеды, в артисты он идти не собирается, а для техника или инженера
смазливость абсолютно ни к чему. Взять хотя бы Димку. Он идет
спокойненько, а девчонки оглядываются, шушукаются. Прямо не знаешь, куда
глаза девать. Чего же тут приятного? Чему же тут завидовать?
Бабкина удручало иное. Вот если бы ему Димкин язык! А то ведь совсем
говорить не умеет. На собраниях отмалчивается. С места, куда ни шло, еще
может пикнуть, а на трибуну вылезти - ноги отнимаются. Как-то давно на
собрании пришлось рассказывать свою биографию. Выдвигали его кандидатуру в
состав комсомольского комитета. Ребята тогда еще плохо знали Бабкина и
захотели познакомиться. Знакомство не состоялось. Выйдя на трибуну, он
начал бормотать что-то невнятное, краснел, бледнел до тех пор, пока,
сжалившись, кто-то не крикнул:
- Ясно!
И другие поддержали:
- Понятно!
Хорошо, что Димка выступил с отводом - в командировках, мол, вместе
бываем, когда же Бабкин будет работать, а мертвые души нам не нужны. Если
бы не этот довод, остался бы списке - и в конце концов два голоса "за",
остальные "против". Позор.
Несмотря на различие в характерах, дружба Багрецова и Бабкина была
крепкой, выдержала немало испытаний. С нею считался даже начальник отдела,
стараясь посылать техников в командировки всегда вместе. Они как бы
дополняли друг друга, и работа шла успешнее.
Иной раз Бабкин подтрунивал над Димкой: "Трусишка!" - "А ты? А ты? -
наскакивал на него Димка. - Своих же ребят боишься!"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг