Опомнился, но было уже поздно - увлекся фотоэнергетикой. Она стала
целью всей его жизни, и на слушание лекций в институте времени совсем не
оставалось. Разве могли его интересовать паровые котлы и генераторы, когда
он работал над тем, чтобы заменить их фотоэнергетикой.
Он шел трудной дорогой, не искал обходных тропинок. Не хватало
систематических знаний, мучительно давалась математика; иной раз ее
приходилось заменять экспериментом, долгим, мучительным. Инженеры и
ученые, искушенные в высшей алгебре, с закрытыми глазами умеющие написать
сложнейшую формулу, мягко вышучивали Курбатова за его пристрастие к
эксперименту, когда есть путь более легкий и простой. Но среди них
находились и недруги, коим успехи молодого самоучки были не по нутру. Ведь
он получал премии, с ним считались не меньше, чем с доктором наук. Его
работы высоко оценивались крупнейшими академиками. А завистники этого не
прощают.
Война надолго прервала его работу. В первые же дни он пошел
добровольцем, служил в инженерных частях, после демобилизации вернулся в
институт и занял скромное место в той же лаборатории, где работал раньше.
Не щадя себя, не зная роздыха, Курбатов стремился наверстать упущенное.
Жил отшельником, потерял жену - и наконец, точно проснувшись, увидел, что
его давнюю мечту можно потрогать рукой. Нужна специальная лаборатория. Кто
же должен руководить ею? Здравый смысл подсказывал: сам изобретатель.
Однако в министерстве нашлись товарищи, придерживающиеся иной точки зрения.
Директор института Чичагин, старый опытный инженер, человек в высшей
степени прямолинейный, а подчас и резкий, привез в главк проект приказа о
назначении Курбатова руководителем лаборатории фотоэнергетики. Начальник
главка, сухой, болезненный человек с землистым цветом лица, честный
служака, просидевший на одном стуле десяток штанов, просмотрел "Личное
дело Курбатова П. И." и, глотнув какую-то таблетку, заявил:
- Вряд ли министр утвердит. Помилуйте, у человека не только степени, но
и диплома нет!
- Зато у него есть куда более редкая ценность - талант. Не все члены
нашего ученого совета могут его вам на стол выложить. К тому же Курбатов
блестящий исследователь, великолепный конструктор и технолог.
- Неудобно, знаете ли. - Начальник главка взял список сотрудников
лаборатории и подчеркнул ногтем строчку рядом с фамилией Курбатова. - Что
здесь написано? Инженер-практик. А дальше его подчиненные: кандидат
физико-математических наук, кандидат технических наук. На должностях
младших научных сотрудников у вас проставлены фамилии аспирантов, сдавших
кандидатский минимум.
- Минимум, минимум, - взорвался раздосадованный директор. - Мне
максимум подавай! Талант мне нужен, и по самому большому счету. Какой он к
черту творец, ученый, ежели у него за душой, кроме этого минимума, ни шиша!
- Откуда вы знаете, как себя покажут аспиранты?
- В том-то и дело, что не знаю. Кота в мешке дают, а я подписываю. Ты
дальше читай, - Чичагин перевернул страницу. - Старший техник Сапожков,
первый рационализатор отдела, драгоценная башка, золотые руки.
Инженер-технолог Зисман. Еле вытащил с завода, не отпускали. Или вот еще
Захаров - мастер специальной оптики. Или модельщик Санько, гений стеклодув
Бархатов. Все себя показали, дел сколько переделали, в них есть огонек,
беспокойство и, главное, собственная мысль. Понимаешь, собственная!
Вот они-то и есть кандидаты в большую науку. Сам Курбатов их выбирал, а
ему виднее, на кого можно положиться, работал вместе.
- Странная у вас позиция, товарищ Чичагин, - кисло улыбнулся начальник.
- Вы что же, отрицаете необходимость степеней и знаний? А сами?
- Что сам? Я минимумов не сдавал. Не за школярство я степень доктора
получил а за труды, за дела. Понимаешь, дела. Ими ценен человек, а не тем,
сколько лет он нагружал свою башку. У иного там чистое серебро, а попробуй
достать, чтобы возвратить народу, ни черта не выходит. Трясешь его, как
копилку, а из нее капают лишь медные пятаки. Вот и все мыслишки. - Чичагин
безнадежно махнул рукой.
Не договорившись с начальником главка, он обратился к министру и
получил поддержку. Лишь тогда Курбатову предложили руководить
лабораторией. Вскоре он получил диплом инженера, сдав экзамены экстерном.
Прошло еще немного времени, и была организована испытательная станция, где
Павел Иванович проводил большую часть своего времени.
Но разве это самое главное? Сейчас рассматривается проект создания
филиала в местах менее солнечных, куда особенно влекло Курбатова. Он
надеялся, что там будет совсем немного людей и можно будет спокойно
работать за лабораторным столом. Не надо сидеть в президиумах, выступать
на юбилеях, писать резолюции на заявлениях...
В московской лаборатории ему было трудно. Народу много, не всех
узнаешь. По ночам мучился. Может, повременить с выговором? Не забыл ли
кого в первомайском приказе? Надо бы Санько отметить. Но тогда Захаров
обидится.
Думаешь о Захарове и упорно отгоняешь мысль о том, что сегодня опять не
проверил новую рецептуру фотослоя, а это очень важно - задерживается
разработка технологии... Все нужно, все важно. Есть помощники, но на них
не всегда можно надеяться. Настоящие руководители умеют сочетать науку с
организационными делами, с будничными заботами. Тулупы и валенки для
сторожей, кипятильник для буфета - и рядом перспективный план работ на
десяток лет. Другие умеют, а у него не выходит.
Здесь, на зеркальном поле, полегче. Сотрудников - раз два и обчелся,
можно приглядеться к каждому. Беспокоили приезжие, их тоже надо знать. Вот
хоть бы эти техники. Ребята вроде толковые. Но что значит эта история с
осколком? И вообще - непонятны некоторые поступки Багрецова. Сегодня после
работы Кучинский попросил Курбатова зайти в лабораторию посмотреть,
правильно ли он начал измерения. Пошли вместе с Кучинским. Входят в
лабораторию, и Жора глазами показывает на Багрецова. Тот отпиливал кусок
плиты...
Конечно, ничего в этом не было предосудительного - может быть, техник
хотел проверить какой-то новый способ контроля или схему присоединения
приборов...
В конце концов, он мог заинтересоваться структурой ячеек и
термоэлементов.
Но тогда нечего смущаться. А Багрецов вздрогнул и покраснел, точно его
застали на месте преступления.
Кучинский загадочно улыбнулся.
- Мы тебе не помешали, старик?
Подойдя к столу, Курбатов заметил, что из плиты уже выпилен довольно
большой квадрат.
- Зачем это вам? - пришлось спросить Багрецова.
Тот не мог скрыть замешательства.
- Хотел попробовать... - Багрецов не знал, куда девать руки, и нервно
перекладывал с места на место ножовку. Весь его облик выражал крайнее
смущение. - Лидия Николаевна разрешила...
- Что разрешила?
- Отпилить...
Больше ничего Курбатов не смог от него добиться. А тут еще Кучинский со
своей всепонимающей улыбочкой.
Поди разберись что к чему.
...Павел Иванович дошел почти до конца зеркального поля и повернулся,
Жора вынырнул из темноты.
- Простите, Павел Иванович, что я к вам с делами в нерабочее время...
- Срочные дела?
- Да как вам сказать... Трудно работать, Павел Иванович. Я очень уважаю
нашу аспирантку. Человек она знающий. Но зачем же проявлять
административный восторг? Хотел взять вторую плиту, а Лидия Николаевна
запретила. "Одной, говорит, обойдетесь". А какому-то технику для личных
надобностей разрешила.
Вы же сами видели.
- Почему для личных? Не понимаю.
- Да ведь это радиолюбители. Они все в дом тащат.
- А вы не радиолюбитель? - усмехнувшись, спросил Курбатов.
- Избави бог! Мне не до баловства.
Курбатову не очень понравился этот ответ, но спорить не хотелось, и он
спросил, лишь бы замять неловкость:
- Кстати, где вы хотите работать - на заводе или в лаборатории?
- Везде интересно, Павел Иванович, - слукавил Жора, еще не понимая, к
чему тот клонит.
- Я бы советовал на завод, в цех. Посмотрели бы, кто сейчас за вас,
студентов, трудится.
- Как это за нас? Мы тоже работаем, и не меньше других. Мы не
нахлебники. В нашем государстве все равны.
Вежливая предупредительность, с какой Жора начал разговор, исчезла,
показалось плохо скрытое самодовольство.
Павел Иванович с минуту молчал, разглядывая студента. Интересно - что у
него за душой?
- Да, конечно, равны, - согласился он после паузы. - У нас все работают.
Только глубокие старики да инвалиды живут за счет государства. Но есть
молодые, здоровые люди, которые готовятся к делу. Это студенты. На них
работает народ. И потому они в неоплатном долгу перед страной. Но далеко
не все это чувствуют. - Павел Иванович вскинул глаза и строго посмотрел на
Кучинского. - Вы как будто бы морщитесь?
- Но ведь у большинства студентов есть родители, - обидчиво возразил
Жора. - Они дают нам возможность учиться и не работать. Я, например, не
получаю стипендии.
Курбатов удивленно взглянул на него.
- Вы, значит, считаете, что народ тут ни при чем, если папа вас кормит,
одевает и обувает? А кто строит для вас дворцы науки с лабораториями,
библиотеками, спортивными залами и даже с бассейнами? Кто содержит
профессуру, ассистентов, лаборантов, счетоводов, дворников, уборщиц -
целую армию людей, которые работают на вас? Многие десятки тысяч тратит
государство на каждого студента за время его обучения.
- Вкладывает как в сберкассу. Потом отработаем.
- Вы уверены? - Курбатов иронически прищурился и, не получив ответа,
сказал:
- Даже из отличника не всегда получается хороший работник. А бывают и
пустоцветы. Хорошо бы их распознавать раньше, еще до поступления в вуз.
Кучинский обозлился:
- При чем тут пустоцвет? Не всякий же может быть изобретателем. Есть
такие, что звезд с неба не хватают, а устраиваются - дай бог каждому. Один
мой приятель кончил институт, и его сразу же взяли в министерство. Да не
как-нибудь, а заместителем начальника отдела. Повезло товарищу...
- Бедный малый, - искренне посочувствовал Курбатов. - С этих лет - да в
кабинет! Но не сможете ли вы сказать, зачем молодому инженеру
министерство, коли он еще не работал на производстве?
Тут Кучинский сообразил, что ему не следует спорить с Курбатовым -
невыгодно. Он вежливо поддакнул, а для себя решил: "Неисправимый чудак
этот Курбатов! С луны он, что ли, свалился? Даже странно, как ему доверяют
руководство лабораторией. Неужели он до конца своих дней останется наивным
ребенком? Очень нужно производство! Пошлют в пустыню, инженером на
строительство нового фотоэнергетического поля, - сохни там от жары.
Удовольствие маленькое".
Жора Кучинский был твердо убежден, что попасть "с этих лет в кабинет" -
высшее счастье для молодого специалиста. По настоянию матери отец уже
"провентилировал вопрос" об устройстве сына в министерстве, но надежда
была слабая. Младший Кучинский решил действовать сам. На худой конец можно
согласиться на лабораторию в каком-нибудь столичном
научно-исследовательском институте. Шут с ней, с фотоэнергетикой. Можно
испытывать фотоэлементы для кино...
- У меня к вам, Павел Иванович, просьба, - Кучинский скорчил слащавую
мину.
- Нельзя ли с ближайшей оказией посылочку матери отправить? Сухофрукты
здесь замечательные. Курага - как янтарь, а персики... - он поцеловал
кончики пальцев.
- Что же вы из Ташкента не отослали?
- Закрутился, Павел Иванович. В самый последний момент вспомнил.
Пришлось сюда везти. Прошу извинить, но: я и на вашу долю захватил.
- Напрасно.
Кучинский показал в улыбке золотой зуб.
- Пустяки, Павел Иванович. Вам некогда, а я это сделал заодно. И не
вижу ничего дурного в том, если мы, молодые, пусть хоть в мелочах, будем
внимательны к старшим. Тем более что работать я у вас не собираюсь. Через
месяц расстанемся, как в море корабли.
- Ну, это как сказать. Если здесь построят медный комбинат, понадобятся
и специалисты нашего дела. Ведь это первый выпуск.
- Да, конечно. - Кучинский вздохнул и снял шляпу. Ему стало жарко. -
Гора с горой не сходится... Простите, я должен выключить термокамеру, уже
время. - И, обмахиваясь шляпой, он исчез.
Курбатов пошел дальше по краю светящегося поля, думая об этом студенте,
о техниках, с которыми он еще не установил нужного контакта. Невольно
вспомнилось сегодняшнее смущение Багрецова. Да, странно, очень странно. А
многозначительный взгляд Кучинского?.. Хотелось бы лучше думать о людях.
Мелочь, все это мелочь. Но, поди ж ты, не выходит из головы! И этот
разговор с Кучинским. Не взять ли его на работу? Человек он
исполнительный. Что же касается науки, то она сама заставит себя полюбить.
Ведь Кучинский еще очень молод. Однако трудные, каменистые дороги под
палящим солнцем, в дождь и ненастье ему, кажется, не по нутру. Видимо, он
ищет тайную тенистую аллейку, по которой можно пробежать к успеху, засесть
в кабинет и не думать о том, что дороги в науку бесконечно длинны и нет им
ни конца, ни края...
Глава 7
ТРЕВОГА
В зеркальном поле горела луна. Мерцали крупные южные звезды. Ничего
этого Курбатов не замечал. Перед его глазами возникали давно покинутые
родные места.
Привык он к здешнему щедрому солнцу, к вечной зелени на берегах озер и
каналов, нравились ему и рощи саксаула - скупого, жестколистого, богатые
ташкентские сады и виноградники, ароматные чарджуйские дыни. Пусть пески
окружают эти благословенные места, но и пески отступают перед упорством и
разумом человека. Прекрасный край, где солнце трудится вовсю.
Курбатов знал, сколько оно дает тепла. Аппараты, привезенные техниками
из института метеорологии, передавали на центральный пульт и температуру,
и силу света, и спектральные данные. Он мог узнать, много ли днем падает
на землю ультрафиолетовых лучей, сколько вечером - инфракрасных...
А там, в родных местах, на полях Орловщины, совсем иное солнце -
скупое, не горячее. Зимой его не допросишься, а летом часто видишь только
сквозь облака. Стрелки фотометров отклоняются еле-еле, а
термометры-самописцы вычерчивают спокойные кривые, редко поднимающиеся
выше двадцати градусов.
Разве это работа?
Во всех областях средней России земля получает от солнца сиротскую долю
тепла - во много раз меньше, чем на юге. Если бы где-нибудь неподалеку от
Орла или Смоленска построить зеркальное поле, такое же, как в Узбекистане,
то оно бы себя не оправдало. Солнце выдавало бы свой жесткий паек, да и то
летом. А зимой редкие холодные лучи, процеженные сквозь густое сито
облаков, могут лишь заставить почернеть фотопластинку, а чтобы дать
солидную энергию для моторов и освещения - это почти безнадежно.
И все же Курбатов надеялся. Он чувствовал себя должником перед родным
краем.
Земли там бедные, сколько труда приходится вкладывать, чтобы удобрить
их, задержать талые воды, сохранить посевы! Это не жирные земли Кубани, не
солнечная Грузия, где палку в огороде воткнешь - и она растет. Скромны
дары родной земли.
Много ездил Курбатов по стране, бывал на прославленных курортах,
жарился на евпаторийском песке, купался в Гурзуфе, смотрел восходы солнца
на Ай-Петри, бродил под пальмами Гагры и Сухуми, плавал по Каспию, гулял в
садах Алма-Аты. И всюду солнце, сплошное солнце. Он хотел его заставить
работать везде и с полной нагрузкой, чтоб не было чересчур обласканных
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг