одеться немножко. Оборванный ходил, босой. "Трэмп" - бродяга. Никто на
работу не принимал, собаками травили. Ничего не умел делать Алексей.
Сборщик бананов, ананасов, ломка табака - разве это профессия? Мускулы
слабые, желтый от малярии, тощий. Кому нужны такие работники? Страшился
тюрьмы, а сесть он мог прочно, если дознаются о его происхождении.
"Красный" - и все тут, Была еще и другая причина, из-за которой Алексей
молчал. Он не мог назваться советским. Разве такие бывают советские люди?
Ведь он обыкновенный бродяга, неграмотный, грязный, оборванный. Он не
имеет права позорить свою родину.
Никогда. И Алексей Васильев, едва научившийся читать по складам - как
давно это было! - уже начал позабывать русскую речь, сторонился людей, а
потому почти не знал и чужого языка. Вера в спасение оберегала замученного
юношу от тупой покорности животного. Он часами смотрел на звезды и думал о
том, что только они связывают его с родиной, так же сияют над ней. Однажды
под вагонами приехал в порт. Сколько раз по дороге его снимали, били. А он
опять цеплялся...
И вот наконец Алексей оказался в большом порту. Он не помнит, в каком.
Кораблей много. Наверное, и советские были. Спрашивал у матросов, какой
корабль идет в Советский Союз, никто не отвечал, смотрели подозрительно. А
вдруг кто-нибудь заговорит по-русски? И вот услышал: какие-то двое, хорошо
одетые, выходили из ресторана. Он бросился к ним - обнимает, плачет,
просит увезти домой. Один ударил, Алексей упал на камни затылком. Больше
ничего он не помнил. Очнулся в тюремной больнице. Откуда ему знать, что не
все русские могут помочь, что есть и такие, которые живут в чужом доме,
работают на чужих. Алексей опять оказался в тюрьме за оскорбление
американского подданного. Алексей тоже считался американцем, их вечным
должником. В тюрьме узнали, что он не отработал своего долга на одной
плантации, хотели отправить обратно, но парень был настолько болен и слаб,
что босс не захотел его кормить задаром. Но раз боссу держать парня
невыгодно, то и другим - тоже. Пусть идет на все четыре стороны. Так
Алексей Васильев стал "свободным американцем". Все прошлое забыто.
"Теперь ты Вильям Джеймс, тебе прислали паспорт американского
гражданина, - сказал ему шериф с лиловыми ушами. - В надежном стальном
сейфе хранится документ с твоей подписью. Разве ты не просился в Штаты, не
подписывал договора с представителем уважаемой фирмы? А вот и другой
документ - расписка в выдаче тебе ста пятидесяти долларов. Никто не
виноват, что ты их потерял. Хозяин поступил с тобой чертовски великодушно,
он взял на себя все убытки по переезду. И даже долг простил. Ты же договор
не выполнил! Теперь иди, постарайся стать настоящим американцем. Знай, что
наша страна - страна величайших возможностей. Начинай свой маленький
бизнес. Не хочешь? Дело твое. Но может быть, ты вздумаешь обратиться в
советское консульство или даже посольство? Не советуем. Изменников родины
там не очень-то жалуют".
Напрасно беспокоились полицейские. Ничего бы этого не сделал Алексей.
Не только писать, читать мог с трудом. Ни одной русской газеты и книги он
не видел. Учился читать по-английски, когда бродил по дорогам. Всюду
попадались рекламные щиты с кричащими названиями сигарет, виски, мыла,
зубной пасты...
Подбирая газеты на улицах - а ими были усеяны все тротуары портового
города, - Вильям Джеймс учился читать, как человек, впервые познавший
могучую силу печатного слова. В сознание, по сути, большого ребенка, каким
и был Алексей, вошли не только реклама, хроника убийств и великосветских
скандалов, а и ложь, грязная ложь о его родине. Война - жадное чудовище,
превратившее его в голодного раба, - опять поднимала голову. Газеты
полнились клеветой на Советский Союз. Всюду он видел сплошной обман. И
там, у босса на плантации, в полиции, в тюрьме, всюду - и на рекламных
щитах, и в книжках, где точно рассказано, как нужно обманывать, чтоб
заработать миллионы. В газетах, где с восхищением описаны подвиги жуликов
и пройдох. Все держится на лжи:
человеческие права, демократия, закон. Даже богиня правосудия, Фемида -
женщина с весами и повязкой на глазах, нарисованная в газете, - как
подумалось Алексею, лишь потому завязала глаза, чтоб не смотреть, как люди
обманывают друг друга.
Опять, пешком или прицепившись под вагонами, добрался в другой порт.
Негры грузили мешки с мукой. А вдруг корабль идет в Европу! Все равно
куда, лишь бы поближе к дому. Надсмотрщик зазевался, Алексей взял мешок и
пошел по трапу в трюм. Спрятался там, всю дорогу питался мукой, воду пил
из пожарного шланга. Неизвестно, сколько дней просидел в темноте. Боялся
ослепнуть. Но вот в трюме открыли люки, стали разгружать. В первый момент
он ничего не видел, даже спрятаться не успел. Опять поймали - что же он
мог сделать? - а когда вывели на палубу, перед ним выросла из тумана
страшная зеленая баба - статуя Свободы. Так он попал в Нью-Йорк.
Дальше о своих мытарствах в "американском раю" Алексей рассказывал
очень скупо. Видно, это были самые тяжелые для него дни. Надя представляла
себе ужасную судьбу безработного американца, читала в книгах и газетах, но
вот теперь с ней рядом сидит человек, испытавший подобные мытарства.
Поверить невозможно! Само понятие безработицы никак не укладывалось в
голове. А у Алексея руки истосковались по труду, он рвался на родину,
больше ничего он не хотел; заработать на проезд, чтобы подкупить
кого-нибудь на корабле, - ведь так просто его не выпустят - невозможно.
Здесь никому не нужны его руки. Всюду, куда ни ходил Алексей в поисках
работы, висели таблички:
"Рабочих не требуется".
Страшный город. Страшные трущобы, воровские притоны, каждый день
грабежи и убийства. Ночью не уснешь от дикого визга сирен полицейских
машин. Алексей решился на обман, которому здесь учили всех с самого
детства. Случайно, из обрывка газеты, он узнал о существовании советского
консульства. Но где оно находится? Однажды возле торгового порта увидел
машину с советским флажком, побежал за ней, не догнал, конечно. С тех пор,
когда появлялся в этом районе, уже чувствовал на себе пристальные взгляды
полисменов. Не ходить в порт он не мог - теплилась надежда, что удастся
встретить советский корабль или какой-нибудь другой, чтобы добраться на
родину. Но за бродяжкой следили, даже близко не подпускали к кораблям.
Надо было придумывать что-то похитрее.
- Трудно. Очень! Только я очень-очень хотел обмануть полисмена! -
проговорил Алексей и, заслышав в саду треск ломающегося стекла, резко
повернул голову.
По аллейке шел, понурившись, сосед его по комнате, большой друг Нади, в
чем она сама признавалась.
- Добрый вечер, - пробормотал, не глядя на них, Багрецов.
Надя подавила в себе неприязнь к Димке и со светской любезностью
улыбнулась:
- Присаживайся, Димочка, милый. Тебя нам очень не хватало.
Он не понял, смеется Надя или говорит всерьез, застыл не шелохнувшись,
чувствуя себя еще хуже.
Алексей все понял по-своему и не хотел быть лишним.
- Гуд найт... покойной ночи. Холодно. Пойду, - он дотронулся до Надиной
руки, кивнул Багрецову и ушел.
Надя хрустнула пальцами и, когда Алексей исчез в темноте, сказала
горячим шепотом:
- Знаете ли, товарищ Багрецов, кажется, я скоро вас возненавижу.
Вадим хотел бы объяснить, что не виноват, что попал сюда случайно, но,
вспомнив, что это уже во второй раз, погнал плечами и зашагал прочь.
Глава седьмая
ДЕНЬ СПОРОВ И ССОР
Сегодня большой день на строительстве. Из города прибыла передвижная
трансформаторная подстанция, и все заработало полным ходом. Раздвинулись
стенки стройкомбайна. Багрецов и Надя проверяли в нем свои аппараты.
Правда, Димка не мог сейчас сказать, где аппараты свои, а где чужие. В
первую очередь он должен отвечать за генераторы ВГ-600, к которым не имеет
прямого отношения. Возможно, другой бы потребовал, чтобы начальник
строительства послал телеграмму на имя директора метеоинститута с просьбой
разрешить инженеру означенного института заняться неположенными в данном
случае аппаратами. Но Димка, как говорится, проявил необходимую инициативу
и обязался помочь наладить высокочастотную сушку лидаритовых стенок внутри
стройкомбайна. Работал Вадим молча. Хотелось переброситься словечком с
Надюшей. К тому же мучило любопытство. Ведь она все знает об Алексее. Но
после вчерашнего Надя с Димкой не разговаривает.
Она пристраивала маленькую - не больше коробки от ботинок - телекамеру
к форсунке, крепила ее специально заказанными для этой цели хомутиками, но
делала это неумело, придерживая камеру коленом, чтоб освободить руки.
Некуда было девать отвертку, она ее зажала в зубах, а потом, когда
понадобилось взять, - не могла: обе руки были заняты хомутиками и винтами.
Видимо, после истории со сломанной осью Алексея перестали сюда допускать.
А то бы он, конечно, помог.
Щелкая переключателями на панели генератора, Вадим исподлобья наблюдал
за Надей. И вот Надя чуть не выронила камеру, Димка успел подхватить ее.
- Одна не справишься, Надюша. Разреши?
Надя не ответила. "Пусть помогает, - решила она, - но это не значит,
что я простила вчерашнее. Он еще у меня попрыгает".
От телевизионной камеры змеился блестящий кабель, который нужно было
протянуть дальше через дорогу. Здесь часто проходили машины, подвозившие к
стройкомбайну разные материалы и полуфабрикаты. Именно поэтому было
целесообразно вести кабель под землей, для чего следовало предварительно
вырыть канаву. Обычно это делалось канавокопателем, но в данном случае он
не мог здесь пройти - мешала рама домостроительного агрегата. Кстати, не
всюду можно рассчитывать на машину, руки еще ой как требуются! Придется
копать лопатой, вручную. Это не входило в обязанности электромонтеров,
которым поручили проложить кабель. Послали за подсобными рабочими, но,
оказывается, они уехали за каким-то грузом на станцию. Непредвиденная
задержка.
Надя нервничала, боялась, что не успеет сегодня проверить аппараты, а
откладывать это дело на завтра не хотелось. Мало ли что"? Вдруг
какой-нибудь сюрприз? Техника для нее новая, сразу не разберешься.
Алексей еще утром знал, что для Надиных аппаратов нужно подвести
кабель. Как бы хотелось показать Наде свою работу, пусть не очень большую
и важную, но все же необходимую, без нее нельзя включить телевизоры,
которыми будет управлять Надя. Одного не учел Алексей, что кабель пойдет
не на столбах, а понизу, работа легкая, а потому прямой Алешкин начальник
- монтер Макушкин Семен Алексеевич, у которого он состоит в помощниках,
взял эту работу на себя, а своего подчиненного послал менять изоляторы.
Правда, участок маленький, но все же висеть на когтях, вцепившись в столб,
куда менее приятно, чем ходить по земле.
Желая сделать возможно больше, Алексей всегда торопился. Часто не все у
него получалось как надо, приходилось начинать сызнова, но он не признавал
усталости, даже когда тело ныло, чувствовалась боль в каждой жилочке, руки
опускались как плети, его исцарапанные, с ожогами, в пятнах неотмытого
асфальтового лака руки. Лишь они и дают Алексею право чувствовать себя
полезным.
Он втайне завидовал своему ровеснику Макушкину. Вот кому повезло! Был
колхозником, потом поступил на фабрику учеником токаря, затем на курсы
электриков, оттуда его послали на завод монтером; года два проработал - и
вот он уже здесь, на целинных сибирских землях. Правда, его направили в
совхоз, а он почему-то попал на опытное строительство. Но и здесь люди
нужны, дело не маленькое.
Что особенно привлекало Алешу Васильева и почему он так завидовал
судьбе своего ровесника - это возможность познать и труд землепашца, и
токаря, тянуть провода, паять, разбирать и чинить моторы, если нужно -
выточить подшипник, заварить лопнувшую станину. Все это умел делать
Макушкин, руки у него были поистине золотые. Алеша совсем недавно начал
работать, а потому с ним постоянно случались несчастья: то провода не так
скрутит, то паяльную лампу испортит, то руки обожжет горячим варом; станет
привинчивать фарфоровые ролики, а они почему-то трескаются. И все же он не
унывал:
когда-нибудь научится всему. А пока хотелось сделать как можно больше.
Он только что закончил смену изоляторов и спешил на помощь Макушкину.
Усталость брала свое, занемели ноги - долго висел на столбе. Вскинул
когти на плечо, пошел медленно.
Оглянулся, чтобы полюбоваться на сделанное. Ровно стоят новые белые
стаканчики, а другие уже потемнели от времени. Между соседними столбами
блестят провода. Это тоже его работа. А вон там они спускаются к проходной
будке. Тоже его. В окне общежития Алексей заметил женщину, она гладила, за
утюгом скользил зеленый шнур. Куда тянулся шнур? К розетке. А кто ее
привинтил к стене, кто делал всю внутреннюю проводку в этой комнате?
Алексей. Вон там у забора на мачте - прожектор. Кто его туда поднимал?
Конечно, он, Алексей.
Под ногами рыхлая, еще не успевшая осесть, недавно выкопанная полоса
земли:
что под ней? Силовой кабель. Его своими руками укладывал Алексей, потом
зарывал лопатой, землю притаптывал, утрамбовывая, будто танцевал от
радости по случаю законченной работы. И все-все, что он здесь видит, - его
труды, его дела.
Высокая железная стена скрывала от Алексея все, что за ней делается.
Наверное, Макушкин уже закончил подводку кабеля, надо спросить, нужна
ли ему помощь, и получить новое задание.
За стеной Макушкина не было. Слышался металлический цокот каблучков.
Заложив руки в карманы своего белоснежного пальто, Надя ходила по железной
платформе взад и вперед, при каждом повороте резко взмахивая полами. Тут
же неподалеку, задумавшись, стоял Багрецов, опираясь на панель генератора.
Алексей уже поднялся на лестницу, но потом решил, что здесь идет
серьезный разговор, и хотел уже вернуться, как Надя тут же обратилась к
нему:
- Вас-то мне и надо. Неужели ничего нельзя сделать, чтобы кабель
подвести?
Не хочется по такому пустяку обращаться к начальнику строительства.
Узнайте, Алеша. Прошу вас.
Он скрылся мгновение. Наверное, что-то опять случилось. Где же Макушкин?
Макушкина не надо было долго искать. С другой стороны стройкомбайна,
раскинув ноги в коротких - гармошкой - сапогах, в которые были заправлены
засаленные брюки спецовки, лежал Макушкин, покуривал. По-осеннему мягко
грело солнышко, сладко слипались глаза. Как длинный лоснящийся угорь,
рядом тянулся кабель, его конец терялся в сухой пожелтевшей траве.
Надвинув на самые брови кепочку с крохотным козырьком, Макушкин
равнодушно спросил об изоляторах:
- Все сменил? Аль еще остались?
- Нет, не остались. А здесь как? - Алексей взглядом указал на кабель.
- Обыкновенно. Загораем.
Алексей не привык к этому понятию. Что значит "загорать"? Почему
задержка?..
Рабочих нет? Все на выгрузке? А мы?
- Тебе что... больше всех нужно? - Макушкин сплюнул сквозь зубы. - Наше
дело сторона. Канавы рыть не нанимались. Каждому свое. Понял?
- Ничего не понял. Тут лопатка есть. Один час работать.
- А кто платить будет? Ты, что ли?
- Не знаю. Но работа стоит. Почему ждать?
- Не знаешь? Тогда помалкивай. Пусть начальство беспокоится. Они вон
где. - Макушкин поднял палец к небу. - А мы по земле ходим. Нам копейка
нужна.
Несмотря на явное недовольство Макушкина, Алексей побежал за лопатой.
- Ты, я думаю, очень устал, - сказал он, вернувшись. - Я один буду
делать.
Поднявшись, Макушкин отряхнулся; подойдя к Алексею вплотную, схватил
заступ.
- Моего разрешения нету!
- Я буду сам...
- Сам с усам, - заплывшие глазки Макушкина вспыхнули яростно. - Брось,
говорю!
Никогда Алексей не видел его в таком состоянии. За что сердиться?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг