украл акваланг. Раньше учили переходить реку, но он не знал, что на дне
той реки, которую ему нужно перейти, были колючие заграждения. Потерял
очень много крови, но все-таки вылез на остров, а ночью опять пошел под
водой. Больше он ничего не помнил. Днем Алексея нашли советские
пограничники.
Возле "мертвого сада" было всегда пусто, здесь никто не ходил. Но этим
вечером, накануне самых ответственных испытаний, именно здесь, а не около
стройкомбайна можно было увидеть начальника строительства. Что привело его
сюда? Беспокойство за сына? Александру Петровичу не очень нравилось, что
Алешка проводит почти все вечера с Надей Колокольчиковой. Девица она
избалованная, ветреная. Даже с Литовцевым разговаривает кокетливо, щуря
глазки. Поиграет мальчишкой, посмеется, а он будет мучиться. Натура у
Алешки цельная. Опасения серьезные, но Александр Петрович не считал себя
вправе вмешиваться в сердечные дела сына. Это неудобно, бестактно.
Совсем иная тревога привела начальника строительства к "мертвому саду".
Провод, найденный Багрецовым возле лопнувшего патрубка, все еще не
давал Васильеву покоя, хотя давно уже было выяснено, что к этому саду
слишком далеко тянуть электролинию, и вряд ли кто-нибудь на это мог
решиться.
Сегодня у Васильева промелькнула пока еще туманная, но достаточно
обоснованная мысль, что провод можно было раскалить от аккумулятора, и
Васильев решил пройти на это место в надежде хоть чем-то подкрепить свою
догадку.
Как шмель, жужжал фонарик, рука устала нажимать на его рычаг. Луч света
вырывал из темноты либо застывшую в стекловидной массе траву, комки грязи,
путаницу следов на тропинке, либо скользил по песчаной сухой почве, где
среди разных отпечатков невозможно было найти квадратное углубление или
что-нибудь похожее на то, что здесь стоял аккумулятор. Да и вряд ли здесь
мог быть злой умысел! Приехал представитель завода, где производились
пластмассовые патрубки, взял осколки, привез десятки новых патрубков для
строительства поселка и уехал обратно. Ответа о результатах исследования
пока нет.
Васильев уже хотел было идти домой, но тут появился запыхавшийся
Литовцев.
- Вот вы где, Александр Петрович! А я вас по всему строительству ищу.
Приятная новость. Я дал в Москву телеграмму. Послезавтра приезжает
товарищ Пузырева.
- Кто она такая?
- Неужели не встречались? В институте личность достаточно известная,
кандидат наук. Работает у меня пока младшим научным сотрудников.
- Меня в данном случае не степень ее, не звание интересуют. Что она
умеет делать?
- Очень знающий человек. Последнее время работала с Дарковым. Новый
рецепт они, наверное, вместе разработали. Во всяком случае, в водных
растворах она разбирается лучше меня. Я же не бетонщик. - Последнюю фразу
Литовцев процедил презрительно.
Васильев подумал, что Литовцев поступил тактично и умно. Он избавил
начальника строительства от необходимости вызвать специалиста, который в
большей мере знаком с новым предложением Даркова, чем бывший его соавтор.
- - Очень хорошо сделали, Валентин Игнатьевич, - искренне поблагодарил
Васильев. - А не отложить ли нам испытания на денек-другой? Подождем вашу
Пузыреву... А?
- Думаю, что это разумно.
В степной тишине чуть слышно плыла девичья песня. Васильев и Литовцев
молча шагали по тропинке, что проходила возле "мертвого сада", и изредка
обменивались репликами о предстоящих испытаниях.
- Молодежь не спугните, - понизив голос, сказал Литовцев, глядя в
просвет между деревьями, где рядом, плечо к плечу, сидели Надя и Алексей.
- Позавидуешь!
Васильев прибавил шаг и, отойдя подальше, проговорил:
- Боюсь, как бы Алексей голову не потерял.
- По моим наблюдениям, ей это тоже грозит. Но такой невесткой я бы
гордился.
Девушка с образованием. Работает в исследовательском институте. У нее
все впереди. Глядишь, степень получит. Научные труды. Прекрасная жена для
Алеши!
- вздохнул Валентин Игнатьевич. - Вы бы поговорили с ним...
- О чем? - резко спросил Васильев. - Сказать, что у нее хорошее
будущее? Я вижу, что люди они разные, но и об этом говорить не могу.
- Странный человек вы, Александр Петрович, - приподняв шляпу, как для
приветствия, удивленно проговорил Валентин Игнатьевич. - Неужели вы ничего
не хотите сделать, как говорили латиняне, "про домо суа", то есть в защиту
своего дома? Неужели вы не поможете сыну найти свое счастье? Ведь ему
самому это сделать гораздо труднее, чем его сверстникам, выросшим дома.
Васильев нервно передернул плечами. И чего этот непрошеный советчик
лезет не в свои дела? Что он за человек? Васильеву уже не раз становилось
очевидным, что дела, порученные Литовцеву директором института, Валентин
Игнатьевич устраивает лишь ради собственных сугубо личных интересов. И
где-то в глубине души возникало недовольство собой: слишком рано он
поверил Литовцеву. Ведь его поездка в Сибирь на стройку лишь козырная
карта, умело используемая в игре, а телеграмма насчет Пузыревой -
вынужденный ход, продиктованный отнюдь не благородством. А история с
прибором? Вряд ли это была обыкновенная ошибка, в которой Литовцев потом
признался. Слишком уж горячо он настаивал на необходимости отложить
испытания. Все это говорило о том, что нельзя слепо верить Литовцеву.
Пожалуй, было бы лучше, если бы он уехал. Но можно ли надеяться на
Пузыреву, хотя она и работала над новой рецептурой?
Лишь сейчас понял Васильев, что все эти дни, не ставя перед собой
сознательно такой задачи, он постепенно узнавал Валентина Игнатьевича.
Ведь Литовцев любил выражать собственное мнение не только по техническим
вопросам.
Вопросы воспитания молодежи, вопросы морали, семьи, брака, поведения в
обществе - здесь Валентин Игнатьевич считал себя высшим судьей. Еще бы! Он
создал крепкую, весьма благополучную семью, дети воспитаны в страхе и
повиновении, за столом не разговаривают, умеют держать себя при гостях.
Аллочка и на виолончели играет, преуспела и в английском. Ребенком
ходила в группу к англичанке. Сейчас учится в балетной школе. Юра
заканчивает университет, водит машину, теннисист. Слава богу, на семью
Валентин Игнатьевич не может пожаловаться. Если вспомнить все высказывания
Валентина Игнатьевича, то в основном они касались именно этого круга
вопросов, и перед Васильевым постепенно обнажалась вся нехитро
замаскированная обывательская сущность "воспитателя"...
Так, обламывая листья у белого тугого кочана, можно добраться до
кочерыжки.
И Васильев, думая об этом сравнении, решил, что для пользы дела надо
обламывать листья, не дожидаясь, когда их хватит мороз и когда они сами
отпадут, гнилые и ненужные.
Глава десятая
КОГДА РУШИТСЯ ПОТОЛОК И КОГДА ПОДЛОСТЬ НЕНАКАЗУЕМА
Итак, Надя дождалась дня, когда ее телеконтролеры оказались
необходимыми. С Димкой она по-прежнему не разговаривала. Алексей сказал ей
о сломанном переключателе и о том, что отец хочет перевести его на другую
работу. "Кто наябедничал насчет переключателя? Конечно, Димка, - решила
Надя и ещё больше на него разозлилась. - Вот до чего ревность доводит,
даже совесть потерял!"
Испытания начались рано утром. По собственной инициативе Надя взяла
Алексея в помощники и делала вид, что обойтись без него не может. Десятки
раз она гоняла его по лестнице стройкомбайна, заставляя то поднять, то
опустить аппарат, то изменить угол наклона объектива. Алексей понимал ее с
полуслова, радовался, что занят делом, хотя попросту был у Нади мальчиком
на побегушках.
Багрецов управлялся один. После того как Алексей ответил, чему его
учили за границей, что показалось Димке насмешкой, уже не хотелось
прибегать к его помощи. Пусть с ним занимается Надюша.
- Начнем, пожалуй, "ин оптима форма", так сказать, по всем правилам, -
весело проговорил Литовцев, подходя к Васильеву. - Коллега Пузырева
задержалась, как гласит телеграмма, "по семейным обстоятельствам", но с
химией как будто все в порядке.
Под напускной веселостью Валентин Игнатьевич прятал глубокую тревогу.
Еще с вечера под наблюдением лаборантов была приготовлена жидкая масса
Даркова.
Сам Валентин Игнатьевич проследил, чтобы цистерну с раствором опечатали
и возле нее поставили охрану. Эту предосторожность Васильев считал
излишней, но подчинился настоятельной просьбе Литовцева.
- Ничего не поделаешь, Александр Петрович, - криво улыбался Литовцев. -
Обстановка требует. А кроме того, я хочу оградить интересы, моего друга,
Григория Семеновича Даркова. У него оказался инфаркт. Вы представляете
себе, что будет, если он узнает о неудаче?
- О неудаче вы напоминаете уже который раз, - хмуро заметил Васильев. -
Поверьте, что с этим настроением работать трудно. Должна быть уверенность,
иначе все прахом пойдет.
С улыбкой превосходства на припудренном после бритья лице, в теплом
пальто, велюровой мягкой шляпе, закутанный шарфом, чтобы не простудить
горло, смотрел Валентин Игнатьевич на бегающего от стройкомбайна до пульта
управления охрипшего Васильева в белесом от цементной пыли брезентовом
комбинезоне, с покрасневшими от утреннего холода руками, - человека, славе
и карьере которого сегодняшние испытания ничем не грозили.
Чего же он бегает? Чего суетится? Директором института его не назначат,
в академики не выберут. Какое там в академики! Он еще даже не кандидат.
Либо это сумасшедший фанатик, либо ему можно приписать латинское
определение "тестимониум паупертатис" - "свидетельство о бедности, о
скудоумии".
А этот "скудоумный" с каждым днем все больше и больше убеждался, что
лидарит годился лишь для первых опытов, а по существу это был лабораторный
материал, не рассчитанный на массовое промышленное изготовление. Лишь
сейчас, с изобретением Даркова, открываются новые, невиданные перспективы,
которые могут в корне изменить обычное представление о методах поточного
строительства.
Вначале опыты проводились на маленьких пластинах, раствор Даркова
разбрызгивался ручным краскопультом, потом перешли на метровые пластины,
залили часть формы. Казалось бы, все получилось хорошо и нечего было
тревожиться, но опытный экспериментатор Васильев знал, что самое трудное
впереди.
Он не ошибся. На экране телевизора со специальным защитным козырьком от
солнца можно было рассмотреть тугие струи жидкой массы, оседающей на
стенках формы. Выключили форсунки. Яркий прожекторный луч скользил по
стенам, освещая отдельные участки уже готовой, быстро твердеющей стены.
Васильев давал отрывистые приказания Наде направлять прожектор,
соединенный с объективом, в ту или другую сторону.
Особенно боялся Васильев за потолок. Под действием собственной тяжести
масса, похожая на сырой бетон, еще не успевший окончательно затвердеть,
может расслоиться и упасть вниз.
- Покажите потолок.
Надя легко повернула небольшой штурвал, и объектив телеконтролера
оказался направленным вверх.
- Дайте большее увеличение, - снова приказал Васильев.
Надя переключила объективы, и на экране показалась шероховатая
поверхность с кратерами, горными пиками - ну точь-в-точь как в телескопе,
когда смотришь на Луну.
Но что это? Мертвая планета ожила, вспучилась, побежали трещины, как
при землетрясении, выросли новые горы, и вдруг огромный кусок ее
поверхности рухнул вниз. На экране промелькнула тень, глухой удар, как
дальний пушечный выстрел, разорвал напряженную тишину.
Надя вздрогнула, зажмурилась, боясь, что аппарат погиб под сырым тестом
цементной лепешки, но вспомнила о прозрачном конусе сверху - защита
надежная - и вновь открыла глаза.
Аппарат работал, показывая стенку формы с остатками упавшей массы. На
этом месте потолка почти не было.
Вот еще удар, точно взрыв, потряс стальную форму, потом второй, третий.
Шлепались на звонкий пол тяжелые лепешки.
Экран потемнел. Надя решила, что упало напряжение в сети.
- Алеша, посмотрите, что на щите.
Но Алексей не отвечал. Сжав кулаки, он стоял возле стальной стены и
вслушивался в глухие взрывы. Как-то отец рассказал, что того дома в
Ленинграде, где они раньше жили, больше нет, во время войны при ночном
налете бомба пронизала его насквозь, под развалинами погибла мать Алексея.
Красивая женщина с большими, как бы испуганными глазами, фотографию он
показывал Наде. Может быть, сейчас Алексей и думал о страшной
ленинградской ночи? А что должен испытывать сам инженер, когда рушится его
мечта?
Надя искоса поглядывала на Александра Петровича, следившего за экраном,
но лицо его было непроницаемо. Вероятно, в такие минуты он умел собирать
всю свою волю, твердо сжимая кулаки, чтобы случайно не расслабиться.
Очень мало понимала Надя в физико-химической механике. Но она была
экспериментатором и, хоть возилась не со строительными материалами, а с
телевизионными камерами, чутьем догадывалась, что именно сегодняшние
испытания могут определить всю дальнейшую работу Васильева.
Убедившись в неудаче, Васильев приказал раздвинуть форму, убрать сырую
массу и спросил у Литовцева:
- Плохо схватывается. Возможно, слишком жидкий раствор?
Литовцев равнодушно пояснил:
- Сделано точно так, как указано в рецептуре.
- Но меня интересует ваше мнение...
- Я не могу позволить себе роскошь судить о науке, в которой не
искушен. Вот приедет Пузырева...
Но Пузырева не ехала, несмотря на вторую телеграмму, подписанную
начальником строительства.
- Кто еще работал с Дарковым? - томясь нетерпением, спрашивал Васильев.
- Мои лаборанты Алик и Эдик, кроме них - молодой инженер без степени,
то есть "дин минорес" - младшие боги, - пожимая плечами, говорил Литовцев.
- Еще одна лаборантка. Я ее мало знаю, но Пузырева что-то говорила о ее
моральных качествах. Да разве им можно поручить серьезное дело!
С этим не мог не соглашаться Васильев. Два лаборанта Литовцева жадно
смотрели ему в рот, ловили каждое слово признанного главы школы, создателя
лидарита, и даже пикнуть не смели, чтобы выразить свое мнение.
Впрочем, это было вполне понятно. Молодой инженер, которого недавно
назначили в лабораторию Литовцева, попробовал усомниться в температурной
стойкости лидарита и решил ее проверить. Через неделю инженер исчез. Потом
уже в лаборатории узнали, что он уволен "за неспособность к научной
работе".
Убедившись, что Литовцев не желает рисковать своим добрым именем,
помогая начальнику строительства заниматься "внеплановыми испытаниями",
Васильев попробовал обратиться к лаборантам. Согласно рецептуре мальчики
честно отвешивали какой-то алюминиевый порошок, разные другие добавки,
смешивали их с цементным раствором и наполнителем, но когда Васильев
спрашивал у них, достаточна ли вязкость, мальчики, как по команде,
затягивали на шее пестрые прозрачные косынки и смущенно переглядывались.
- Надо спросить Валентина Игнатьевича, - хором отвечали они.
Валентин. Игнатьевич появлялся в дверях, окидывал подчиненных суровым
взглядом и цедил насчет необходимости органических стабилизаторов, чего
Дарков не предусмотрел.
- Совершенно верно, Валентин Игнатьевич, - поддакивал один из
лаборантов.
- Вот именно, - подхватывал другой.
Литовцев смотрел на них с явным пренебрежением и, повернувшись к
Васильеву, добавлял:
- Но еще раз повторяю, Александр Петрович, что в данном случае мое
мнение ни к чему не обязывает. Вероятно, можно обойтись и без
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг