Естественно, я тоже напустил на себя озабоченность, хотя никакой
загадки для меня не существовало.
Вдоль задней стены тянулась глубокая канава, заполненная дождевой водой
пополам с глиной. Во избежание размыва прежний владелец укрепил ее стенки
кольями, камнями и даже толстым металлическим листом, поставленным в самом
опасном месте. Покатая крыша домика, скрытая кустом сирени, нависала как раз
над канавой. Мне, с моим инженерным умом, совсем нетрудно было устроить этот
спецэффект. На крыше я расположил пакет, наполнив его мелкими камешками.
Груз удерживался планкой, а та -- тонкой стальной проволочкой, второй конец
которой я пропустил через дырочку, просверленную мною в стене, и закрутил за
неприметный гвоздик у самого пола. Все было так отрегулировано, что стоило
просто потянуть за струну, как планка освобождалась и камешки лавиной
ссыпались по крыше, падая с высоты на металлический лист, имевший заметный
наклон. Камни тут же тонули в грязной жиже, а от проволочки, совершенно
неприметной в мокрой траве, я рассчитывал избавиться в ближайшие две минуты.
Но прежде следовало рассеять недоумение собравшихся.
Я деловито осмотрел место события и указал на металлический лист.
-- Что ты хранил на крыше, Константин? Видишь, оттуда могло что-то
упасть прямо на лист. Потому и грохот...
-- Верно! -- согласился он. -- Понятия не имею, что там лежало, ни разу не
заглядывал, но, несомненно, ты прав... Бог с ним! Идемте за стол, грибы
остывают. -- Он первым двинулся обратно.
Теперь можно было не спешить. Я дождался, пока народ последует за
хозяином, затем разыскал в мокрой траве свившуюся проволоку, смотал ее в
клубок, а тот зашвырнул в канаву. Ну вот, никаких следов. Не считая баночки.
Но и до нее дойдет очередь.
Я вернулся в комнату и занял свое место.
Бокалы наполнились, пирушка продолжалась.
Я с холодным любопытством наблюдал, как Константин жадно уминает
поганки. Появится ли предчувствие смерти в его глаза? Впрочем, не будем
спешить.
А веселье разгоралось. Праздник явно удался. Даже Владимир Петрович,
разохотившись, осмелился пригубить рюмочку.
Я поглядывал на часы: важно сыграть в унисон. Я тоже должен
продемонстрировать недомогание. Это отведет от меня малейшие подозрения.
Тем временем Рая принялась уговаривать компанию немедленно отправиться
по грибы. Тем более дождик только что прошел. А после можно продолжить. Она
растормошила всех.
Тут же начались шумные сборы.
-- А ты чего сидишь? -- Константин удивленно посмотрел на меня. Никаких
симптомов отравления он пока не обнаруживал. У этого бугая было поистине
лошадиное здоровье.
-- Рад бы, да не могу, -- сморщился я. -- Что-то крутит. Вы идите, а я,
пожалуй, прилягу.
Владимир Петрович тоже отказался от похода в лес, вспомнив, что
договорился заскочить в соседнее садоводство к приятелю за ручной лебедкой
для выдергивания пеньков. -
Всей толпой мы вышли из домика.
Грибники направились через огороды к лесу, а я решил проводить
Владимира Петровича, ощутив внезапно, что моя ссылка на недомогание не так
уж фальшива. Кружилась голова, участилось сердцебиение. Чему удивляться?
Самовнушение -- отнюдь не безобидная штука.
Мы неторопливо вышагивали по пыльной дороге. Владимир Петрович
увлеченно рассказывал о старинных способах, посредством которых наши прадеды
избавлялись от пней. Трещал он как сорока.
Я слушал вполуха. А удачно получилось, что эта фанатичка утащила
компанию в лес. Быть может, приступы боли начнутся у Кости в каком-нибудь
болотистом овражке? Там его и кондрашка хватит.
Незаметно мы дошли до "фазенды" Владимира Петровича, расположенной, как
я уже упоминал, в дальнем углу садоводства. Здесь на большинстве участков,
как говорится, конь не валялся. Лишь ближайший сосед моего спутника успел
разбить несколько грядок да насадить густой малинник. Вокруг не виднелось ни
души.
Участок Владимира Петровича тоже требовал немалого пота. Грядки у него,
правда, были -- сплошь засаженные картофелем, но укрываться от непогоды
приходилось в крохотном шалаше, крытом еловыми лапами. Не знаю, как уж там
умещалась любезная Екатерина Евгеньевна.
Тем не менее Владимир Петрович с энтузиазмом развернул передо мной
грандиозный проект обустройства своего клочка. Он водил меня из угла в угол
и говорил, говорил, говорил... От его несносной трескотни раскалывалась
голова.
Рядом с шалашом я увидел странной формы глубокую яму, сужающуюся
кверху.
-- Клады ищете?
-- Голубчик! -- пропел он. -- Перед вами -- так называемый новгородский
погреб. Устроить -- сущие пустяки, зато картошка не померзнет. Гарантия! Суть
в том, что яма сужается к горловине, и земля удерживает тепло, -- он пустился
в бесконечные пояснения.
-- Не великоват ли погребок?
-- Как бы не оказался мал! -- захохотал он, запрокинув лысеющую голову. --
А дело в том, -- он понизил голос, будто доверяя сокровенную тайну, -- что я
владею уникальной технологией, позволяющей собирать по двадцать мешков
картофеля с сотки! Осторожно, не подходите к краю, может обвалиться.
Я незаметно глянул на циферблат. Не исключено, что у моего лучшего
друга уже начались колики. Вдруг Владимир Петрович успеет отвезти его в
больницу? Нет, надо немедленно сплавить этого невероятного говоруна. Я
протянул руку:
-- Владимир Петрович, спасибо за интересный рассказ, но мне, кажется,
пора.
-- Голубчик! -- сладкозвучно пропел он. -- Я вижу, что заинтриговал вас.
Ах, какая жалость, что мне надо уезжать! Ну ничего. Вот вам блокнот с
любопытнейшими выписками. Я три вечера просидел в Публичке, роясь в старых
журналах, и не жалею. Посмотрите, голубчик. И Константину покажите. Только
блокнот верните, обязательно, я без него как без рук.
-- О чем разговор! -- Я сунул блокнот в карман. Он сел в машину и завел
мотор.
-- Садитесь, я вас подброшу.
Меня вдруг резко затошнило от запаха бензина.
-- Спасибо, лучше пройдусь. Такая замечательная погода!
-- Как знаете... Ну, до скорого! -- Он уже выехал на дорогу, но снова
затормозил и крикнул мне, высунувшись в окошко: -- Голубчик! Не в службу, а в
дружбу... В шалаше лежит отвертка с красной ручкой. Я брал у Константина и
совсем запамятовал отдать. Сделайте это, пожалуйста, за меня, если вам не
трудно.
-- Что за пустяки, право...
Наконец-то он нажал на газ и запылил по дороге.
Я провожал его взглядом. Вот, слава-те Господи, машина скрылась за
поворотом.
Вот все и свершилось, подумал я. Сколько выдумки и изобретательности
было вложено в эту акцию, сколько бессонных ночей позади! Но где бурная
радость? Где эйфория и душевный подъем? Почему я не ощущаю ничего, кроме
скуки? И чем же мне теперь, когда все позади, заполнить свою жизнь, которая
опять войдет в накатанную, будничную колею?
Не забыть бы выбросить банку... Ах да, еще прихватить эту дурацкую
отвертку.
Я нагнулся, заглядывая в шалаш, и... едва не заорал от дикой боли в
животе. Все завертелось перед глазами. Пытаясь сохранить равновесие, я
отпрянул назад, ноги мои подкосились, и вдруг я ощутил, что лечу, лечу в
бездну, в ад... Глухой удар, резкая боль в ноге -- я потерял сознание...
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я очнулся. Нет, это еще был
не ад. Я лежал на дне "новгородского" погреба, настоящей волчьей ямы.
Земляные стены почти сходились наверху, оставляя видимым круглый клочок
неба. Я попытался подняться, но острая боль в ноге исторгнула крик из моей
груди. Ощупав левую штанину, я понял, что у меня перелом.
Я завопил во всю силу своих легких. Но крик, казалось, гас в этом
земляном мешке. Я вспомнил, что поблизости -- ни души. Господи, как же
выбраться отсюда?! В погребе не было ничего, кроме пустой бутылки с
налипшими изнутри чаинками.
Я попытался здраво осмыслить ситуацию, когда новый приступ боли, на
этот раз в животе, в почках, в селезенке, -- заставил меня вертеться волчком.
"Ты же отравлен, -- ухмыльнулся кто-то внутри меня. -- Своими же
грибочками. Ты ведь хорошо знаешь симптомы отравления, так что не обманывай
себя. Но, Боже правый, как это могло случиться?!"
На миг меня посетила безумная мысль, что Константин вынашивал
аналогичный план и, в свою очередь, осуществил его. Но это невозможно!
Константин генетически не способен на подобный поступок. Да и как он сумел
бы? Хотя именно он раскладывал жаркое по тарелкам. По тарелкам...
И тут на меня снизошло озарение.
Когда я подложил ему "гостинец", его порция стала хоть и ненамного, но
больше. Вернувшись в комнату первым, Константин заметил это и переставил
наши тарелки, желая оказать мне любезность, ведь я так восторгался жареными
грибами!
Гениальный план рухнул из-за его совершенно идиотской деликатности,
анекдотичной щепетильности.
Этому недотепе снова повезло, и снова -- благодаря случайности, а не уму
и проницательности -- вот что бесит!
Но я еще не потерял надежды выкарабкаться и долго кричал, рассчитывая,
по крайней мере, на возвращение Владимира Петровича. Однако проклятый
болтун, похоже, все еще точит лясы со своим приятелем.
Если вас интересует, какие физические муки я терпел, обратитесь к
любому справочнику по грибным отравлениям, там все подробно описано, и,
поверьте, описано весьма точно. Но как передать душевные страдания?!
Иногда боль давала передышку, и ко мне возвращалась способность
рассуждать. Разум не мог смириться с нелепым поражением. А хуже всего, что,
найдя мой труп, скажут: мужик обожрался поганок. Это вам, детки, урок.
Вот где трагедия! Вот где высшая несправедливость! А ведь я достоин
восхищения! Я, мой гибкий, неповторимый ум! Господи, как я понимаю
Герострата!
Моя рука наткнулась на блокнот Владимира Петровича, а шариковая ручка у
меня с собой... Я должен вытерпеть любую боль, должен продержаться до той
поры, пока не поведаю миру о своей блестящей..."
Далее каракули становились совершенно неразборчивыми, как будто автор
уже не владел навыками письма.
Но нет, на обороте одного из листков я обнаружил еще один абзац.
"Если я оставлю эти записки в яме, то они наверняка попадут в милицию и
исчезнут в тамошних архивах. Не хочу! Я затолкаю их в бутылку, а ту, собрав
последние силы, зашвырну в соседний малинник. Авось..."
Это все.
Самое трагикомичное, что своей подписи новоявленный поклонник
Герострата так и не поставил. Конечно, приложив усилия, я мог бы выяснить
его имя. Но зачем? Всевышнему оно известно, и он отмерит грешнику полной
мерой.
Вместо эпилога
Не Мамалыгина ли вывел в своем последнем рассказе Вадим Ромоданов? Под
видом того страшноватого эпизодического персонажа, что разглагольствует об
убийстве жены...
Я нежданно подумал об этом, когда, очутившись как-то раз по чистой
случайности возле дома-башни на проспекте Космонавтов, увидел выходящим из
подъезда сухонького розоволицего старичка. Мамалыгин -- никаких сомнений.
От крыльца к тротуару вело десятка два довольно крутых ступенек.
Мамалыгин одолел их легкой, пружинистой походкой.
Поколебавшись, я двинулся за ним.
Мамалыгин не оборачивался, но что-то в его фигуре подсказало, что он
учуял слежку.
Внезапно на меня напал такой сильный приступ кашля, что слезы рекой
потекли из глаз.
Когда наконец я вытер их платком, улица была пустынна. Она далеко
просматривалась во все концы, но Мамалыгин исчез, будто сквозь землю
провалился.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 17.10.2001 18:00
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг