мной. Я предложу выпить по рюмке коньяка. Он не откажется. Вот и пусть
выпьет в последний раз в жизни. Порошок действует хорошо. Я проверила на
соседской кошке. А тебе надо заранее спрятаться в дальней спаленке. Или в
гараже.
-- Ах, Алина, в страшное дело ты меня втягиваешь...
-- Уже испугался?
-- Суть не в испуге. Раз идея родилась, ее надо реализовать. Мне самому
противен этот надутый индюк, воображающий, что он все может купить. Но
иногда мне кажется, что он умеет читать чужие мысли...
-- Ха-ха! -- весело воскликнула она. -- Он хитрый, но и я не дура. Я
открыла его тайну. У него есть фонарик, которым он просвечивает мозги. И
люди делают все, что он захочет.
-- Алина, что за сказки.
-- Никакие не сказки! Вот этот фонарик, смотри! Пусть поищет... А без
него он -- никто. А еще я узнала шифр его сейфа. Он набирает год моего
рождения. Вот растяпа! Вчера я, не будь дурой, послала его за шампанским, а
сама заглянула в этот сейф. Денежек больше, чем в Сбербанке. Нам с тобой
хватит до конца жизни. Лишь бы ты любил меня всегда...
-- Я обожаю тебя, моя крошка... А зарывать его не надо.
-- А как же?
-- Очень просто. На что, по-твоему, существует химия?
Послышалось ее характерное мурлыканье, видимо, она полезла к нему с
ласками.
Шипение. Запись кончилась. Саныч сидел, деликатно уставясь в пол.
Так вот куда запропастился блокиратор! Эх, Алина... Была ты дурой, ею и
осталась.
Откровения Алины не очень-то подействовали на меня. Но двойное
предательство лучшего друга потрясло меня. То есть я мог бы закрыть глаза,
узнав, что он раз-другой переспал с Алиной. Кто же добровольно откажется от
лакомого кусочка? Но он посмел влюбить ее в себя, а теперь собирается отнять
ее у меня навсегда. Вместе с моей жизнью.
Кровь моя словно бы превратилась в ядовитую желчь, в ушах шумело, будто
я стремительно мчался сквозь бесконечный тоннель.
Однако же Саныч не должен видеть моего смятения.
-- Эту сценку, милейший, по силам разыграть двум плохоньким актеришкам.
Саныч посмотрел на меня с укоризной:
-- Вы ведь узнали голоса.
-- В нашей городской филармонии нет недостатка в имитаторах. За скромную
плату они прокукарекают за кого угодно.
Саныч умоляюще сложил ладони перед собой:
-- Вы мне все еще не доверяете, Вадим Федорович, а ведь я пришел с
открытым сердцем. Какой мне смысл подделывать пленку? Тем более я принес
только крошечный кусочек записи, а вообще-то накопилась целая гора кассет. Я
передам их вам по первому вашему требованию. Или сожгу. Как пожелаете.
-- Ты и мои разговоры записывал, мерзавец?! -- сорвался я на грубость.
-- Понимаю ваше внутреннее состояние, Вадим Федорович, -- ответил он, как
бы извиняя мою вспышку. -- Но не волнуйтесь, ни одного вашего слова нигде не
зафиксировано.
-- Где и когда ты поставил жучки?
-- Жучков нет.
-- А как же?
-- Специальный прибор. Записывает с улицы разговор в доме по колебаниям
оконного стекла.
-- Где ты достал такую штуковину?
-- Достать можно все, если поставить цель.
-- Кто работал вместе с тобой?
-- Я один, клянусь! -- Он выразительно посмотрел на часы: -- Вадим
Федорович, времени остается все меньше. Вам надо решить, что делать с этими
двумя.
-- Давай-ка для начала послушаем твой вариант. Ты ведь уже все продумал,
верно? А, змей-искуситель? Он не стал открещиваться.
-- На вашем месте, Вадим Федорович, я поехал бы к Алине в условленное
время, прикидываясь простаком. Делал бы все, что она пожелает, но скрытно
следил бы за ней. А когда она подсыплет яд, схватил бы ее за руку.
-- Прекрасно! План хоть куда! Но что делать дальше? Так и стоять, сжимая
ее кисть?
Он не отводил от меня своих быстрых глаз.
-- Вы ведь не заинтересованы в огласке?
-- Допустим...
-- Тогда позвольте мне быть рядом. После того как вы вынесете приговор,
я выполню всю черную работу. Такое прощать нельзя.
Я окинул взором его тщедушную фигурку:
-- А что ты можешь?
-- Все! Только прикажите. А главное -- я умею молчать.
-- Саныч, -- сказал я после долгой паузы. -- Ты просил у меня десять
минут, а сам мозолишь мне глаза целых полчаса. Ты мне надоел. Проваливай, и
немедленно!
Он поднялся, послушный, как примерный школьник.
-- Весь вечер -- до закрытия -- я буду в "Волне", чтобы терпеливо ждать
ваших указаний. Вадим Федорович, умоляю, проявите твердость! Сегодня это
необходимо.
Выпроводив "железного человека", я принялся одеваться к театру. Во мне
копился тяжелый заряд. Взрыв, если он грянет, разнесет все в клочья! Так ты
открыла мою тайну, милая? Как бы тебе не ошибиться!
Я набрал номер ее телефона.
-- Добрый вечер, дорогая!
-- Это ты, котик? -- Голосок у нее был встревоженный. -- Куда задевался? Я
уже вся изошлась, не случилось ли чего.
Каково, а?
-- Все в порядке. Через десять минут выезжаю.
-- Давай, я уже готова. Только закончу макияж. Ну, была не была. Дам ей
все-таки шанс одуматься, спасти свою пропащую душу.
-- Послушай, Алина... Мне показалось, что ты без особого желания идешь
на спектакль. Зачем такая жертва? Хочешь -- оставайся дома. А я схожу с
кем-нибудь из приятелей.
-- Да ты что, зайка! Как же можно не идти, если я давно собираюсь
показаться в новом платье, -- мгновенно нашлась она.
-- Будь по-твоему, -- ответил я и повесил трубку.
* * *
Еще перед нашей свадьбой Алина заговорила о желании иметь домик на свое
имя. Ей, видите ли, недоставало моей просторной квартиры и дачи в Жердяевке.
Вернее, она всегда мечтала о собственном домике, где чувствовала бы себя
полновластной хозяйкой. "Миленький, ну сделай мне приятное, ну что тебе
стоит, ты же можешь..." Плюс сияющие глазки, плюс нежные ласки. Разумеется,
я не устоял.
В центральной части города, между двумя шумными проспектами, но
несколько в глубине раскинулся престижный квартал, застроенный еще в прошлом
веке добротными частными домами. Жили здесь исключительно состоятельные
люди.
Именно в этом районе Алина и присмотрела себе домишко на шесть комнат с
застекленной верандой, который как раз выставлялся на продажу. Я долго
отнекивался. Дело не в скупости -- что для меня деньги, -- я опасался, что это
приобретение как-то отдалит нас друг от друга. Но Алина клялась, что дом
будет стоять закрытым, что она будет заглядывать сюда раз в месяц лишь для
того, чтобы вытереть пыль, что он нужен ей как воплощение детской еще
мечты...
В конце концов я оплатил покупку.
И -- началось.
Ей сразу же не понравилась планировка помещений. К тому же ей хотелось
бы надстроить второй этаж. За верандой надо устроить крытый бассейн, как в
Жердяевке. Или еще лучше. С ультрафиолетовыми лампами. Чтобы можно было
загорать зимой. К бассейну должна вести крытая галерея. Старые сараи --
настоящие развалюхи. Портят вид двора. Гараж -- простая железная коробка.
Надо все переделать и заменить. Притом сад страшно запущен. Повсюду растет
крапива. Без садовника никак нельзя. Ну, и еще тысяча разных "нужно".
За минувшие семь лет я вложил в этот сволочной дом с участком столько
средств, что на них можно было построить современную пятиэтажку.
Все желания Алины исполнялись незамедлительно. Дом превратился в
средних размеров палаццо с массой пристроек, лабиринтом переходов и лесенок,
десятком спален для гостей... Фасад, перед которым запестрели причудливые
клумбы, был облицован плитками розового мрамора, над гранитным крыльцом
сооружен навес с ажурными чугунными столбиками, а с тыльной стороны
появились и бассейн (конечно же, лучше, чем в Жердяевке), и солярий, и
танцевальная веранда...
Само собой, у нее и в мыслях не было держать свое владение
законсервированным. Не успел я опомниться, как она перебралась по новому
адресу со всем своим барахлом, и иногда я неделями не мог вытащить ее
оттуда.
Ежедневные пирушки до утра, сомнительные гости, вино рекой, а после --
любовные утехи в многочисленных комнатах, планировка которых была так
запутана, что я до сих пор не сумел бы в ней разобраться. Думаю, не случайно
она лично руководила сооружением этого лабиринта. В каждой спальне имелось
два выхода, в самом доме -- три или четыре, и ей ничего не стоило избежать
облавы, задумай я такую акцию. Впрочем, скорее всего, она и не подумала бы
скрываться от моего гнева. Послала бы подальше -- и привет!
Для ведения немалого хозяйства она пригласила свою давнишнюю
приятельницу, некую Дарью, длинную и сухую, как жердь, женщину средних лет с
неприветливым, вечно настороженным лицом. Кажется, прежде она работала
буфетчицей в гостинице "Мир", расположенной на той же площади, что и
приснопамятная "Волна". Должно быть, поставляла моей единственной клиентуру.
Дарья, в свою очередь, привела кухарку, уборщицу и садовника, который
исполнял обязанности сторожа. Вся эта разбитная компания души не чаяла в
Алине, на меня же смотрела как На назойливого комара, которого, к сожалению,
нельзя прихлопнуть. Точно так же относились ко мне бесчисленные гости Алины
-- шумные, наглые, проглотистые... А ведь вся эта пестрая шушера, эта свора
ничтожеств жировала за мой счет!
Я всей душой ненавидел этот треклятый дом, к которому Алина была
привязана куда крепче, чем ко мне. Я очень надеялся, что однажды
разверзнется земля и поглотит это гнездо разврата или же небесный огонь
сожжет его дотла.
День проходил за днем -- все оставалось по-старому.
Я терпеливо ждал.
И вот -- дождался.
* * *
Приверженность литературному ремеслу имеет ту особенность, что
более-менее регулярно пишущий человек то и дело ставит самого себя в центр
задуманного повествования. Ясно, как со стороны, я увидел ситуацию:
банальнейший, сотни раз описанный любовный треугольник. Правда, не без
нюансов. Можно дотянуть эту историю до трагедии, впрочем, весьма
тривиальной, а можно свести к фарсу, что предпочтительнее. Заморочил мне
голову этот Саныч: тайна, приговор, никакой пощады... Чего он, собственно,
добивается? Чего лезет в душу?
Скользкий тип!
Облучу-ка я его блокиратором, от греха подальше. И Федора тоже. Друг,
называется. Занимался бы лучше металлическим порошком и оставил в покое
ядовитый.
А перед Алиной поставлю ультиматум: хочет, чтобы я ее простил, пусть
откажется от этого дома. Незачем мужу и жене иметь разные жилплощади.
Нагулялась. Довольно.
Ох, и потешимся сейчас, думал я, открывая ворота гаража.
Вечер выдался ветренный.
Пока я возился с замком, налетел такой шквал, что мой галстук вытянулся
в горизонтальную струну.
Ветер гудел вдоль улиц.
Мужчины придерживали шляпы, женщины -- подолы, все жались к стенкам; в
воздухе неслись, словно попавшие в аэродинамическую трубу, сорванные листья,
лепестки, обрывки газет, всякий сор; вот затрещало и рухнуло старое дерево
на противоположной стороне дороги. Ого! Никак надвигается ураган.
Я включил сигнал поворота и свернул в тихий проулок, где обитала моя
милая, моя погубительница. Я, кажется, употребил определение "тихий"? Черта
с два! Верхушки деревьев исполняли не то половецкие пляски, не то брейк,
заборы трещали вроде несмазанных шестерен, провода гудели, как сотня
соловьев-разбойников.
Может, вы думаете, что с моей стороны это литературщина, нагнетание
страхов? Какие страхи! Я-то ехал, чтобы разыграть комедию.
А ветер крепчал с каждой минутой.
* * *
Когда я въехал в ненавистный мне двор, ветер успел спрессовать воздух
до сумеречной субстанции, хотя в это время суток солнце обычно еще высоко
стоит над горизонтом. В соседних домах зажглись окна, но этот выглядел
темным и -- что странно -- необитаемым.
Буквально сбиваемый с ног яростными порывами, я добежал до дверей и
впрыгнул в прихожую.
Дверь, ведущая в гостиную, была распахнута настежь. На диване перед
журнальным столиком сидела Алина. Весь ее наряд состоял из узких кружевных
трусиков и золоченых туфелек.
-- Ну, Алина... -- недоуменно пробормотал я. -- Мы же опоздаем.
-- Не хочу никуда ехать в такую погоду. -- Она капризно надула губки. --
Дурацкий ветер!
-- Зачем же было дергать меня?
-- А может, я хочу побыть с тобой? -- Она приподняла правую ногу,
грациозно покачала ею и рывком послала в мою сторону туфельку. Следом
полетела вторая. -- Миленький, ты не хочешь поцеловать свою киску?
Ее зовущий взгляд парализовал все мои помыслы. Уплывающим краешком
сознания я понимал весь ее расчет, но ничего не мог противопоставить ему.
Через секунду я был у ее ног.
-- Ой, щекотно! -- игриво поежилась она. -- Давай сначала немного выпьем
для разогрева.
-- С удовольствием. А где твоя сумрачная Дарья?
-- Я ее отпустила.
-- А эта кухарка с блудливыми глазами?
-- Ушла по делам.
-- А садовник, похожий на евнуха?
-- Дала ему денег и велела не приходить до вечера. -- Она обвила мою шею
руками, прижимаясь к моей щеке. -- Миленький, я же знаю, что ты не любишь,
когда другие смотрят. Вот и спровадила всех. Мы одни. Понимаешь, совсем одни
во всем доме.
-- Редкий случай...
Она куснула меня за мочку уха, жарко нашептывая:
-- Давай сегодня устроим свой театр... Эротический... -- Затем резко
отстранилась, дразняще хохоча: -- Только не спеши... Сначала выпьем.
Да, она знала, чем меня взять. Я находился в состоянии, когда из
человека можно вить веревки. Предупреждение Саныча казалось бредом
сумасшедшего.
На столике стояли бутылка коньяка, два узких бокала и вазочка с
конфетами.
Пока я разливал напиток, она вытянулась на диване в позе одалиски.
-- Миленький, принеси лимонного сока. На кухне, в холодильнике.
-- Все, что пожелаешь, дорогая...
Оказывается, остатки разума я сохранил. Я уже упоминал, что она
понаделала в доме массу дублирующих дверей. Сейчас это пригодилось. С кухни
я прошел на веранду и, крадучись, заглянул через окно в гостиную.
Не меняя позы, Алина взяла из вазочки одну из конфет, развернула ее и
поднесла к моему бокалу. Из обертки невесомой струйкой посыпался белый
порошок.
И все равно я не верил. Может, это какое-то любовное средство? Но
здравый смысл отвоевал себе крохотный плацдарм.
-- Ми-иленьки-ий... -- пропела Алина. -- Где ты? Твоя Алина соскучилась. Я
уже был на кухне.
-- Иду, моя прелесть!
Когда я вернулся в комнату, она возлежала в прежней позе, держа свой
бокал у пухлых губ.
Невольно я замер в центре гостиной, не решаясь приблизиться к ней.
Она поощрительно улыбнулась и поманила меня пальчиком:
-- Ну же, котик...
-- Сейчас.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг