Он высунулся в окошко и заорал: -- Нечитайло!
Тотчас подбежал водитель в кожанке.
-- Тащи сюда бабу и Серого! Едем! Через минуту весь экипаж был в сборе.
-- К Центральному рынку! -- скомандовал Китель.
"Волга" с ревом сорвалась с места.
Вот так и бывает: когда нужно принять важное решение, времени на
раздумья нет.
Что мне делать?
Выполнить приказ мафиози -- значит навсегда остаться в его власти. Отказ
равносилен лишению головы.
Я готов был выбрать второе. Лучше мгновенная смерть, чем пожизненное
рабство.
Стоп!
У меня все же есть шанс. Крохотный, призрачный, но есть.
По дороге к рынку мы будем проезжать неподалеку от дома-башни, и если
Мамалыгин уже вернулся... Я смогу продержать Кителя десять минут в зоне
действия своего биополя. Что будет дальше -- не хотелось думать.
Ну! Сейчас или никогда!
Я нашел руку Алины и крепко сжал ее. Она ответила мне чутким пожатием.
Пора!
Я сконцентрировал волю.
Тотчас Китель повернулся к водителю:
-- Давай направо!
-- Чего? -- обомлел тот.
-- Направо!
-- Вы же сказали -- Центральный рынок... -- с обиженной гримасой напомнил
Нечитайло.
-- Я сказал -- проспект Космонавтов! -- рявкнул зав-базой.
-- Выходит, я не расслышал, -- пробурчал водитель. -- Не то поехал бы
другой дорогой. Тут же одностороннее движение, сами видите. А теперь
придется делать крюк.
-- Да хоть петлю! Хватит болтать! -- рассвирепел Китель. -- Делай, что
тебе сказано!
-- Всегда я у вас виноват... -- не сдавался настырный Нечитайло.
-- Заткнись!
Я ни на миг не ослаблял контроля над сознанием Кителя.
Вот наконец и дом-башня.
-- Тормози у подъезда! -- приказал Китель. "Волга" замерла у обочины.
-- Мы зайдем ненадолго к одному хмырю, -- лениво бросил Китель. -- Ждите
здесь.
Подъезд, лифт, двенадцатый этаж, площадка.
Мое биополе работало уже более пяти минут.
Я позвонил.
Ну, судьба!
За дверью стояла тишина. Текли томительные секунды. Я не убирал пальца
с кнопки, понимая, что проиграл. Удача против меня. Еще три-четыре минуты --
вот все, что мне оставалось. В какой это сказке персонаж чувствовал, что его
голова отделяется от туловища?
И тут дверь бесшумно распахнулась.
За порогом стоял Мамалыгин -- в банном махровом халате и резиновых
шлепанцах, с мокрыми прядками волос. Глаза за толстыми линзами очков
выражали высшую степень удивления.
Я покачнулся. Силы оставляли меня, но боковым зрением я все же успел
заметить, как безучастный доселе Китель опрометью бросился к лестнице.
Должно быть, мое биополе снова исчезло.
Хуже всего, что Мамалыгин не видел Кителя.
По стеночке я медленно сполз на пол, шепча:
-- Верните его... Иначе я погиб...
Очнувшись, я обнаружил, что лежу на кожаном диване в кабинете
Мамалыгина, напротив -- в кресле -- с осоловелым видом сидит Китель, а хозяин
озабоченно расхаживает вокруг письменного стола.
-- Что случилось, Вадим?
-- Обруч... -- Я быстро распутал шейный платок, обнажив ненавистный
ошейник. -- Это бомба... может взорваться в любую секунду... Я погиб!
-- Спокойно! -- Мамалыгин достал откуда-то серебристый предмет,
напоминающий утолщенный карандаш, и провел им по обручу. Тот сразу же
обуглился, хотя никакого жара не было и в помине. Мамалыгин переломил его
легко, как сухарь, и бросил обломки на стол.
-- Как он оказался на тебе?
Сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое, я поведал о случившемся.
Разумеется, без постыдных для меня подробностей. Дескать, на меня напали в
темноте, оглушили, а затем, надев этот обруч, принялись шантажировать.
Мамалыгин слушал внимательно, но наводящих вопросов не задавал.
-- Понятно... -- Выдвинув ящик стола, он достал обыкновенный
электрический фонарик и, отрегулировав какой-то рычажок на корпусе, направил
невидимый луч на лоб дремлющего Кителя.
-- Ты знаешь этого человека? -- поинтересовался он.
-- Это главарь шайки похитителей, -- обтекаемо ответил я.
-- Это некто Когтев Константин Петрович, по прозвищу Китель, -- тихо
поправил Мамалыгин, впрочем, безо всякого стремления уличить меня во лжи. --
Один из четырех крупных подпольных воротил города. На будущее старайся
избегать с ним конфликтов. -- Он продолжал обводить голову того фонариком.
-- Что вы делаете? -- спросил я.
-- Блокирую память. Когда он очнется, то забудет все, связанное с тобой.
Кстати, вы пришли сюда вдвоем?
-- Нет, у подъезда стоит машина, в ней еще трое.
-- Они участвуют в этой истории?
-- Да.
-- Ну-ка, пошли... -- Мамалыгин двинулся к балкону.
Я поплелся следом, подумав внезапно о том, что сейчас навсегда исчезну
из памяти Алины. Я вспомнил ее ласки, горячее тело, восторженный взгляд...
На миг захотелось упросить Мамалыгина не вмешиваться в память Алины. Но
малодушие взяло верх. Зачем мне женщина, видевшая мой позор? И многого ли
стоят ее слова о любви? Должно быть, она говорит их каждому либо через
одного. А ко мне она приклеилась с единственной целью: поживиться. Все это
фальшь. Город битком набит подобными Алинами. У нас с ней было две хорошие
ночи, и довольно. Прощай, Алина! Извини, но ты -- не мой идеал.
Мамалыгин перегнулся через перила, подзывая меня к себе:
-- Эта?
-- Она самая. Молочная "Волга".
Хмыкнув, он навел на машину луч фонарика.
Через минуту мы вернулись в комнату.
Китель по-прежнему сидел в кресле в позе истукана.
Мамалыгин распростер перед его лицом ладони, совершая плавные, как бы
охватывающие движения, и резко опустил руки.
Китель тотчас встрепенулся и уставился на нас как баран на новые
ворота. Моя персона не вызвала у него никакого интереса.
-- Где я? -- недоуменно спросил он. -- Кто вы такие?
-- Случайные попутчики, -- мягко пояснил Мамалыгин. -- Вы поднимались в
лифте и лишились сознания. Пришлось оказать посильную помощь. Как вы себя
сейчас чувствуете? Вам нужно носить с собой валидол. В вашем возрасте шутки
с сердцем плохи.
-- Точно. -- Тот помассировал грудь. -- И вправду -- отпустило. Ну,
спасибо! Это управление железной дороги?
-- Вовсе даже нет. Жилой дом на проспекте Космонавтов.
-- Ни хрена себе! -- присвистнул Китель. -- А какого черта я здесь делаю?
-- О том, вероятно, нужно спросить у вас. Китель потер свой бычий лоб.
-- Что значит текучка! Скоро собственное имя забудешь. -- Он достал из
верхнего кармана пиджака визитную карточку и протянул ее Мамалыгину. --
Позвоните в ближайшие дни, я вас отблагодарю... Когтев умеет помнить
хорошее! -- К нему вернулась привычная самоуверенность.
-- Весьма вам признательны, -- вежливо кивнул Мамалыгин. -- Найдете
дорогу?
-- Это я-то?! Еще бы! Он встал и, громко ступая, вышел. Мамалыгин
проводил его до дверей и вернулся в кабинет.
Я невольно напрягся, ожидая дотошных расспросов, а затем и крепкой
взбучки, возможно, даже изгнания из рая.
Но и намека на недовольство не было в его взгляде. Наоборот, он смотрел
сочувственно.
-- Ты все-таки пострадал... Не переживай. Сейчас восстановим твое ухо.
Даже шрама не останется.
Он извлек из ящика стола еще один компактный чудо-аппарат, похожий на
небольшую резиновую грушу.
Легкое жужжание, приятное покалывание в мочке и -- ранки будто не
бывало. Мое ухо приобрело первоначальную природную форму.
Я не уставал дивиться богатству необычного арсенала Мамалыгина. Вот кто
поистине всемогущий человек!
-- Среди твоих похитителей, чью память мы еще не заблокировали, остались
опасные люди? -- спросил он.
Я сразу же вспомнил Макса и того второго, неизвестного мне "железного"
человека. Беда в том, что я его не знал.
-- К сожалению, да, -- вздохнул я. -- По меньшей мере двое.
-- Тогда держи блокиратор. -- Мамалыгин протянул мне "волшебный" фонарик.
-- Как им пользоваться? -- Я повертел в руках чудесный подарок.
-- Очень просто. Он уже настроен на твою волну. Включаешь эту кнопку и
наводишь луч на верхнюю часть головы объекта. Продолжительность облучения не
менее тридцати секунд. Дальность -- до ста метров. Луч стирает, вернее,
запирает, блокирует связанную с тобой информацию, которая хранится в
сознании твоего оппонента. Подчеркиваю, речь идет только о тебе. Если, к
примеру, твой противник видел тебя верхом на слоне, то после облучения тебя
он забудет, но слона -- нет. Понимаешь?
-- Ага, -- кивнул я, прикидывая, что вспомнит Макс после знакомства с
блокиратором. Значит, меня он забудет, а вот Алину будет помнить и при
случае... Да, но ведь Алина уже не помнит обо мне. Круг замыкался.
-- Ну? Сошлось? -- улыбнулся Мамалыгин, словно прочитав мои мысли. -- Еще
вопросы есть?
-- Да...
-- Пожалуйста.
-- Знаете, Аркадий Андреевич, был момент, когда мое биополе исчезло.
-- Биополе не может исчезнуть, -- покачал головой Мамалыгин. -- Но иногда
оно не проявляется. Тут две основные причину. Первая: большая доза алкоголя
или наркотиков. Вторая: страх. Чтобы управлять биополем, нужна ясная голова
и твердая воля. Если, скажем, птица засомневается, умеет ли она летать, то,
скорее всего, упадет и разобьется. Никогда не теряй головы, мой мальчик, --
вот лучший совет, какой я могу тебе дать.
-- Понятно... -- пробормотал я, вспоминая то гаденькое чувство, которое
охватило меня в подвале Кителя, когда он не откликался на мои команды.
От Мамалыгина я уходил переполненный противоречивыми чувствами. Было
больно и стыдно за глупые проделки, за пошлые развлечения, за то, что,
обладая гигантскими возможностями, я принялся растрачивать их по пустякам.
Из-за собственного легкомыслия я едва не оказался в вечном полоне у
безжалостного и кровожадного негодяя!
Но была и окрыленность. Теперь я знал, что мне делать. Литературная
работа, учеба, умные друзья, интересные люди, театр, спорт -- как богат и
красочен мир, когда ты ведешь здоровый образ жизни! Это мой выбор, и никогда
более я не отступлю от столбовой дороги ни на шаг.
ПЕРВАЯ ЧАШКА КОФЕ
Я неловко перевернул очередной листок рукописи Вадима Ромоданова, он
соскользнул со стопки и, кувыркнувшись, улегся на пол. Волей-неволей
пришлось подниматься с кресла. Вот и кстати. Чтение несколько утомило меня.
Надо бы чуть размяться, сварить кофе, придвинуть поближе пепельницу --
словом, устроиться поудобнее.
Не могу сказать, что к этому моменту рукопись всецело захватила меня.
Притом постепенно крепло убеждение, что я стал жертвой литературной
мистификации.
Очевидно, Вадиму Ромоданову осточертели собственные научно-популярные
очерки и он решил испытать свои силы в ином жанре, выбрав меня в качестве
первого читателя. Все говорило бы в пользу подобной версии, если бы не одно
обстоятельство: я по-прежнему не мог объяснить, каким образом письмо, а с
ним и рукопись оказались в моей комнате.
Желание рассеять туман и было, собственно, главной причиной,
побуждающей продолжить чтение.
Но, должен признаться, тут присутствовал и чисто профессиональный
интерес: в повести завязывались некоторые узелочки, о развязке которых я
пока не догадывался, и оттого было любопытно, насколько выпукло автор
расставит все точки над "i", сумеет ли гармонично соблюсти законы жанра, все
ли ружья, которыми он густо оснастил страницы своего сочинения, выстрелят в
финале.
Одновременно я размышлял о самом Вадиме Ромоданове. Если правы те, кто
утверждает, будто по любому произведению можно с полной определенностью
судить о характере автора, то многие ремарки господина Ромоданова выставляли
его в довольно-таки неприглядном свете. Это была не то чтобы противоречивая,
а, скорее, безнравственная личность, человек, не имеющий ни малейших
моральных устоев, способный из пустой прихоти на самый низкий поступок,
несмотря на все свои пространные рассуждения о порядочности. Примеров тому я
обнаружил предостаточно.
Тут-то и заключалось наиболее уязвимое место повествования.
Дело в том, что, будучи любителем и, смею надеяться, знатоком
фантастики, я, как и Вадим Ромоданов, охотно допускаю мысль о множестве
населенных миров, о различных уровнях цивилизаций, о контактах тайных и
явных и всем таком прочем. Не вызывает особых возражений и фигура агента,
работающего на иную, более высокоразвитую цивилизацию. Но как можно
поверить, что могучий разум выберет на эту должность человека совершенно
безответственного, эгоистичного и порочного?! Да еще наделит его уникальными
дарованиями при полной бесконтрольности! Дай такому волю, он со временем
затмит не только примитивного хапугу Кителя, но и куда более зловещих
персонажей истории.
Кстати, с Кителем тоже явная натяжка, избитая литературная схема: если
торговый начальник -- значит, обязательно жулик, причем непременно глава
подпольного синдиката, "кровожадный и безжалостный негодяй" (цитирую
Ромоданова). Как будто жуликов нет среди представителей других уважаемых
профессий!
Кофе вскипел. Я, как обычно, растворил две ложечки сахара, после чего
вернулся к рукописи.
ПРОДОЛЖЕНИЕ РУКОПИСИ ВАДИМА РОМОДАНОВА
Прошла всего неделя после моего освобождения, а я уже не мог без
усмешки вспоминать свои недавние благочестивые намерения. Какого черта! Я
получил урок. Я его усвоил. Но не для того же, чтобы вести монашеский образ
жизни! Я не испытал еще и сотой доли доступных мне наслаждений. Добровольно
отказываться от них -- верх кретинизма.
Впрочем, в тот, первый, вечер в голове моей бродили иные, более
смиренные мысли.
Подойдя к подъезду моего дома и не обнаружив перед ним оставленной в
роковую ночь "Волги", я не удивился. Угнали-таки машину! Может, Макс или кто
другой из команды Кителя. Бог с ней, с тачкой! Куплю новую. А вот рукописей,
которые лежали на заднем сиденье, теперь не вернешь. Пропал весь мой
творческий багаж, все, наработанное с той поры, когда я впервые ощутил в
себе Призвание. Кое-что удастся, пожалуй, восстановить по памяти, а вот
дневники, выписки, наброски утрачены навсегда.
Я поднялся на свой этаж, достал ключи.
-- Кхе-кхе! -- раздалось за спиной громовое покрякивание.
Я обернулся.
В дверном проеме соседней квартиры стоял мужчина в спортивном трико и
белой майке, которая, казалось, вот-вот треснет под напором могучих мышц.
Этакий русский медведь, Иван Поддубный на пенсии. На его румяных щеках
играла благодушная улыбка.
-- Здорово, сосед! -- Его бас был слышен, вероятно, вдоль всей улицы.
-- Здравствуйте, -- ответил я.
-- Ты, стало быть, Вадим? -- утвердительно поинтересовался он. -- А я --
дядя Миша.
-- Очень приятно!
-- Что же ты, Вадим, бросаешь машину где попало? -- продолжал он. --
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг