чешь. Ну, иди ко мне на руки, иди...
- Это конец! - провозгласил Приап. - Что вы тут торчи-
те? На что надеетесь? На бога из машины? Не будет вам бога!
Померли все, одни мы остались!
- Не кричи, - попросил фавн. - Видишь, ребенок спит.
Дриада крепко прижала сатирыша к себе, накрыла его во-
лосами и тихо запела. На окружающих они внимания не обраща-
ли.
Приап снизил голос, но продолжал шипеть.
- Слышь, мальчик, и на что нам теперь надеяться? А? Что
скажешь? Жили, горя не знали, о завтрашнем дне не думали, -
а вот он и пришел, завтрашний-то. И что делать? Вот за
Н и м в Аид спускаться? Нет уж, там и без меня сейчас при-
бавление. Элизий, видать, переполнен, - того и гляди, в Тар-
тар пошлют на веки вечные... Здесь оставаться? В слякоти
этой, такой-растакой, гидра ее заешь?
- Есть же и другие места, не только Пелион... - вяло
отозвался фавненок. - А вообще, ты прав, некуда нам... До-
жить бы свое в каком-нибудь захолустье, где еще не разучи-
лись жертвы богам приносить, а там и в Аид... Холодно мне.
Почему никто у нас одежду не носит, разве что на Олимпе...
- Нет никакого Олимпа, - мрачно сказал старик. - А мо-
жет, и не было... Ты-то знаешь, где искать свое захолустье?
Мальчик пожал плечами.
- Посмотрим.
- Мне-то легче, - прохрипел Приап и согнулся в новом
приступе кашля. - В жизни всякое случалось. Где-нибудь под
Милетом найду себе пару молоденьких пастушков и останусь там
навсегда... - Приап закрыл лицо руками. Он тяжело дышал, и в
груди у него что-то свистело. - Что за чушь... - проговорил
он после долгого молчания. - Планы строим, надеемся... Нет,
я тебя не отговариваю, только зря это все. Нечего придумы-
вать будущее. Нет у нас ничего. Кончилось. Так и будем хо-
дить в тумане, пока не свалимся в пропасть. Тут нам и конец.
- Уйди, - попросил фавн брезгливо. - Ищи своих... пас-
тушков. А я... Не знаю. - Он повернулся к дриаде и твердо
сказал: - Не надо здесь оставаться. Пойдем. Слышишь, пойдем.
- Мальчик, - сказала она негромко и, кажется, с жа-
лостью. - Куда я пойду? Зачем? Что мне, сатирыша бросить? Не
говори глупости... - Дриада склонила голову и зашептала: -
Вот сейчас мы поспим, а потом поищем, что нам покушать, и
все у нас будет хорошо...
- У-у? - сонно спросил сатирыш и чихнул.
- Будь здоров, маленький. Спи, спи... X
"Дура, - подумал фавн со злостью и пошел вниз по скло-
ну. - Сумасшедшая. Нашла себе развлечение". Ему пришло в го-
лову, что надо похоронить Пана согласно старым обычаям. Он
остановился, потом махнул рукой и зашагал дальше.я1 Бесполез-
я1но. Никакого смысла. Все равно эту ночь нам не пережить.
Овидий сидел у окна, за которым висела неподвижная,
плотная тьма. К полуночи облака растворились, и река заблес-
тела отраженным светом. Вокруг был широко раскинут необъят-
ный мир, и Город был виден весь, от ближних ворот до гречес-
кого алтаря Смеха-и-Страха на другом его краю. На глазах у
поэта вещи, деревья, дома странно преображались, и небо дро-
жало. я1Мир всегда был хрупок,я0 писал Овидий. Он не знал,
сколько осталось времени до Конца и торопился записать то,
что видел. Потребность г о в о р и т ь - все равно, с кем,
хоть с самим собою - была в нем всегда: и теперь, сознавая,
что его листки не прочтет никто и никогда и даже, прочтя, не
поймет, - теперь, в одиночестве и отчаянии, - он упрямо де-
лал то, для чего был создан: писал. я1Теперь... я все еще бо-
я1юсь сказать... в конце концов, я не знаю наверное... Оставь
я1эти оговорки, Носатый, все ты знаешь и видишь: мир разбит,
я1разломан на куски, как старый кувшин: последняя метаморфоза:
я1последнее, что нас ожидает. Как будто на картинах новомодных
я1живописцев, я0писал Овидий. Тростинка сломалась, он отшвырнул
ее и взял другую. я1вселенная распалась на плоскости,я0 я1на гео-
я1метрические фигуры. Мир ощетинился невообразимыми углами.
я1Посреди земли выпирает в небо гигантский нарыв - капитолий-
я1ский холм. Я смотрю на вещи и не понимаю их смысла. Яя0 я1не со-
я1шел с ума. Я еще здесь, я мыслю. Я повторяю самое главное:
я1здесь, в этом страшном новом мире, я не должен забыть,я0 я1каким я0
я1был прежний. Что мне остается? Просто называть вещи.я0 я1Повто-
я1рять имена. Ну же! Ты писал о превращениях, ты говорил обо я0
я1всем, что только видел в мире. Начинай! Окно. Ночь. Дом. Не
я1останавливайся. Складывай обломки. Пиши, пока есть, чем пи-
я1сать. Тростинка. Стол. Папирус.
Он уронил голову на стол. Сжал виски. Что-то шептал, но
все медленней. Его позвали, он не ответил.
я1Бесполезноя0, думал оня1. Бессмысленно. Я все забыл. Я ни-
я1чего не помню.
Сквозь трещины в комнату пробрался ветер; он прошуршал
среди папирусов, разбросал их по комнате, оглянулся на поро-
ге и, хлопнув дверью, пошел гулять по дому. Овидия знобило с
утра, а сейчас холод стал невыносимым. С трудом открыв гла-
за, он отодвинул кресло и вытянул руки над жаровней. Огонь
не грел; да он и не видел огня: только блеклые красно-желтые
полосы дрожали перед ним.
Тогда он решился. Он нагнулся, поднял охапку листов и
положил их на жаровню. я1Если это может хоть что-нибудь изме-
я1нить, я0сказал он и только в следующее мгновение понял, что
это была молитва.
Овидию было чем заняться в остаток ночи. Пепел летал по
комнате и забивался во все щели. Лишь когда последний папи-
рус, не прибавив тепла, стал серой пылью, он вернулся в
кресло и собрался заснуть. Именно в эту минуту дверь приот-
ворилась, - вошел фавн. Он молча подошел к другу и сел у не-
го в ногах.
- И здесь этот проклятый туман, - тоскливо проговорил
мальчик и вдруг спросил: - Когда ты понял?..
- Когда... - повторил Овидий и как бы с неохотой отве-
тил: - Да вот когда ты исчез. Поплыло перед глазами, и я XI
увидел... Не знаю, что, но это было... омерзительно. Ты там
был?
- По мне не видно? - огрызнулся фавн.
- И знаешь, что самое странное, - продолжал Овидий, не
слушая его. - Или страшное... Ведь никто из нас - из людей -
никто, кроме меня, этого не заметил, даже не почувствовал.
Слышишь? - Он кивнул головой в сторону пьяного гомона. - Ве-
селятся. И никто из них... Даже Коринна. "Что с тобой, ми-
лый? Отдохни, милый! Ты переработал, милый! У нас завтра ау-
диенция..." Вот скажи, ты ведь больше моего знаешь: за что
мне это? Почему я один вижу этот хаос?
- Ты поэт, как-никак, - отозвался фавн, помолчав. - От-
веть лучше: а н а м это за что?
- Неисповедимы... - начал было Овидий, криво улыбаясь.
- Перестань! - крикнул мальчик. - Брось свои вечные ци-
таты! Нет никакого Юпитера! Нет никаких его неисповедимых
путей! И нет во всем этом никакого смысла! Понял? - Он вдруг
ткнулся Овидию лицом в колени и разревелся. Никогда он себе
такого не позволял, ни перед олимпийцами, ни тем более перед
смертными, а теперь вот плакал и никак не мог остановиться.
Всхлипывал, как сатирыш малый. Человек обнял его, хотел что-
то сказать, но не смог.
- Гарью пахнет, - сказал фавненок.
Они опять сидели у окна - совсем, как утром.
- А... - махнул рукой Овидий. - Это я... - Он вдруг по-
нял, что ему трудно будет признаться. Нет, он не чувствовал
сожаления - скорее, нечто вроде стыда, беспричинного и непо-
нятного.
- Да?
- Сжег свою книгу, - быстро сказал человек.
Мальчик непонимающе посмотрел на него, перевел взгляд
на жаровню и опять на Овидия.
- Да как ты...
- Как я мог? - Поэт рассердился и вскочил на ноги. - Ты
же сам сказал: нет никакого смысла. Где тот мир, о котором я
писал? Ради чего я писал? Столько лет, столько лет! - Голос
его дрожал. - И в один день все рухнуло. Что осталось от мо-
ей книги? Сборник побасенок? Сказочек, которым никто не ве-
рит? Тогда зачем она нужна? Отвечай!
Фавненок вспрыгнул на кресло, чтобы оказаться одного
роста с Носатым, и закричал:
- Права ты не имел ее уничтожать, вот что! Ведь Книга -
это все, что осталось... - Он сглотнул. - Что оставалось от
прежнего мира! Они... - Взмах рукой. - ...забудут в одно-
часье. Один ты видел и помнил, как это было! А, что гово-
рить... Копии не осталось? - спросил он безнадежно.
Овидий покачал головой.
- Разве что у друзей, отрывками.
Фавненок вздохнул и слез с кресла.
Близился рассвет. Тьма еще более сгустилась. Луна ушла
за горизонт, и на небе показались звезды. Они как будто вы-
ныривали из пустоты: вот одна, вот еще и еще; они проявля-
лись одна за другой, уже целыми созвездиями, гроздьями,
скоплениями - неизменными на своих небесных тропах, как и
должно быть.
- Ты знаешь... - сказал фавн очень медленно, - вроде бы
все кончено, но я чувствую... Не знаю, как сказать. Но ты
понимаешь?
- Да, - кивнул Овидий. "На душе почему-то спокойно, - XII
думал он. - И это не принятие неизбежного, а что-то совсем
другое. И я, двадцать лет подбиравший слова, не могу дать
этому названия. Может быть - надежда..."
И тогда на восточном краю неба появилась звезда. Она
сияла так ярко, что и человек, и фавн сперва приняли ее за
первый солнечный луч. Но это была звезда и по мере того, как
она поднималась все выше, ее свет усиливался; теперь звезда
походила на стеклянный шар, наполненный пламенем. Она двига-
лась плавно и уверенно, пока не достигла зенита и замерла,
притягивая к себе все прочие звезды и лучи; и солнце долго
не решалось показаться на небе.
Человек и фавн смотрели на звезду. Они видели больше,
чем другие, но даже они не знали, что перепись населения до-
катилась и до восточных рубежей империи; не знали - и никог-
да не узнали, - что на бетлехемском постоялом дворе не наш-
лось места для двух путников.
Там, на востоке, легкокрылые ангелы Джотто, от волнения
забывая петь осанну, толпились подле пещеры, над которой
стояла звезда.
Апрель 1998
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 17.12.2002 16:27
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг