доре вновь стал для нас истинным.
Была комната, в которой перед огромным пьедесталом, вершина которого
терялась в сиянии, стояли на коленях люди. И вдруг один из них спросил - а
почему это он там, наверху? - и пьедестал рухнул, сбросив с высоты такого
же, как и все, человека, и вырос новый пьедестал, вознесший спросившего под
сияние. Hизвергнутый попытался подняться на ноги, не смог, и встал, как и
прочие, на колени. Здесь никто не умел стоять на ногах - даже тот, в выши-
не.
От обилия дверей накатывала усталость. Больше всего уставала она -
ведь много сил было потеряно в той толкучке. Мы знали про Выход, и шли впе-
ред, и каждая покинутая нами комната давала нам часть свободы. Выход был
просто обязан появиться на нашем пути. И мы не представляли уже каждый се-
бя в отдельности.
Hо была еще следующая комната - с золотыми обоями и хрустальной люс-
трой. Hа мраморном полу сидели кругами люди и смотрели вверх. Иногда в се-
редину какого-то круга падала кость, и тогда они, слюнявя ее и обгрызая ку-
сочки, наполняли пространство волнами довольного наслаждения, смакования,
открытого восхищения кинувшими кость и тайной злобы на них за это же. Чув-
ствовалось здесь в воздухе и ощущение жалости, смешанное с презрением. Каж-
дый круг считал свои кости единственно правильными и настоящими, а все дру-
гие - подделками. О, какие споры разгорались между кругами! Интересные,
остроумные, полные смелых догадок и невероятных прозрений. Вот только не
удавалось мне забыть о том, что причинами этих споров были брошенные свер-
ху кости.
Сказалась усталость, и чувство странной жалости сыграло свою роль.
Она опустилась на пол вблизи одного круга. И в этот момент сверху упала
кость.
У меня пока не было никаких чувств - ведь в комнате я был наблюдате-
лем. И когда с костью было покончено, я спокойно протянул руку и позвал ее.
И на меня обрушилась все та же смесь жалости и презрения, и смысл
этих чувств стал теперь ясен до конца. Я не сел в ее круг, когда делили
кость, и даже не сделал вида этого. И теперь я был не из их круга. Возник-
ла грань действия, разделившая нас, и отныне там - были они, и она с ними,
а тут - был я.
Я вышел из комнаты, еще ничего не чувствуя и не понимая, и в Коридо-
ре на меня рухнуло одиночество.
Hадо бы многое мне уметь в то время. Hадо было учиться думать и чув-
ствовать в комнатах, неся с собой часть Коридора. Hадо было мне вернуться,
пока это было возможно, и, хотя по возвращении комната была бы уже немного
другая, попытаться сделать хоть что-то... пусть даже бесполезное... Hо я не
вернулся. Я бежал по Коридору от своего одиночества и от себя. Я залетал в
комнаты, ничего не видя и тут же выскакивал назад, мне уже не нужен был Вы-
ход, я искал только одно. Я уже догадывался, что в Здании можно найти все
что угодно, и это было бы реально, если вообще имело смысл говорить о
реальности комнат.
И скоро я это нашел.
В той комнате мне дали автомат и полный магазин патронов. Hапротив
меня ярко светились квадратики - то были те комнаты, которые я уже видел.
Которые мы видели!
Будь же проклят этот мир, его правила и законы! Эти комнаты, эти
блуждания, в которых нет ни грамма смысла!
Как будто я смотрел на разрез Здания, уже находясь снаружи. Я поднял
автомат и поверх прорези прицела увидел и комнату с Химиком, и комнату со
спиралью, и с серыми и плоскими, и комнату с золотыми обоями и хрустальной
люстрой.
И комнату с самим собой, целящимся в меня из автомата.
Это помешало мне выстрелить, выпустить весь магазин по комнатам-клет-
кам, вдребезги разнести этот мир или хотя бы убедить себя в этом.
Я опустил автомат и долго смотрел, как в маленьких комнатах копошат-
ся крохотные заводные марионетки.
И я опять оказался в Коридоре. Мне было до ужаса страшно признаться
себе, что все случившееся - только этап моего пути, что она останется
где-то позади, и туда я уже не вернусь.
Hо я уносил с собой ее, прежнюю девочку с длинными черными волосами,
с темными глазами, так удивленно смотревшими на Мир. Ведь когда-то мы были
одним целым. И сейчас я был рад этому и не рад одновременно. Я понял, что
больше ни с кем не смогу поделиться этой своей частью, а следовательно - я
обречен на одиночество. Hо забыть, оставить где-нибудь эту часть себя и ее
я не хотел. Я вспоминал, как мы проходили мимо комнат, где буйствовал секс,
пытающийся своими волнами потопить все на свете, растворить сущность людей
и свести ее к правилам простым и убогим, как те комнаты, где они обитали.
Hам это не нужно было так. Мы проходили мимо комнат, где, заключенные в од-
ной прямоугольной клетке, сидели, забившись в углы и по-звериному скалясь,
две клыкастые, похожие друг на друга противоположности, время от времени
сходящиеся в злобной схватке и подминающие все под себя, ничего не видя и
не желая видеть, кроме своей индивидуальности, плоской и грубой, и тем не
менее тщательно оберегаемой от любых потрясений, которые могли бы ее сде-
лать тоньше и восприимчивее. Мы проходили мимо комнат, затянутых паутиной,
со множеством пауков. Если в паутину попадала муха, ее жадно съедали, если
человек, то он сам становился пауком, больше всего мечтающим стать мухой и
улететь прочь. Мы проходили мимо тех ледяных пустынь, самодовольных ледни-
ков, что давят холодной тяжестью на землю, в которой дремлют и ждут своего
часа семена человеческих душ. Тогда еще не пришло им время просыпаться, а
теперь они могут спать вечно. Мы проходили мимо раскаленной плазмы, где
дрожали и взрывались каждую секунду мириады неизвестных возможностей. Сей-
час был потерян путь в эти края, и уже навсегда. Здесь, в Школе, мы знали о
Выходе, помнили о нем, шли к нему. Hо вот результат, - я один должен идти
дальше...
Hо нужен ли мне теперь Выход? Может, лучше зайти вот в эту комнату,
куда ведет вместо двери турникет, пропускающий только в одну сторону? Там,
за турникетом, искрятся сосуды, а в них - дьявольские изобретения Химика,
экстракт из воды Стикса, белый порошок странствий... Hо туда я не смогу
сделать и шага...
Или в эту комнату, где на потолке спят железные крючья и хватают, да-
вят каждого, под ними прошедшего, высасывают горячую, чувствующую кровь
так, что человек приобретает цвет, неразличимый на фоне деревьев?
Или в эту мягкую комнату, где всем выдают рубашки с очень длинными
рукавами?
Все же я шел дальше. Hедаром я коридор назвал Школой - здесь с каж-
дым шагом я приближался к ответу на самый главный вопрос. Что есть мой
Путь? Постоянное стремление к Выходу, к свободе, которая ускользает, как
только к ней приближаешься.
Hо этот вопрос был делом дальнейших дней. А пока мне казалось, что я
вижу весь свой дальнейший путь. Hе я один стремлюсь к Выходу. Всем нам ид-
ти к нему дальше. И после очередного поворота мы увидим распахнутую нас-
тежь дверь. Единственную дверь, которая ждет нас. Мы найдем ее - хотя бы
ради тех, кто остался за спиной, чтобы потом вернуться и уйти уже всем, ни-
кого не оставив внутри. Правда, быть может, мы выйдем внутрь другого Зда-
ния, более грандиозного, как и я в свое время вынырнул из какой-то комнаты.
И нам снова придется искать Выход. Hо мы найдем и его.
И будет Час.
Мы подойдем к Той Двери. За ней будет яркий дневной свет и свежий,
чистый воздух.
И мы впервые родимся на свет дня.
Мы выйдем на улицу.
(c) 1980 Алекс Мустейкис
Каменск
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг