Ступеньки у крыльца подпилю, пусть ноги поломает".
На другой день Катерина попробовала встать с постели и не смогла.
Поднялся жар. Ночью она бредила, звала Егора: то умоляла его
вернуться, то прощалась с ним.
Санька до рассвета не сомкнул глаз. Растерянно бродил по избе и все
спрашивал мать, не хочет ли она моченой клюквы или квасу.
К утру жар спал, и Катерина послала сына за соседкой - пусть подоит
корову и истопит печь.
- Не надо Бвдокию, - заявил Санька, - сам управлюсь.
Взяв подойник, он вместе с Феней вышел во двор.
Лежа в постели, Катерина слышала через приоткрытую дверь, как они
долго доили корову, как Санька нежно называл ее красоткой, умницей, а
ноги ее, в черных ошметках навоза, величал ножками и как потом - видно,
так и не поладив с коровой, - заорал на нее, что она злыдень и ее давно
пора отправить на живодерку.
Затем прибежала Маша и попеняла Саньке, почему он не позвал ее
раньше: уж что-что, а коров она умеет доить получше мальчишек.
Заглянули в избу Федя с Тимкой, и ребята всей компанией принялись за
хозяйство. Принесли дров, воды, затопили печь, потом яростным шепотом
заспорили, рано или не рано ставить на огонь картошку, и наконец что-то
опрокинули - как видно, чугунок с водой, потому что дрова в печи сердито
зашипели.
- Стряпки вы на мою голову! - Катерина приподнялась на локте. -
Идите-ка восвояси.
А на душе было радостно, что дети так участливы к ней и так крепко
подружились с Санькой.
Пришла Лена Одинцова, резонно заявила, что мальчишкам у печки делать
нечего, отправила их за доктором, а сама с Машей занялась хозяйством.
В полдень Иван Ефимович навестил Катерину. Он нашел у нее воспаление
легких, выписал лекарства и строго-настрого приказал не подниматься с
постели.
Когда фельдшер уехал, Катерина задремала и вскоре заснула.
Во сне она опять бредила, и Санька не отходил от нее ни на минуту.
Очнулась Катерина в сумерки и не сразу разглядела сына. Он сидел у
нее в ногах, теребил кромку одеяла, по лицу его текли слезы.
- Дурачок... испугался, - слабо улыбнулась мать и, выпростав из-под
одеяла руку, потянулась к Саньке. Но он неловко сполз с кровати и отошел
к окну:
- Лежи ты, лежи!
В калитку постучали. Санька вышел и столкнулся лицом к лицу с
Евдокией.
- Что с мачехой-то. Саня? Приболела, сказывают? Я вот ей кисельку
принесла.
- Не требуется, - не очень любезно ответил Санька и попытался
прикрыть калитку. - Доктор сказал, чтобы лишний народ к ней поменьше
ходил.
- Это кто же, сирота, лишний-то? - удивилась Евдокия.
- Что вы заладили: "сирота, сирота"! - помрачнел Санька. - Не зовите
меня так больше... и Феню не зовите! Не хотим мы!
- Как же звать-величать прикажете?
- А как знаете... И мать не троньте!
- Что это за речи такие? - обиделась Евдокия.
- Речи простые. Зачем вы ее сманиваете невесть куда? Не сладко вам в
колхозе - уходите. А нам из Стожар уходить незачем.
Евдокия часто заморгала подслеповатыми глазами:
- Вот ты какой... Коншаков!
- Такой вот... А будете мать баламутить - Татьяне Родионовне
пожалуюсь. - И Санька, прикрыв дверь, запер ее на засов.
А вечером, когда его не было дома, соседка как ни в чем не бывало
опять зашла к Катерине.
Санька не знал, что и придумать. При встрече он пожаловался на
Евдокию Маше и Феде.
- Вот зуда! - возмутилась девочка. - А ты и впрямь Татьяне Родионовне
расскажи. Она поговорит с ней. Может даже на правление вызвать.
- Не годится так, - смутился Санька. - Что люди подумают! "Вот,
скажут, какая семейка у Коншаковых. Сначала сынок из колхоза откачнулся,
теперь матка".
- Это - пожалуй, - согласилась девочка. - Ты, Саня, доглядывай за
Девяткиной, оберегай мать.
- Я и так настороже... И вы что заметите, сигнал мне давайте.
- Само собой, - кивнула Маша.
Но за Евдокией уследить было нелегко.
Однажды, когда Санька работал на конюшне, к нему прибежала Маша и
сообщила, что Евдокия опять сидит у Катерины. Санька побежал к дому.
На огороде Феня обрывала с кочанов капусты разлапистые голубоватые
листья, источенные мелкими дырочками, точно пробитые дробью.
- Я что наказывал! - сердито сказал Санька. - Уходишь из дому - калит-
ку запирай. А ты опять Евдокию впустила!
- Ей-ей, Саня, я запирала. Она ж тетенька такая, через двор, видно,
пробралась.
Санька вошел через полутемные сени, пахнущие березовыми вениками,
привычно нашарил скобку на двери. Но тут дверь распахнулась, и Евдокия,
чуть не сбив его с ног, выскочила из избы. Потом обернулась, трижды
плюнула на порог и, что-то бормоча, выбежала на улицу.
- Что тут было такое? - настороженно спросил Санька, входя в избу. -
Зачем она приходила?
- Не спрашивай лучше! - с досадой отмахнулась Катерина, укрываясь
одеялом. Руки ее вздрагивали, на щеках проступили красные пятна.
- Опять сманивала куда-нибудь?
- Опять... Все про тебя пытала... Когда ты в сапожники подашься.
Петька-то еще ждет тебя.
Санька вспыхнул и, подозревая, что мать не все договаривает,
запальчиво выкрикнул:
- Ни в какие сапожники я не пойду! Так и знай! И дом заколачивать не
дам.
- О чем это ты? Какой дом?
- Известно какой: наш, коншаковский. И чего ты Девяткину во всем
слушаешь! Тише воды стала, ниже травы. Я вот напишу кому следует...
- Куда напишешь, кому? - вздрогнула Катерина.
- Есть кому. Вот тятьке хотя бы. Он там воюет, пули кругом, мины,
снаряды... его каждую минуту убить может... А ты...
Катерина подняла голову и умоляюще посмотрела на сына:
- Зачем ты, Саня? Зачем? Опять у меня сердце перевернулось. Я ведь
все знаю... Видела ту бумажку, что ты на груди носишь.
- Знаешь? Откуда? - задохнулся Санька, хватаясь за карман
гимнастерки.
Они долго молчали, занятые каждый своими мыслями. Потом, глядя в
сторону, Санька глухо спросил:
- Теперь уж держать некому... Значит, обязательно уедешь?
- Это ты о чем? - удивилась Катерина. - Куда уеду? Что я - Девяткина?
Это она всю жизнь мечется, легкие хлеба ищет. Что ей колхоз? Двор
проходной. А у меня и в мыслях не было, чтобы я от Стожар куда подалась,
отцово дело забыла. Тверже земли, чем наша, и на свете нет. Мне ведь
здесь каждая березка мила, каждая полянка. Только очень мне лихо
пришлось, когда про похоронную узнала. Так все и покачнулось кругом. А
тут еще Девяткина эта зудит и зудит. Всю жизнь мою оплакала. Потом
колхоз начала порочить. Меня тут и прорвало... Ну, вот сегодня и
поговорили как надо...
- Погоди, погоди! - перебил ее Санька. - Получается, выставила ты
Девяткину? От ворот поворот показала? А я-то гадаю - чего она весь порог
наш оплевала!
- В шею, конечно, не выталкивала. Но дорожку к нашему дому она теперь
надолго забудет.
- Так и следует, - согласился Санька. - Я уж тут воевал, воевал с
нею...
- Знаю, - улыбнулась мать. - Жаловалась на тебя соседка. Непочтителен
ты к ней. За меня, значит, тревожился? Ну, спасибо тебе. - И она пытливо
поглядела на сына: - А ты из дому на сторону не качнешься больше? Нам
теперь без отца вот как друг за дружку держаться нужно!
- Теперь не качнусь. - Санька сконфуженно отвел глаза. - Это я тогда
сплоховал малость...
Катерина поманила сына к себе и тихо спросила:
- А теперь, Саня, у тебя дорожка какая? Пора и к комсомолу льнуть.
Санька тихонько вздохнул. Что он может сказать? Он уже давно написал
заявление о приеме в комсомол. Ему казалось, что все произойдет очень
просто. На собрании Санька расскажет, как он работает, сколько у него
трудодней на книжке, и все сразу поднимут за него руки.
Но Лена даже не приняла от него заявления. "Пока в школу не
вернешься, и разбирать твое дело не будем". - сказала она. Так Санька и
носит заявление в кармане гимнастерки.
В окно просунулась голова Петьки Девяткина.
- Тебе что, Петя? - спросила Катерина.
- Мать сказала, чтобы подойник вернули. И так две недели держите.
- Отдай, Саня, - кивнула Катерина, - он в сенцах стоит.
- Полный разрыв, значит! - фыркнул Санька.
- Полный, полный! - засмеялась мать. - Там еще кочережка у печки и
чугунок с трещинкой. Все верни обязательно.
Санька вынес вещи на улицу и вручил их Петьке.
- Да, Коншак, - спросил тот, - в последний раз спрашиваю: в сапожники
ждать тебя или как?
- В последний раз отвечаю, - засмеялся Санька: - ждать долго
придется...
Глава 35. РАЗВЕДКА ДОНЕСЛА
Утром Санька направился на участок. Теперь он приходил сюда почти
каждый день, помогал ребятам полоть, окучивать, поливать. Но этого ему
было мало, и Санька придумывал все новые дела. Взялся починить огородный
инвентарь, наточил лопаты, сколотил и навесил новую калитку у изгороди.
- Захар Митрич, что еще надо? - спрашивал он деда. - Вы говорите...
- Да будто все уделал, - разводил Захар руками.
- Вам суслики не мешают? Я ловушки могу приготовить.
- Обеспечены с запасом. Алеша еще до тебя постарался, - отвечал
старик и, замечая, как мальчик частенько поглядывает на "коншаковку",
улыбался: "Эк его пшеничка-то приворожила! Шелковый стал".
В жаркий полдень, когда работа на участке прекращалась, Санька с
Федей забирались куда-нибудь в тень и открывали книжки.
Правда, занятия шли не очень напряженно. Падала с дерева на книгу
рогатая зеленая гусеница, пробегал по руке рыжий суетливый муравей,
ударял в нос густой и терпкий запах травы, нагретой солнцем.
- Федя, эта трава как называется? - спрашивал Санька, отрываясь от
книги: все травы казались ему похожими друг на друга.
Федя всегда находил что ответить. Как хороший грамотей в книге, он
разбирался в деревьях, птицах, жуках.
Самая скромная травка, которую Санька раньше и не примечал, имела у
него свое имя, свои особенности. Вот наперстянка. Из нее приготовляют
капли от сердечной болезни. Отваром из пастушьей сумки останавливают
кровь, купеной лечат ревматизм.
- Да ты прямо травознай! - удивлялся Санька.
- Где там... - отвечал Федя. - Вот дедушка, тот понимает природу.
Позавидуешь! - И спохватывался: - Слушай, опять мы с задачкой засядем.
Давай не смотреть по сторонам...
Но сегодня Санька прибежал на участок с таким видом, что Маша даже
спросила:
- Чего светишься?
- Понимаешь, какое дело! Вчера бились, бились над одной задачкой...
ну никак! И Степа завяз. А я сегодня утром сел и решил. Где Федя?
- А его нет, Саня. Уехал он.
- Куда уехал?
- Никому не сказал. Собрался вчера вечером и уехал. Дедушка грустный
ходит, молчит.
- А правда Федину мать фашисты в горящий хлеб бросили? - помолчав,
спросил Санька.
Маша опустила голову:
- Правда.
- И родных у него никого не осталось?
- Федя говорил, тетка была. А где она теперь - тоже неизвестно. -
Маша задумалась. - Может, Федя в совхоз поехал, поискать кого-нибудь.
- Кого же искать-то?
- Не знаю, Саня... - растерянно призналась девочка.
В этот день работа на участке не ладилась. Дед Захар не появлялся.
Маша с Санькой ходили притихшие. то и дело выбегали на большак, ждали,
не покажется ли Федя.
Когда Санька пришел домой, Катерина сразу заметила, что тот чем-то
встревожен.
- Опять с кем-то не поладил?
- Да нет... - Санька отвернулся к окну. - Федя Черкашин ушел
куда-то... и не сказался никому.
За окном на ветру кланялась кому-то тоненькая березка, и солнце
просвечивало сквозь ее легкую одежду. Рядом, касаясь ее ветвями, стояла
молодая рябина.
- Мама! - Санька вдруг подошел к матери и возбужденно зашептал: -
Если только Федя вернется, позовем его в нашу семью... жить с нами.
Позовем, мама?
Катерина пристально оглядела мальчика и улыбнулась:
- Позовем, Саня... Только бы вернулся.
...Маша не ошиблась: Федя действительно поехал в совхоз "Высокое". Но
лучше бы ему там не бывать. Маленького белого домика он не нашел, люди в
совхозе были новые, неизвестные, и Федю никто не узнал.
Федя вернулся в Стожары к вечеру. Первым его заметил на участке
Санька. Он позвал Машу, и они побежали ему навстречу. Вдруг Санька
остановился:
- А знаешь, Маша: давай его ни о чем не расспрашивать.
- Так лучше, пожалуй, - согласилась девочка, и они повернули обратно.
Когда на другой день ребята пришли на участок, Федя был уже там. Он
сидел на корточках у пятой клетки и что-то снимал со стебельков пшеницы.
Издали казалось, что Федя собирает ягоды.
- Ко мне, ребята! - закричал он. - Что я нашел!
Все подбежали к Феде. Он протянул им банку. На дне ее ползали серые,
невзрачные жучки.
- Фу, какие противные! - отвернулась Зина: она до смерти боялась
всяких жуков и гусениц. - И охота тебе их руками трогать!
- А вы знаете, какой это жучок? - озабоченно спросил Федя. -
Клоп-черепашка. Самый первый вредитель.
- Ну тебя, Федя, - отмахнулась Зина, - вечно ты всякие страсти
выдумываешь! То блоха земляная, то клоп черепаховый...
- Не черепаховый, а черепашка. Такое название. Федя отыскал на
пшенице клопа-черепашку, вытащил из кармана увеличительное стекло:
- Смотрите, что он, паразит, делает.
Санька первый захватил увеличительное стекло и приблизил его к
колоску.
- Что видишь? Говори! - тормошили его ребята.
- Ползет себе... присматривается... Да тихо вы, не наваливайтесь...
Остановился вот... Ого! Хоботок выпускает... тоненький-тоненький...
зерно проколол,.. сосет. Вот зловредина! Да он так все соки выпьет!
Санька протянул руку, чтобы снять со стебля жучка, но Маша остановила
его:
- Дай и нам посмотреть!
Увеличительное стекло пошло по рукам.
Подошел дед Захар. Увидел в банке клопа-черепашку, нахмурился:
- Эге! Старый наш недруг. Вы где это его отыскали?
- На овощах, дедушка, и на посевах. Вот с этой стороны изгороди, -
показал Федя.
- Значит, из лесу двинулся. Теперь жди, валом попрет.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг