Молодость жаждала простоты, и он научился выуживать упрощенные
формулы из заумных сентенций. Это напоминало поварское искусство:
общеизвестное мнение о гармонии, как о "стройности и соразмерности"
замешивалось на мыслях Платона о гармонической личности как "совокупности
качеств человека-гражданина, проявляющихся в его физическом облике,
поступках, речах и произведениях", сдабривалось суждениями Леонардо да
Винчи о "гармоничности - в идеальной организации тела и во
взаимопроникновении внешнего и внутреннего", разбавлялось идеями
англичанина Шефтсбери - "Что прекрасно, то гармонично и пропорционально.
Что гармонично и пропорционально, - то истинно", а также достойного
Иммануила Канта: "Гармония - согласованность между рассудком и чувствами
"во внутреннем нравственном законе"". К этому добавлялись "пряности"
основателя Йоги - Патанджали о "гармонии в самопознании через
сосредоточение" и "сладости" почти безымянных современных Учителей,
настаивающих, что "гармония - это сочетание личного и общественного,
развитая творческая активность, чувство социальной и моральной
ответственности, формирующие Цельную личность". В ту пору Кошко
добросовестно верил, что нет ничего на свете достойнее
"гармонической личности". Но то ли не хватило "поварского" таланта, то ли
исходный "продукт" оказался не первого сорта, - блюдо вышло с
горчинкой. Было не ясно, как его следует употреблять... и следует ли
вообще. "Гармоничная личность", как нечто само собой разумеющееся,
требовала, к примеру, отменных задатков, что наводило на мысль о
наследственной элитарности, а это не отвечало ни убеждениям, ни далекой
от идеалов гармонии внешности Игоря Борисовича. Он долго маялся
выискивая обходные пути. В конце концов, помогли товарищи "сверху",
решительно указав на "преждевременность темы", порожденной
злокозненными умами, чуждыми "почвенному ладу масс".
Избавившись от затянувшегося наваждения, Кошко убедился, что
большинство однокашников давно обогнало его на "лестнице званий и
должностей". Может быть, он и сломался бы..., но в тот год как раз
появилось создание с мандариновыми дольками губ и уморительной
дырочкой между ними в середке, а, появившись, стало расти, заполняя
жизнь утомленных родителей смыслом. Когда Ирина впервые надела
сережки, мать сказала: "Они тебе не к лицу. Для чего ты их носишь?"
Ответ был коротким, но убедительным: "Чтобы уши болели".
5.
Вернувшись с прогулки, малыш торопился в спальню, запрыгивал на
"корову", бочком, приближался к Ольге Сергеевне и, немного смущенно,
тыкался ей в лицо, убежденный, что весь этот теплый мирок в значительной
степени был ее миром и что остальных обитателей дома, как когда-то
его, она принесла сюда в свое время в хозяйственной сумке. Ольга
Сергеевна целовала котенка, уложив, нежно гладила, наслаждаясь его доброй
"песенкой". А котенок то расслаблялся и жмурился, то вздрагивал и
напряженно пялил глаза на хозяйку. Она тоже с ним разговаривала, и
с ним, и одновременно с собой, не в слух, как свойственно слабым натурам,
-беззвучно. Взгляд ее то отчуждался, удаляясь в неведомое, то упирался
в глаза собеседнику, точно желая проникнуть в его сокровенное.
Леопольду было неловко: казалось, его принимают за кого-то другого,
но котенок боялся пошевелиться, не желая разрушить иллюзию. Ольга
Сергеевна "приползала" с работы еле живая с ноющей болью в груди. В ушах
- продолжал звучать голос начальника, в глотке которого словно
соударялись стеклянные шарики, вызывая у окружающих нервные
судороги. "Есть натуры, для которых такая работа - как раз то, что
надо... - рассуждала Кошко, - но только не для меня. "
"Отогревшись" возле котенка, она надевала халат: начиналась "вторая
работа".
6.
Однажды Игорь Борисович с малышом на плече, оказавшись поблизости от жилой
двадцатичетырехэтажки, услышал немыслимый вой прерываемый истерическим
лаем. А котенку вдруг показалось, что над ним прозвучал голос рока. Он
вскочил, зашипел и прогнулся в спине одногорбым "верблюдом".
Остромордая вислоухая псина с налитыми кровью глазами явилась из мрака.
Лай ее был как будто смертелен уже сам по себе. Следом за бешеной тварью
змейкою вился по снегу упущенный повод.
- Птусик, назад! Ко мне! - доносился из темноты грудной женский голос.
Игорь Борисович сунул котенка за пазуху и почувствовал боль: коготки
перепуганного существа достали до самого тела. Издавая истошные звуки,
"псина" подпрыгивала, становилась на задние лапы, норовила передними
упереться в живот и достать малыша. Пахло из пасти как из помойки.
Игорь Борисович едва успевал уворачиваться, прижимая к груди
потерявшего голову Леопольда.
Наконец, поводок был подобран. Высокая дама в норковой шубе, сдерживая
злую собаку, точно вторила ей.
- Безобразие! - шумела она. - А еще в очках! Постыдился бы! С кошкой
ходить - все равно что лягушку выгуливать!
Возвратившись на воротник, Леопольд долго не мог успокоиться,
вымяукивая свое возмущение.
После этого случая у него испортился сон. За ночь котенок по
несколько раз просыпался и, выгнув спину, шипел. А чтобы уснуть,
поплотней прижимался к хозяевам. В душу малышке запало предчувствие.
Если раньше на улице, речи хозяина принимались им за "мурлыкание", то
теперь он подозревал, что хозяин сам жутко трусит и "мурлычет", чтобы
только подбодрить себя. Во время прогулок им не раз попадались бездомные
кошки, перебегавшие людям дорогу и с воплями прыскавшие во все стороны из
контейнеров с мусором. Было время, когда котенок завидовал
романтической жизни этого племени. Но после встречи с "вислоухим
бандитом", он понял, что жизнь бездомных бродяг - непрерывное повторение
таких встреч. Леопольд стал бояться снов, куда теперь частенько
наведывалась зубастая пасть, алчущая впиться в живое, с хрустом
перемалывать косточки, разрывая волокна и вызывая у жертвы такую
безумную боль, что только при мысли о ней, кровавая пелена застилала
глаза, и малыш, просыпаясь, с криком метался по дому, забираясь все выше и
где-нибудь под потолком, на шкафу, садился обдумывать: как дальше жить.
7.
- Ты не болен? - спросила хозяйка хозяина.
- А что такое?
- Соседка интересовалась: "Что с вашим мужем? Идет по улице с кошкой,
а сам про себя - "Бу-бу-бу, бу-бу-бу... - не случилось ли, не дай бог, с
ним чего?"
- Понимаешь... кошки - это особая цивилизация... Вроде инопланетян. И
они любят общаться
- Сам ты инопланетянин! Пожалуйста, не позорь меня перед соседями.
Она помнила, что в молодости Игорь Борисович трогательно поджимал
губы, видимо, полагая, что они выдают "мягкотелость". Он был тогда
одержим "гармонической личностью" и этим отличался от всех. Несмотря
на поджатые губы, вместе с обычным мужским эгоизмом, она разглядела
в нем редкое свойство... - "порядочность". Он был, как любил говарить,
"чернорабочим преподавательского цеха" - без званий, блеска и
перспектив. Единственным талантом его была доброта, а главной чертой -
отвращение к суете, которое многими воспринималось как лень. Подвизался
он в захудалом вузе на кафедре социально-экономического цикла. Предметы
на кафедре мало имели общего с настоящей наукой, но, как
"основополагающие", значили даже больше, чем - специальные.
Ирина была настоящим чертенком: могла подойти и "влепить" поцелуй,
неожиданно шлепнуть, наговорить кучу нежностей и обнять с такой
страстью, что глаза вылезали на лоб. Но малыш понимал: она в доме -
самая слабая и нуждается в его дружбе. Если девочка долго засиживалась
за учебниками, он забирался на стол, тыкался носиком девочке в щеку,
укладывался под настольною лампою на тетради и книги, дескать, теперь
моя очередь тут заниматься, и затягивал свой "Псалом Мира".
Малыш чувствовал, Ольга Сергеевна с радостью встречала Кошко после
работы. И он отвечал ей тем же... Но затем власть над людьми забирала
"враждебная сила", делая их глухими и нетерпимыми. У малыша было сильно
развито чувство опасности: люди чересчур мало спали, и от этого в
каждом из них поселялись "собаки усталости", которые только и ждали
удобного случая всех растерзать.
Когда Леопольду однажды достался кусочек мышонка, он понял, что это -
безумно вкусно, несравнимо вкуснее того, что бросали от мясорубки. Он
долго облизывался, мечтая о новом кусочке. Однако с тех пор, как в его
мозгу поселилась "свирепая пасть", котенок стал сам представлять себя
этим кусочком. То было настоящим безумием.
По-своему он уважал человечество, но не мог отрешиться от
опасений. Давно, еще будучи просто младенцем, он думал, что люди ему
только снятся. Теперь с каждым днем росло убеждение, что в жизни
своей он еще не встречал совершенно проснувшегося существа...
То были не очень серьезные мысли. Но думать так все-таки было
спокойней, чем помнить только о страшном.
Больше других он боялся за Ольгу Сергеевну. Временами на нее находило
такое "спокойствие", что всем становилось понятно: сейчас будет взрыв. В
этих случаях чаще всего доставалось Ирине. Взрослые дети меньше
нуждаются в ласке, и нерастраченная материнская нежность, как несдоенное
молочко, портит характер. Девочка отвечала на крики родительницы визгом
"человеческого котенка" и за это малыш прощал ее страстные выходки и
жалел, когда она плакала от боли в висках. Было что-то общее в нежности,
с которой взрослые относились к обоим "детенышам".
- И дома, и в школе, и на работе, все учат! - возмущалась Ирина. - Для
чего у нас эти собрания? Чтобы воспитывать? Да?
- Чтобы воздействовать на нарушителей и поощрять добросовестных.
объясняла Ольга Сергеевна.
- Только при бестолковых условиях возникает желание врать, воровать и
трудиться спустя рукава!
- Ты тут ошибаешься, - включался Кошко. - Человек жив не хлебом единым,
а собрания так же как митинги суть ритуалы, касающиеся чести, престижа и
уважения человека... Иное дело, что некоторые ритуалы столь закоснели,
что оказывают обратное действие, умножая сонмища циников и пошляков.
- Умница, папочка! - не то в шутку не то серьезно хвалила Ирина.
8.
В первой комнате, кроме большого окна во двор, было еще одно -
небольшое, "выходившее в стену". Чаще всего за ним была ночь. Но время от
времени там что-то щелкало, начинало тихонько жужжать. Появлялись
размытые тени и звуки, и люди садились послушать и посмотреть этот
"сон" за неровным стеклом. Хозяйка, сложив на коленях руки,
присаживалась на тахте. Она уставала, но боялась расслабиться. Муж
садился, откинувшись в кресле: он мог позволить себе свободную позу.
Если Ирина располагала временем, то устраивалась на подушках тахты и
лежала почти неподвижно, изредка моргая глазами. В часы, когда
собирались все обитатели дома, малыш сначала любил полежать на коленях
хозяйки, затем шел к хозяину, который не отвечал на его поцелуи, но и не
мял в сумасшедших объятиях, а гладил как раз те местечки, которыми
Леопольд сам хотел потереться о руку. В эти минуты Кошко, испытывал
странное чувство, как будто он сам был котенком... у себя на коленях: они
не "менялись ролями" - они обращались в одно, и Игорь Борисович не
понимал, что творится. Знания, в переводе Учителей и Титанов,
"спущенные" для просвещения масс, тут увы не годились. Все было как с
изучением языков, которое по мудрому замыслу у нормальных людей не должно
оставлять никаких следов кроме, разве что, отвращения.
Воздав каждому по справедливости и разлегшись на груди у Ирины, малыш
засыпал. Если кто-нибудь в эти мгновения ласково трогал его, - он вяло
брыкался, точно сгонял надоевшую муху. Это был не обыденный сон...,
но сон-крест, который он нес за людей, поверивших в заблуждение, что их
жизнь и есть явь.
9.
Возвращения Ольги Сергеевны после работы Леопольд дожидался на
подоконнике. Если хозяйка задерживалась, - нервничал, выгибал спину,
потягивался, зевал, а потом тихо плакал от неуверенности в завтрашнем дне.
Завидев хозяйку в окне, - поднимался на задние лапки, передними бил по
стеклу, привлекая внимание. Когда она только входила в подъезд, он уже
переминался в прихожей. Встречая, - терся о ноги или пытался с галошницы
прыгнуть на грудь.
- Соскучился? - спрашивала она, раздеваясь. Стоило ей на минутку
присесть, он запрыгивал на колени, упирался передними лапками в
кофточку и начинал "целовать", тыкаясь носиком в губы, щеки, нос,
подбородок.
- Ой, Лепушка, - растроганно причитала Ольга Сергеевна, - что же ты со
мной делаешь! - Потом не выдерживала, брала его на руки и так целовала,
так сжимала в объятиях, что котенок только попискивал.
К ночи, перед тем, как тушили свет, малыш любил полежать у каждого на
груди и каждому потыкаться в щеку. Делал он это без приглашения. Длился
придуманный им самим ритуал ровно столько, сколько требовалось, чтобы
прогнать от людей "страшных духов усталости". Уже в темноте находил он
местечко для сна: под боком или в ногах у хозяев. А если было прохладно,
то забирался и под одеяло.
Порой ему доставалось от спящих; то прижмут, то заденут ногой. Тогда
он садился с обиженной миной, и на фоне окна, освещенного с улицы,
можно было видеть его "смаргивающие" время от времени ушки. Иногда,
рассердившись, он шарил лапкой в постели, легонько царапая.
- Лепушка! - умолял провинившийся. - Ну прости... Дай поспать: мы же спим
втрое меньше тебя!
- Спи, пожалуйста, кто тебе не дает... - "говорили" из темноты
изумрудные черточки его глаз. - Только потише брыкайся!
Присутствие малыша стесняло людей даже на царской "корове": не
знаешь заранее, где он пристроится. Но какая же роскошь была засыпать в
"живом поле" этого чуда!
10.
И сейчас еще, глядя на мужа, Ольга Сергеевна находила, что он
интереснее большинства мужиков, мельтешащих перед ней на работе. Но
часто, возвращаясь домой, она плакала: "Мамочка, больше так не могу"!
От усталости и перемены погоды ныло сердце. Хотелось оставить
домашнюю каторгу, мужа и дочь, уйти куда-нибудь, только чтобы забыть
обо всем.
В выходные, справляя дела по хозяйству, Ольга Сергеевна морщила лоб и
вздыхала. Чувствуя, как сгущаются тучи, Кошко всякий жест ее принимал,
за упрек. Командуя мужем во время уборки, гоняя его по делам, она,
чуть не плача, вслух поражалась: "Но главное, что меня бесит - так это
насилие с твоей стороны"! Что она имела в виду, он не знал... Но не
спорил, полагая, что "Ольге виднее".
Котенок уже через месяц все понимает без слов. Человек всю жизнь свою
учиться складно "травить"... ничегошеньки не понимая. В кошачьих
инстинктах - мудрость веков. Почему наша мудрость не передается с
инстинктами? Не потому ли, что она - суемудрие.
Когда спящую кошку называют по имени, она прядет ушками. Сон - отрыжка
какого-то бодрствования. Чем больше спящие учатся, тем сильнее желание
поучать: во сне ведь не учат, а поучают, то есть делают так, чтобы
поучаемый "зарубил" себе на носу, что он просто ничтожество, по сравнению
с тем, кто его поучает.
11.
В прошлое лето они пережили Иринин провал. Девочка поступала в
полиграфический, на факультет художественного оформления. Мечтала стать
графиком. Работала над рисунком как одержимая. Учителя в один голос
признавали талант. В школе занималась отлично. Но на экзаменах в
институт, получила за сочинение тройку, нужного балла набрать не
смогла, и пришлось идти на вечерний. Игорь Борисович приехал на
"апелляционный разбор". Ему показали ее работу, Грамматика была
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг