Данила выронил ножик из пальцев - захрипел и слабо, уже бессознательно
толкнул коня вперед: скорей... прочь! Но всадник не торопился вторично
доставать Данилу кнутом - маленький, хорошо заточенный ножичек застрял у
него в горле, пробив слабые кольца старенькой кольчуги на шее.
Негромко пискнув, долговязый лучник как-то рывком откинулся на спину и
выскользнул из седла в траву. Гулко ударился кольчужной спиной оземь - пару
раз перекатился вниз по росистому склону и замер, подставив желтому солнцу
белое веснушчатое лицо. Данила без труда узнал лучника Гусяту.
Он удивился: вмиг улеглась горячка схватки - из оврага потянуло
сыростью, и даже боль в спине как будто приутихла... Опустил руки и почти
беспомощно оглянулся на двух других неприятелей - увидел посеревшие лица и
частые сполохи ужаса в глазах. Лошадь ближайшего лучника нелепо попятилась
задом - так сильно натянул узду перепуганный всадник. Хищный кнут в руке
безвольно поник и запутался в траве.
Они испугались страшного крамольника, вещего вогника Даньку. Когда
неприятельские лошади скрылись за деревьями, Данила соскочил с коня и,
потирая окровавленную спину, подошел к распростертому Гусяте. Видит Бог, он
не хотел убивать славянина - это приступ боли вырвал лезвие из рук, с
жестокой красотой всаживая его в горло несчастному лучнику. Данила рывком
сбросил с плеча щит и тяжело присел перед телом - вытер лицо горячей
ладонью и вздохнул: не успел переселиться в новую жизнь, как уже заделался
беглецом и почти прелюбодеем, а теперь вот убийцей...
Мертвый Гусята вдруг надсадно кашлянул в траве и, жутко сморщив рожу,
открыл глаза. Данила вздрогнул, но тут же расхохотался - протянул руку и
вытащил нож из тесной прорехи в кольчуге: лезвие прошло вбок, не оставив на
рябой коже даже царапины!
- Ты чего разлегся, мужик? - сощурился Данила, играя ножиком в
пальцах. - Никак помирать собрался?
- Ой, уж не ведаю... Чего-то в голову вступило - ну, думаю, кончина
пришла! - Покашливая и потирая горло узкой ладонью, лучник приподнял голову
и тупо оглянулся: - А где хлопцы?
- До хаты ломанулись: обедать пора! - Данила спрятал ножичек. -
Хотели тебя будить, да пожалели: нехай спит брат Гусятка... Как горло - не
болит?
- Темя болит - видать, с коня упавши, нелепо главою преткнулся, -
пожаловался Гусята. - Никак ты меня низверг?
- Так получилось. Я сожалею. Однако уж больно ловко вы меня кнутами
стегали.
- Робота наша такая. - Гусята гордо оправил нарушенную прическу. - Я
супротив тя ничто не имею: десятник указал Даньку лупить - ну мы и
старались...
- Я все понимаю, я не против! - Данила присел рядом, сосредоточенно
разглядывая кровавые полосы у себя на ребрах. - А Разбите-то какой резон
меня ловить? Разве я ему зла желаю?
- Из Престола-града весточка пришла тебя сыскать, в железы запечь и к
самому стольному боярину Окуле доставить. Уж не ведаю, какие бесчинствия ты
в столице натворил и за что Окула тебя рыщет... Тебе небось видней будет.
- А кузницу зачем сожгли?
- Да не жгли мы кузню Твою! - Гусята с досадой хлопнул ладонью по
тощему колену. - Где это видано пожоги творить! Это уж десятник для
красного словца сказал, будто наших рук дело...
- Ага, я понимаю: сама загорелась. - Данила злобно ухмыльнулся.
- Да уж нет, не сама... - Рябой загадочно улыбнулся. - Коли хочешь
знать... приезжали тут людишки из Престола, от боярина Окулы. Весточку
десятнику привезли с повелением Даньку-кузнеца сыскать... Зело любопытные
людишки были: все в уборе воинском, при дощатой броне, чешуины толстыя! Ажно
кони в железа одеты.
Данила безучастно выдернул травинку, прикусил зубами...
- Кони в доспехах? - Он насмешливо покосился на Гусяту. - Ну ты
здоров свистеть, мужик. Может, в Престоле и коровы в кольчугах ходят?
- Цицей клянусь: не вру! Мы - дубровичи, лгать не научены... Изо всех
славян самое горькое племя будем - кривда в горле застряет. Я сам
чистокровный дубрович буду, не хуже тебя!
- То есть как: вообще лгать не умеешь?
- Прадед мой не лгал и меня не учил. От того все наши беды, у
дубровичей-то... Да что сказывать: будто сам не знаешь!
- Знаю. - Данька кивнул. - Расскажи, кто кузню сжег.
- Ну я и говорю: лошади у них рослые, все в железы облачены! А на
всадниках брони понавешены - исто богатыри! - запальчиво затараторил
Гусята. - Ходили по посаду, все тебя рыскали... Два толстяка и недоросль -
рожи личинами железными прикрыты, только глаза скрозь щели зыркают...
Страсть! Десятник говорит: они и пожгли твою кузню.
- А бабы не было с ними?
- Ах, оставь сие: какие бабы в бронях ходят?! А вот ребятенок
подрослый был - в кости тонок, а уже меч немалый тягает.
- И что, уехали они? - Данила отбросил искусанную травинку.
- С рассвета тронулись прочь - как Разбита про пожог на кузне узнал,
всполошился весь и к ним побежал: почто, мол, изверги, с полыменем балуете!
Убирайтесь, дескать; прочь - а не то народишко проведает, проучит вас! А
видать, и верно, поселяне на них взогневались - потому как их двое только
осталось, а третий богатырь сгинул невесть где. Так они вдвоем на коней
своих железных скочили: один недоросль, другой великан - и прочь!
Гусята замолчал, наблюдая, как Данила пытается приложить к ссадине на
боку огромный лист подорожника, выдернутый из-под ног. "Не балуй, Данька, не
поможет - возьми лучше у Разбиты калинового сока, это снадобье верное", -
заботливо сказал он, когда подорожник в очередной раз отвалился от раны и
упал в траву.
- Остроумно, - отыскивая свежий лист, огрызнулся Данила. - Сейчас
поеду к Разбито и попрошу у него калинового соку. Я знаю - он не сможет
отказать.
- К чему ж далеко ездити? - усмехнулся рябой лучник. - Бона
десятников жеребок стоит, которого ты увел. А снадобье в торбе, у седла...
Данила медленно перевел взгляд на веснушчатый нос Гусяты, подумал
немного - и, быстро вскочив, подошел к вороному жеребцу - тот щипал
травку, приходя в себя после бешеной схватки. Оказывается, в ворохе
седельных сумок таилось еще множество любопытных вещей - Данила аж икнул от
радостного удивления: в самом низу, под свернутым плащом - его собственная
торба с недоеденной медовой лепехой внутри! Он вмиг позабыл про калиновый
сок и ссадины на спине - руки вытащили из торбы аккуратно свернутую
кольчугу и короткий меч в хитрых воровских ножнах! Очевидно, десятник
Разбита, нагрянув с лучниками на двор однорукого Середы, сразу обнаружил на
пеньке возле избушки Данилин доспех и первым делом конфисковал его - еще
прежде, чем заглянуть в колодец. Данила закусил губу, подавляя довольную
улыбку - и как он угадал, на какую из лошадей прыгать!
- А как жеребка-то зовут? - осведомился он у Гусяты, осторожно
протискивая в подол кольчуги голову и кровоточащие плечи.
- Волчиком, - отозвался из травы Гусятин голос. - Ну что, снадобье
сыскал? Посмотри в рыжей торбе - там Разбита свои ценности хранит. И мне
дай взглотнуть разок - больно уж тоска в голове ноет...
"Волчик... хороший мальчик", - Данила ласково потрепал жеребка по
перепутанной гриве. И отстегнул от седла рыжую сумку - не торопясь распугал
завязки. Погрузил внутрь руку: россыпь монет, кожаный бурдюк с калиновым
соком и... какой-то мусор. Он уже почти вытряхнул в траву смятые клочки
древесной коры - но вдруг бросился в глаза тонкий рисунок на бересте.
Расправляя лоскуты в осторожных пальцах, Данила вновь приблизился к
развалившемуся в траве Гусяте, протянул бурдюк со снадобьем.
- Прочитай, - коротко сказал он, когда Гусята отхлебнул из бурдюка и
довольно пригладил побуревшие от сока пшеничные усы. Поправив на спине меч,
Данила присел рядом и сосредоточенно прислушался.
- Стольного боярина Окулы морамскому десятнику Разбите слово - сыщи
мне беглого вора Даньку Коваля да в железах в престол к моему двору управь
- при сем письме три вестовых человека - накорми сделай что просят Окула,
- с выражением зачитал Гусята и торжествующе покосился на Даньку.
- Слыхал? Сие и есть весточка приказная из Престола - все как я тебе
сказывал. Эвое письмо Разбита уж дней пяток тому получил, а намедни и второе
послание приспело с вестовым голубем - ну-ка, подай сюда! - Он принял из
Данилиных рук другую грамотку, размером побольше.
Стольного боярина Окулы десятнику Разбите слово - людям моим скажи да
спешно пути держат в селение Косарцево на Жерехов двор - Даньку Коваля
искай неустанно - коли живым сыщешь управь его в железах кo мне - ежли
мертвым сыщешь присмотри при нем таблицу жестяну с узорами - сию таблицу
мне пересылай спешно и с острасткою ибо драгоценна есть - боярин Окула.
Когда Гусята, дочитав, оторвал длинный нос от бересты и поднял глаза,
Данила был уже в седле - передохнувший Волчик жарко затанцевал под седоком,
почуяв на хозяине красивую боевую кольчугу и дорожный плащ - не зря, ой не
зря хозяин подхватил с земли оброненный давеча цеп... Быстро накинув на
голову кольчужный капюшон, Данила сквозь железные кольца в последний раз
оглянулся на лучника Гусяту:
- В какой стороне, говоришь, селение Косарцево будет? Гусята устало
махнул рукой куда-то на полдень. Волчик с места сиганул в бодрую молодую
рысь, легко взлетел по зеленому склону на гребень, навстречу прямым
солнечным лучам: на какой-то миг жарко просияла на солнце серебристая
кольчуга всадника, темным крылом косо промелькнул плащ - и крамольник
Данька скрылся из виду...
А рябой Гусята неторопливо развязал бурдючок с целебным соком, вторично
приложился к нему пышными усами и сделал долгий, щедрый глоток... Потом
пощупал пальцем дырку на кольчужном вороте и сказал себе, что Данька-вогник,
пожалуй, не такой уж отвратительный вор и лиходей. Самый обычный хлопец - и
даже чем-то похож на самого Гусяту в юности. Такой же лихой и налетчивый.
V
Если к пустоте приделать руки,
Если посадить да на коня,
Если заиграть златые звуки -
Он умчится, шпорами звеня!
И в сердце потечет ревнивая река...
Павел Кашин
На постоялом дворе Жереха, что разбит по главной улице селения Косарцы
в Зорянском княжестве, не принято было открывать входную дверь ударом ноги.
Именно поэтому - когда дверь, будто разорвавшись тучей древесной крошки, с
треском вылетела из косяков на середину просторных сеней и, недолго постояв
на ребре, шумно завалилась на устеленный сеном пол, - именно поэтому
угрюмый сенной холоп, побледнев, угрожающе поднялся со стула навстречу
невежливому гостю. Вместе с рваными клочьями дождя, бушевавшего снаружи,
невежливый гость полез под низкую притолоку - и холоп предпочел не
преграждать дороги этому неровному куску железа в размокшей кольчуге:
нехорошо наклонив голову в стальном капюшоне, сминая по пути какие-то
корзины и ящики, гость прогрохотал грязными сапогами по двери и полез по
стонущим ступеням наверх, на мосты. Ошарашено покосившись на чугунный шар,
волочившийся вслед за незнакомцем и цеплявший пороги гнутыми шипами,
привратник бесшумно выскользнул в развороченный дверной проем наружу -
присмотреть за лошадью новоприбывшего постояльца.
Уже с порога гостевой клети Данила увидел хозяина - Жерех сидел у
дальней стены, расслабив жирное тело в удобных креслах: в тесных глазах, в
каждой складке широкого полуазийского лица, обросшего снизу жесткой
татарской бородкой, гнездилась самодовольная господская улыбка. У Данилы уже
не было сил на уловки и разведки - он изрядно намаялся в чужом седле под
скользким дождем... Сквозь сетку железных колец, закрывавших верхнюю часть
лица, он даже не смотрел на многочисленных постояльцев, теснившихся с обеих
сторон за обеденными столами - многие из них, услышав грохот в сенях,
теперь с любопытством обернулись поглядеть на вошедшего дружинника с тяжелым
цепом в руке. Данила понимал: среди этих людей могут быть враги. Что ж,
самый простой способ выявить неприятеля в толпе - это обнажить клинок и
поглядеть, чья рука в ответ потянется к мечу. Оставляя на полу влажные следы
мокрых сапог и не сводя глаз с Жереха, едва заметно заерзавшего в своем
кресле, Данила подвалил к хозяйскому столу и с размаху уперся в него
кольчужным животом. Столешница подпрыгнула - расплескалась брага в
хозяйской чаше, похолодел и сощурился Жерех, приобнажая в улыбке верхние
зубы.
- Я ищу вот этих людей, - очень негромко сказал Данила и положил на
нечистый стол обугленный круглый жетон с гнусным символом из сцепленных
угломеров. Для убедительности он слабо махнул десницей - и рядом с жетоном
на столешницу с размаху прилег металлический шипастый шарик на цепочке.
Ox! - Жерех поспешно накрыл потемневшую монетку смуглой ладонью,
испуганно оглянулся на постояльцев, покосился на оскалившийся иглами шар и
вновь перевел маслянистые глазки на гостя:
- Тихо! Тихо, мой друже... Остережемся окружающих! Утопив жетончик в
потной ладони. Жерех уперся кулаками в стол и тяжело воздвиг на ноги свое
раздувшееся тело - распрямившись, он стал едва ли не выше Данилы.
- Ступай-ступай за мною, друже, - зашептал на ухо, обдавая луковым
духом: - Я ждал тебя... теперь поговорить надобно.
Не говоря ни слова, вперив мрачный взгляд в широкую спину Жереха,
Данила поднялся вслед за ним на самый верх, в хозяев терем. Шум из обеденной
клети едва проникал сюда сквозь толстые бревенчатые стены, сплошь увешанные
тяжелыми пыльными коврами, - нерусский дух, сплюнул Данила: слащавая смесь
ароматов жареного мяса, корицы и розового масла... Пестрым пятном мелькнула,
убегая во внутренние покои, черноволосая девушка - быстрый взгляд и
множество тонких косиц... цыганщина какая-то, подумал он, покрепче
перехватывая толстую ручку цепа.
Жерех с порога бросился к узкому окну, задернул завесу и обернулся,
улыбаясь Даниле как долгожданному родственнику:
- Ну, велик бог, сонаправивший стопы твои и укрепивший в пути среди
славянских недругов! - блестя черными глазами, сказал он и развел руками,
будто намереваясь заключить собеседника в объятия. Алая рубаха в черных
разводах шелковой вышивки расползлась на животе, напряглась на костяных
пуговицах. - Что за сладость видеть тебя, о возбранный из воинов!
Сделав паузу. Жерех опустил-таки руки и поинтересовался у изумленного
Данилы, как звучит его гордое имя.
- Это не имеет значения, - улыбнулся Данила. - Ты мне зубы не
заговаривай. Я хочу видеть кое-кого из твоих знакомых. И поверь мне, -
Данила почти случайно задел концом дубины и свалил со стола какие-то
подсвечники и золоченые блюдца, со звоном раскатившиеся по полу, - поверь,
что я не буду играть с тобой в детские игры...
- Сии не игры суть, но разумная небеспечность, - вдруг строго сказал
Жерех, блеснув черным глазом. - Дружинники Белой Палицы идут за нами по
следу, а потому потайный знак негоже тебе прилюдно на стол кидать! Опасливо!
Если кто из постояльцев заметил, эти славянские свиньи вырежут нас всех.
Даже Окула не успеет спасти тебя от топора язычников! Ты велик и силен,
однако слишком молод: остерегись недругов!
Данила не ответил. Быстро отвернулся, чтобы Жерех не разглядел в его
глазах горячие искры - страшная догадка разорвалась в мозгу осколками
суетливых, горячечных мыслей: что это - заговор? какие-то иноземцы, ведущие
из подполья войну против славян? Почему Жерех говорит о "славянских
свиньях", идущих по пятам? Неужели принимает Данилу за кого-то из своих, за
"избранного из воинов" - и все из-за таинственного жетона с угломерами...
- Однако ты наскоро прибыл, мой друже! - Жерех подошел ближе, пытливо
заглядывая в глаза. - Мы ожидали тебя к ужину...
- Пришлось поторопиться, - медленно произнес Данила, осторожно
подбирая слова. - Мне показалось, будто славяне преследуют меня. Пришлось
поторопить коня. К счастью, достался выносливый жеребец.
- У боярина Окулы добрые кони, это нам знаемо! - Жерех закивал
головой, по-прежнему искоса поглядывая на гостя сквозь сиропную пленку в
глазах. - Уверен, что стольный боярин подал тебе лучшего жеребца... А что,
нет ли у тебя весточки ко мне от Окулы?
- Весточка была, да пришлось ее уничтожить. Люди Светлой Палицы
задержали на полдороги, досматривали вещи. Мне повезло: я успел избавиться
от письма. А на словах Окула велел передать: если доберешься живым до
Жереха, пусть он расскажет тебе, как действовать дальше.
- Я поведаю тебе все, добрый воин. Это мой долг и моя радость.
Однако... - Жерех поднял голову и впервые глянул на Данилу сверху вниз, -
сначала я допрошу тебя для проверности. Ты же знаешь - таково есть приличие
нашей безопасности...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг