- Амми, радость моя, у тебя любовник убежал? П-хе! Плюнь на него,
радость моя! У меня тут шестеро холостяков, красавица моя! Кого ты ищешь,
скажи старине Питу!
- Потом все расскажу, дружище, - пообещала она. - Так ты мне окажешь
такую любезность, а, Пит?
- Потом? Когда это - потом?
- Ну, Пи-и-ит, ну голуба моя, ну пожа-а-луйста. Я же к Метро
подъезжаю, время поджимает...
- Ко мне ты подъезжаешь, как паровоз, никакого спасения, - проворчал
Пит Никсон. - Уговорила, звоню. Попрошу, чтобы тебя встретили перед залом
отбытия. С тебя ящик пива и по поцелую на каждую бутылочку.
У входа их действительно встретил полицейский сержант и сразу подвел
к телеэкрану, по которому можно гонять вниз-вверх расписание рейсов.
Амалия послала Джона обследовать терминалы - выяснить, не застрял ли Умник
в аэропорту, - а сама выбрала из перечня рейсы, отбывшие из Детройта в
пределах последнего часа. И попросила сержанта отвести ее к стойке
компании, рейс которой отбыл первым.
Еще у телеэкрана она заметила, что сержант заглядывает ей за вырез
блузки, и похвалила себя - переоделась как надо, и официально, и пикантно.
Просмотрела список пассажиров - нет господина Эйвона. Перешла к
стойке "Дельты", рейс на Торонто - тоже ничего... В тот момент, в горячке,
Амалия еще не могла себе представить, чтобы у господина Эйвона мог быть
паспорт на чужое имя, поэтому она уверенно посчитала, что Берт не улетел в
Канаду. Следующий рейс - "Эр Франс", Париж; и здесь пустота... Она
досматривала список, а белобрысый сержант увлеченно заглядывал ей за
вырез, и в этот момент запищал телефон. Джон.
"Прижми плотно к уху, - сказал Джон. - Плотно. За тобой "хвост".
Двое. У одного "длинное ухо"; если осторожно оглянешься, он прямо у тебя
за спиной сидит на лавке, прикрыт газетой с очком. Не отвечай, услышит".
"Длинное ухо" - узконаправленный микрофон, дьявольски чуткая штука.
Амалия подумала и все-таки ответила:
- Повтори это сержанту, Джонни. Сержант принял телефон, послушал.
Аккуратно, не оглядывась, выключил аппаратик, проговорил:
- Извините, мэм, я на минуту... - И широкими шагами подошел к
человеку с газетой.
Амалия подошла тоже. Из любопытства.
- Моя извинения, сэр! - нарочито громко провозгласил сержант. - Вы
нарушаете закон!
Едва сержант проорал первое слово, как человек уронил газету и сорвал
с себя наушники. Видать, ему крепко ударило по барабанным перепонкам.
Раззява какой-то, подумала Амалия. Нерасторопный.
Человек встал с лавки и объявил:
- Я не нарушал никаких законов!
- Нарушили закон, сэр, в четвертую поправку к Конституции, сэр. (Ай
да белобрысый...подумала Амалия.) Вы подслушивали приватный разговор. У
вас есть разрешение прокурора на использование подобного прибора в
отношении служащего полиции и частных лиц? - Раззява молчал, - Нет? Я
вынужден вас задержать, сэр, и составить соответствующий акт.
Он еще не договорил, когда раззява с поразительным проворством метнул
свой подслупшватель вверх в в сторону, аппаратик описал дугу - Амалия и
полицейский не успели опомниться, а какой-то человек, стоявший у окна, уже
поймал подслупшватель и метнулся вон из зала, по движущейся дорожке к
посадочным воротам.
Расчет был точный: для составления акта полицейский офицер должен
иметь оба, так сказать, предмета - и обвиняемого, и его аппарат. Но расчет
не удался, поскольку Джон стоял как раз у выхода, и он тоже был точен -
подставил ногу бегущему, рухнул на него сверху и выхватил подслушиватель.
Какая-то дама завизжала. Полицейский крепко держал псевдо-раззяву за
плечо. Джон поставил беглеца на ноги и встряхнул, потому что тот, видимо,
ушибся головой.
Последовала стандартная процедура - раз-раз! Обоих нарушителей
порядка поставили к стене, ощупали, и у обоих было изъято оружие, причем
не какое-нибудь, а крупнокалиберные "вальтеры". Набежала небольшая толпа
восторженных зевак. Очень скоро объявился полицейский наряд, увел раззяв,
и Амалия высказала сержанту свое восхищение.
- Да что уж там, мэм, - скромно сказал сержант, и они стали проверять
следующие по расписанию рейсы.
Вернее, проверяла одна Амалия: сержант подводил ее к стойке,
представлял и начинал прогуливаться по залу. Право же, это был
сообразительный парень - вопреки наивному своему виду и манере смотреть
куда не надо.
Эйвона не оказалось ни в одном списке.
- Спасибо, сержант... - с тоской сказала Амалия. - К сожалению, это
все. Огромное вам спасибо. Сержант сочувственно улыбался.
- Всегда рад помочь, мэм. Меня зовут Карл - Карл Эйно. А вас?
Амалия сказала, как ее зовут, и протянула сержанту руку, прощаясь, но
тот смущенно покачал головой.
- Извините, Амалия... э-э... вы же свидетель и потерпевшая. Нас ждут
с протоколом и все прочее...
- Ах да, конечно, - ответила она, думая в то же время, что вот еще
один влюбился и непременно попытается назначить свидание, когда закончит
со своими протоколами. Вот незадача, досадовала она, и почему я взяла в
голову, что Берт непременно улетел, и притом именно отсюда, а не из
Уиллоу-Ран, который даже ближе к Хоуэллу? Почему? Мало ли куда он мог
рвануть в ходком "ауди"... Например, в Чикаго, где человек тонет, как
монетка в Ниагарском водопаде. Милое дело...
Она кивком подозвала Джона, и они прошли в участок и дали показания
сержанту Эйно. Подтвердили, что на столе лежат именно те пистолеты, кои
были изъяты у арестованных, равно как прибор с узконаправленным
микрофоном. Арестованные вели себя не то чтобы нагло: они были абсолютно
спокойны и все отрицали. Начисто. И требовали, чтобы им дали позвонить по
телефону.
Почему, почему, почему? - вертелось у нее в голове. Почему я была так
уверена, что он поехал сюда? Амалия участвовала в этой процедуре в как бы
не участвовала. Она словно ощущала невидимый тяж, протянутый от Эйвона к
ней, к ее лбу - точно в середину, над глазами. И тут она подумала: а что,
если он имеет документы на другое имя?
...Арестованных увели, сержант что-то втолковывал своему
стенографисту, и тогда Джон сказал;
- Слушай, Амми, надо же доложить об этом инциденте, как ты думаешь?
Амалия словно вернулась с другой планеты. Опять стала отчетливой,
рассудительной рабочей машинкой, ничего не упускающей из виду. Достала из
сумочки мобильный телефон, отошла к окну, вызвала Мабена,
На этот раз Мабен ответил и согласился принять короткий доклад. {Он
ехал с президентом компании от Президента Соединенных Штатов - в машине,
на аэродром.) Выслушав доклад, шеф ответил неприятным голосом:
- Попросите начальника полиции, чтобы они связались с агентом ФБР Джо
Родригесом, повторяю: Джо Родригес. Он ведет дело о взрыве. Передайте ему,
мы имеем основания считать, что слежка за служащими безопасности фирмы
может быть связана со взрывом. Пусть свяжутся срочно. Повторяю: срочно.
На доклад о бегстве Эйвона Мабен не отреагировал вообще, словно знал
о нем или предвидел.
Амалия представляла себе, какой втык она получит за самовольную
экспедицию в Метро-Уэйн. Что же, заслужила... Она встряхнула головой я
пересказала все сержанту. Тот вдруг расплылся в улыбке,
- А-а, вот оно как! А я все думаю, как такая девушка очутилась в
полиции Хоуэлла! Так вы из "Джи Си"...
Очень четко все было у них поставлено здесь, в полиции аэропорта. И
капитан принял их с хода, и решение его было мгновенное: с ФБР связаться,
арестованных до появления ФБР к телефону не подпускать, а представителям
заводской полиции и в дальнейшем оказывать всяческое содействие.
Штука в том, что заводской комплекс "Джи Си" в Детройте был здесь
всеми почитаем - примерно как ЗИЛ в Москве. Или еще сильнее: Детройт ведь
куда меньше Москвы. И взрыв на этом комплексе воспринимался как пощечина
всему городу, особенно - его полиции.
- Чем еще могу быть полезен? - спросил начальник полиции.
- Разрешите еще доболтаться по вашему хозяйству, - сказала Амалия.
И они опять двинулись втроем по терминалам, но на этот раз Амалия
твердо знала, чего хочет. Подошла к стойке "Дельты" - там все еще сидела
блондинка, при которой случился этот спектакль с подслушиванием, обыском и
прочими кинотрюками. Блондинка улыбнулась Амалии, как старой знакомой, и в
ответ на вопрос, не она ли вела регистрацию на рейс в Торонто, сказала,
нет, не она, на регистрации сидел господин такой-то; сейчас он у седьмого
выхода на посадку.
Амалия по-прежнему не могла бы объяснить, почему она прицепилась
именно к этому рейсу; ее снова влекло что-то непонятное и неосознаваемое.
Слишком долго она надзирала за господином Эйвоном, за Бертом, и просто з и
а л а: он должен был поступить вот так.
Господин такой-то оказался пожилым джентльменом - лет пятидесяти с
хвостиком; благожелательный, спокойный. Амалия показала ему фотографию
Эйвона, подумав при этом, что надо бы вынуть ее из дорогой кожаной рамки.
Джентльмен покачал головой.
- Не узнаю, не было такого человека, мэм.
- Вы уверены?
- Не на сто процентов. Но вы же знаете, это заграничный рейс - я
проверял паспорта.
- И вы смотрите на фотографии? - спросила Амалия с некоторым
удивлением.
Американцы не любят документов. Не любят, когда у них спрашивают
документы, воспринимая это как покушение на личную свободу, и - сочувствуя
тем, с кого их спрашивают, - не любят особо рассматривать презренные
бумажонки.
- Мельком, - признался джентльмен. - Основное внимание уделяется
другим авуарам.
"Ишь, какое слово, - подумала Амалия. - Надо будет посмотреть в
словаре". И попросила:
- Может быть, разрешите его описать? Шесть футов четыре дюйма, прямые
плечи, волосы... светлый шатен, возраст - сорок лет на вид... Да! Вы
должны были заметить его руки, толстые такие пальцы, сильные. Кожаная
куртка, по всей видимости... Крупный такой господин. Приметный,
Джентльмен за стойкой покачал головой и хмыкнул. Потом сказал:
- Припоминаю. Такой господин был. Да, появился перед концом
регистрации. Да, толстые пальцы, припоминаю, мэм. Но он был без усов, я бы
запомнил усы.
- Вы уверены, что запомнили бы?
- Не на сто процентов, - снова сказал тот. - Видите ли, мэм,
регистрация - это достаточно сложная процедура. Мы заполняем посадочный
талон, багажные квитанции, бирки - именные бирки...
Амалия терпеливо кивала,
- ...Проверяем паспорт, отправляем багаж. Сверяем имя со списком... -
Он взглянул на сержанта Эйно, маячившего неподалеку, и договорил все-таки:
- Со списком нежелательных лиц. Так что, мэм, этого человека я,
кажется, припоминаю, но насчет усов... Не могу заявить с уверенностью.
- Не помните, на какое место вы его посадили, сэр?
- Место, место, место... Да. Он не спрашивал никакого особого
места... конечно, он последним прошел в зал ожидания... место... По-моему,
двадцать второй ряд, место "ди". Нет! Я дал ему место у окна, "эй", потому
что он не спрашивал, он уважал мое время. Двадцать второй ряд.
- Огромнейшее вам спасибо, сэр, - сказала Амалия и чуть не бегом
рванула к девушке со списками пассажиров.
Джон и Карл - видимо, уже недоумевая, - переместились следом. Девушка
со списками была славненькая.
Светлая блондинка, волосы не крашены, почти без макияжа; лицо
скандинавского типа, вздернутый нос. Добропорядочная особа. Отметив все
это, Амалия сказала:
- Милая девушка, извините за беспокойство, извините... Не посмотрите
еще раз в список - кому было назначено место двадцать два "эй"? Не сочтите
за труд... Рейс на Торонто, что мы уже смотрели.
Барышня кротко переключила свой компьютер, пощелкала некоторое время
клавишами и проговорила:
- Двадцать второй ряд, место "эй", господин Джошуа Тэкер, "короткий
билет". - Увидев, что рыжая дама не понимает насчет билета, объяснила; -
Билет без пересадки и не обратный.
Тогда Амалия решила рискнуть и попросила:
- Пожалуйста, мисс, я могу попросить вас об одолжении?.. Если вас
будут спрашивать об этом пассажире, не говорите, что я уже им
интересовалась. Видите ли, он в опасности. Скорее всего, им могут
заинтересоваться преступники, которые разыскивают его. Я вас очень прошу.
Риск был в том, что неизвестный господин Тэкер после такой просьбы
должен был заинтересовать барышню, и она неизбежно запомнит этот разговор.
Но девушка подняла на Амалию сине-серые скандинавские глаза и ответила:
- Конечно, мэм, если вы так говорите... Я не стану им помогать и
сообщу вам, в полицию. Ведь вы из полиции?
- Колоссально! Ох, спасибо... Сообщите сержанту Эйно, хорошо?
- Карлу? Договорились.
У нее был какой-то акцент - не сразу разберешь какой. Они смотрели
друг на друга и улыбались. Они были приятны друг другу. Амалия спросила:
- Вы из Швеции?
- Странно... Почему-то многие так думают, когда меня видят. Я из
России. Русская. Вот Эйно - он скандинав. - Она улыбнулась сержанту,
стоявшему поодаль, у большого окна. - Меня привезли, когда я была вот
такая. - Она показала рукой: пониже ее рабочего стола.
"Года два тебе было, - подумала Амалия. - Странно, что сохранился
акцент",
Она запомнила фамилию регистраторши; фамилия была английская.
"Видимо, замужем.. или отчим дал свое имя... да какое мне дело... Славная
какая. Жаль - нельзя позвать ее в кафе, посидеть, потрепаться, выпить
чего-нибудь вкусненького. Она на работе, и я на работе, черт бы побрал
проклятые дела. Не хочу я возвращаться в Хоу-элл, что мне там теперь -
стеречь толстомясую? Хотя ей не позавидуешь тоже... Почему-то мой
драгоценный Ма-бен никак не распорядился..."
К стойке подплыла дама с детской коляской; Амалия последний раз
взглянула на русскую и помахала рукой.
- До встречи!
- Всегда вам рада. До свиданья.
Амалия пошла к своим, и тут в ее сумочке запищал телефон.
Мабен приказывал проехать на завод, в главную контору, к старшему
агенту ФБР Родригесу, который желает ее видеть.
- Постарайтесь получить побольше информации. Затем свяжетесь со мной.
И попрошу впредь не своевольничать, мисс. Понятно?
Куда уж понятней, подумала она и пошла прощаться с сержантом Эйно.
Сердечное было прощанье, ничего не скажешь, только жаль - принимал ее
деловую карточку с рабочим телефоном, он думал вовсе не о делах, на личике
его розовом было написано, о чем он думает. "Жаль, мой друг, что далеко
живешь, а я сижу одна, как птичка в клетке", - пропела про себя Амалия и
двинулась на стоянку, сопровождаемая своим адъютантом.
Уже совсем стемнело; самое темное время в году. Усевшись в холодную
машину, Амалия открыла было рот, чтобы сказать: "А заедем-ка перекусить
куда-нибудь", как Джон объявил:
- Амми, жрать охота до тошноты. Заедем куда перекусить?
В это время их верховный шеф, господин Клемент Гилберт, еще был в
воздухе - где-то над прекрасным городом Филадельфией - и потому не мог
активно участвовать в событиях. Он сидел в салоне-кабинете своего самолета
(своего в буквальном смысле), один, и потому мог не заботиться о том, что
написано у него на лице. Он снова был свиреп - как давеча в своем
президентском кабинете, когда срывал галстук И бессмысленно катал и
перекатывал в голове беседу с Президентом. В известном всему миру Овальном
кабинете. Большая честь. Быть принятым Самим Президентом. "Вот дерьмо, -
думал примерный американец, столп общества Клемент Гилберт. - Проклятое
дерьмо, не система управления, а куча деталей, не соотносящихся друг с
другом. Действительно, поговорили..."
Он вспоминал сахарную рожу Берри, советника Президента по
промышленности, присутствовавшего при беседе. Сахарность эта была
адресована, конечно же, не ему, а Хозяину. Боже, Иисус Спаситель, что же
они бормотали! "Конечно же, конечно, я, - это Президент, - верю каждому
вашему слову, Клем, как ни невероятно то, что вы рассказали. Да, да! Это
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг