мне поставили самый лучший, позитронный, новейшей марки. Что вы так
смотрите на меня?.. Да, я самый нестоящий полуробот, - произнес Исав не
без горечи. - Настоящих-то роботов еще не научились производить...
- Простите, - пробормотала Шелла. Она подумала об удивительном
прогрессе медицины, который свершался на глазах. У всех еще были живы в
памяти опыты конца шестидесятых - начала семидесятых годов по пересадке
сердца. Опыты мучительные, один за другим кончавшиеся плачевно: хирургам
не удавалось преодолеть несовместимость тканей, организм рано или поздно
отторгал чужую ткань, и человек умирал. А теперь пересадка сердца -
обычное, хотя и весьма дорогостоящее дело.
Правда, одновременная пересадка человеку и сердца, и печени, и
искусственного мозга - это, пожалуй, многовато. Недаром Мензи называют
величайшим медицинским светилом Солнечной системы.
- Пустое, я не обидчив, - сказал Исав. - Вживили мне все это хозяйство,
а дальше началось то, чего хирурги и биофизики предвидеть не могли.
- Сердце? - спросила Шелла.
Исав покачал головой.
- Сердце работало как надо, - сказал он. - И печень то же самое, и
мозг. Но вся штука в том, что трудились они несогласованно, каждый орган -
если можно так выразиться, сам по себе: сердце не слушалось указаний
мозга, мозг не очень считался с импульсами, которые идут от нервных
клеток, и так далее.
- Как же так? - произнесла Шелла.
- Дело в том, что одному человеку еще не приходилось пересаживать так
много добра, - пояснил Исав. - Я был первым. Чего-то медики, видно,
недоучли.
- Но теперь все в порядке?
Исав улыбнулся:
- Как видите.
- Мензи вас воскресил?
- Нет, Мензи спасовал, - покачал головой Исав. - Жизнью я обязан
Жильцони.
- Полно тебе, Абор, - процедил Альвар и сшиб в воду факел, чадивший
близ обрубка, на котором они втроем сидели.
- Хозяин отладил меня, как машину, - сказал Исав. - Несколько месяцев
возился, ночей не спал.
- Опять хозяин? - резко повернулся к нему Жильцони.
- Извини, Альвар. Сам не знаю, откуда привязалось ко мне это словечко -
хозяин, - виновато произнес Исав. - Знаете, у меня после клиники часто так
бывает, - обратился он к Шелле, - будто кто шепчет в мозгу: сделай то,
сделай это. Или какое-нибудь слово привяжется и сидит, как заноза.
- Но это же чудо, что вы остались живы! - восторженно воскликнула
Шелла. - А ты более скрытный, чем я думала, - посмотрела она на Альвара. -
Никогда ни словом мне не обмолвился, что спас жизнь человеку.
- Пустяки! - сказал Альвар. - Тоже мне, героический поступок. Напичкал
я Исава, раба божьего, разными реле, установил между ними радиоконтакт с
обратной связью - и дело с концом.
- Вас ничто после пересадок не беспокоит? - спросила Шелла Исава.
- Да как сказать... - неожиданно замялся крепыш. - Полного счастья,
наверно, не бывает. Все бы ничего, только боли в затылке иногда мучают.
Припечет - жизни не рад. Словно кто в мозжечок раскаленную иглу тычет. Вот
и нынче - схватило, когда я надумал добираться сюда, к Альвару... А потом
отпустило.
Шелла сочувственно вздохнула:
- Скажи, Альвар, неужели ничего нельзя сделать с этими болями? -
спросила она.
- Я не хирург, а физик, - резко ответил Жильцони. Видно было, что
разговор ему неприятен.
- Есть одно средство заглушить боль... - начал Исав.
Жильцони погрозил ему пальцем, и тот умолк.
- Орник в порядке? - спросил он.
- Да.
- Ты загрузил его?
- Полностью. Меня вдруг осенило, что нужно взять с собой... - начал
Исав.
- И куда летим, тебя тоже осенило? - перебил Жильцони.
- В Скалистые горы.
- Верно.
- Вертится еще в голове название - "Воронье гнездо", а что за гнездо -
хоть убей, не знаю, - пожаловался Исав.
- Все в порядке, Абор, - успокоил его Жильцони. - Гнезда еще нет, мы
совьем его.
Исав потер лоб.
- Зачем я прибыл сюда, на плот? - пробормотал он. - Не понимаю...
- Ты прибыл сюда для того, чтобы я перед вылетом убедился, что все в
порядке.
- Не понимаю...
- Этого от тебя и не требуется, - усмехнулся Альвар. - Ступай к орнику
и жди меня.
Исав, неуклюже поклонившись Шелле, двинулся к лодке сквозь заметно
поредевшие пары танцующих.
- Странный у тебя приятель, - сказала задумчиво девушка, глядя, как
Исав садится в лодку.
Альвар пожал плечами:
- Все люди странные.
- Почему он называет тебя хозяином? Юмор, что ли?
- Скорее, естественное чувство благодарности. Думаешь, это было легко -
согласовать работу пересаженных органов? Я несколько месяцев ковырялся в
радиосхеме, чуть не все деньги ухлопал...
- А чем это он боль заглушает? - продолжала расспрашивать Шелла.
- Наркотиками. Самыми сильными. Они действуют на него не так, как на
других людей.
- Почему?
- Искусственные альвеолы в легких, - пояснил Жильцони.
- Ты обращаешься со своим приятелем так, будто и впрямь ты хозяин, а он
раб.
- А что же ты думаешь, я возился с ним так, за здорово живешь?
- Не боишься, что раб взбунтуется? - спросила она.
Жильцони усмехнулся.
- Пусть попробует.
- Он сильнее тебя в десять раз.
- Это не имеет значения. Потанцуем?
- Не хочется. Не нравится мне, как ты ведешь себя с Абором, - сказала
Шелла.
- Уж не влюбилась ли ты в него, чего доброго?
- Хочешь меня обидеть? Напрасно. Я не собираюсь ссориться с тобой, -
произнесла негромко Шелла.
Они помолчали.
- Послушай, разве ты улетаешь в Скалистые горы? - спросила тихо Шелла,
воспользовавшись паузой в оркестре.
- Да.
- Зачем?
- Дело есть.
Альвар посмотрел на девушку и добавил:
- Дело, самое важное в моей жизни.
- И я об этом ничего не знала...
- Так получилось, Шелла. Не сердись, я все тебе объясню... Видишь ли, я
должен сделать выбор: ты - или уравнение мира.
- Выбор? - поразилась Шелла. Ей показалось, что она ослышалась.
- Я имел вчера с Мензи обстоятельный разговор. Попросил его всесторонне
исследовать меня.
- Ты себя плохо чувствуешь? - встревожилась Шелла. - Ты болен?
- Не то. Я решил определить потенциал своего головного мозга. Так
сказать, потолок моих возможностей. Мензи уделил мне много своего
драгоценного времени.
- Что он делал?
- Снимал биотоки, чертил какие-то графики. Потом сказал: "У вас,
молодой человек, несомненные признаки гениальности. Будет жаль, если они
не получат развития. А это легко может произойти". "Почему?" - спрашиваю
я. "Видите ли, - отвечает Мензи, - у вас несчастная конституция. Такая
конституция встречается крайне редко. Посмотрите на этот графике, - и
протягивает мне ленточку, которая только что выползла из дешифратора
электронного диагноста. Затухающая кривая. График пересекается красной
горизонтальной чертой.
"Красная линия - это средний мыслительный уровень человека, - поясняет
Мензи. - Видите, как высоко отклоняются от него пики вашего графика?" -
"Но кривая затухает", - говорю. - "Вот, вот, молодой, человек, вы ухватили
самую суть. Наибольшая амплитуда у кривой получилась, когда я включил этот
аппарат и оставил вас одного, наедине со своими мыслями. Комната, обратите
внимание, снабжена релейной защитой, что обеспечивает полную изоляцию. Но
стоило мне зайти, и амплитуда - глядите! - растаяла, как кусок сахара в
стакане горячего чая. Теперь вам, надеюсь, ясно, куда я клоню? Структура
вашей нервной системы такова, что для полного выявления способностей вам
необходимо абсолютное уединение. Я подчеркиваю - абсолютное. Пока будете
общаться с кем бы то ни было, ничего, возвышающегося над средним уровнем,
из ваших исканий не получится".
- И ты ему поверил?
- Во всяком случае, это мой единственный шанс, Шелла. Забраться, как
говорится, в башню из слоновой кости. И жить там...
- Сколько?
- Год. Десять лет.
- Или всю жизнь?
- Может случиться, и так.
- Ты будешь там, в Скалистых горах, совсем оторван от людей... -
сказала Шелла.
- Связь с внешним миром будет осуществлять Абор Исав. Теперь ты
понимаешь, зачем он мне нужен?
- А как же условие Мензи?
- У Исава позитронный мозг, он не излучает альфа-ритмов, как обычный.
- Вижу, ты все продумал. Только обо мне забыл, - с горечью произнесла
Шелла.
- Я вернусь к тебе, когда выведу уравнения, - сказал Альвар, но его
слова прозвучали не убедительно.
- А мне прикажешь ждать тебя? Год? Десять лет? Всю жизнь? - Шелла
подняла на Альвара глаза, полные слез. - Послушай, за деньги можно купить
все. У меня есть кое-какие сбережения... Ты можешь купить себе уединение
где угодно, даже в центре большого города. Особняк со звуконепроницаемыми
стенами, Вокруг - густой парк, огороженный стеной. А?
- Не то, - покачал головой Альвар. - Альфа-волны не знают преград. Одна
надежда - и ее поддержал Мензи - что при достаточном удалении они
затухают.
Помолчав, Альвар добавил:
- Эйнштейн более половины жизни отдал единой теории поля. Он сделал
многое, не не успел завершить грандиозной работы - помешала смерть. Я
верю, что мне суждено завершить теорию Эйнштейна - самое поразительное
создание человеческого ума. Разве для достижения этой цели не годятся
любые средства?
Над заливом Дохлого кита клубился серый туман. Солнце вот-вот должно
было вынырнуть из-за горизонта.
Все лица казались серыми - подстать туману. Веселье явно шло на убыль,
подобно кривой гениальности, снятой для Альвара Жильцони великим Мензи.
Оркестр на соседнем плоту умолк.
Дальний маяк не казался уже таким таинственным и огромным. Он будто
стал поближе и поменьше.
- Пойдем? - предложил Жильцони.
Выбравшись из лодки на берег, они молча прошли с десяток шагов по
дороге, ведущей в порт. Альвар пытался поймать взгляд Шеллы, но это никак
ему не удавалось.
- Значит, расстаемся? - сказала она наконец подозрительно ровным
голосом. - Поедешь к своему приятелю, готовиться к отлету в Скалистые
горы?
- Давай проведем вместе сегодняшний день, - предложил Альвар. - Поедем
за город, побродим.
- Прощальный день, - усмехнулась Шелла. - Ты когда решил вылетать?
- Завтра.
- Так скоро? - Шелла остановилась. - Как же мы можем бродить? У тебя
только один день на подготовку.
- Статьи, книги и свои научные заметки я уже сложил, остальное сделает
Исав, - сказал Жильцони.
- А если он напутает, возьмет не то, что нужно?
- Не напутает. Исав умеет читать мои мысли, - усмехнулся Жильцони.
Они миновали порт и подошли к остановке аэробуса.
- Куда поедем?
- Какая разница?
Сверху круто спикировал аэробус. Он замер на шипящей прослойке воздуха,
в полудюйме от поверхности асфальта.
В аэробусе они долго молчали, сосредоточенно глядя вниз.
Траектория аэробуса, если рассматривать ее со стороны, напоминала
волнообразную кривую, составленную из одинаковых дуг. Аппарат коротко
разгонялся, затем взмывал ввысь, описывая параболу, точь-в-точь как
брошенный камень. Затем - благодаря точно рассчитанному импульсу -
приземлялся в нужном месте, менял пассажиров, и все начиналось сызнова.
Машина приближалась к центру города. С каждым прыжком аэробуса дома
становились все выше. Наконец, наступил момент, когда аппарат летел между
сплошных стен, словно птица, попавшая в узкое ущелье: здесь дома были
слишком высоки, чтобы прыгать через них.
- Говорят, а таком доме человек может провести вою жизнь, не выйдя ни
разу наружу, - сказала Шелла, указав на гигантское здание, выделявшееся
размерами даже среди своих собратьев.
- Ну и что?
- Но ведь это ужасно - целую жизнь провести в каменном мешке, голубое
небо и зеленые листья видеть только из окна...
Альвар пожал плечами:
- Дело привычки.
Они сошли на конечной остановке и двинулись вдоль стены, рафинадно
сверкавшей в лучах утреннего солнца.
- Всю жизнь провела в городе, и ни разу не добиралась до стены, -
сказала Шелла. - А ты бывал здесь?
- Нет.
Шелла провела пальцем по шероховатой поверхности стены.
- Хорошо здесь, - вздохнула она. - Людей не видно. Воздух чище, и
зелени больше.
- Город перестал расти вширь благодаря стене, - заметила Шелла.
- Зато он продолжает расти вглубь и ввысь.
- Но так не может продолжаться до бесконечности.
- И потому город рано или поздно умрет.
- Город умрет? - остановилась Шелла. - Как это ты себя представляешь?
- А вот послушай. Человек смертен, не так ли? В клетках его с течением
времени накапливается вредная информация. В "памяти" клеток в силу разных
причин появляются искажения, которые затем воспроизводятся. В переводе на
язык нефизиков - человека начинают одолевать разные хвори, которые и
сводят его в конце концов в могилу.
- Болезни иногда и вылечивают.
- Да, и вместо одной вылеченной появляются три новые. Но дело не в
этом. Так или иначе человек умирает. Пусть он достигает и весьма
почтенного возраста - какая разница?
- Причем тут город?
- Город - это тоже организм. Единый организм, который ограничен
естественными - или неестественными - рамками. Город зарождается, растет,
зреет. А затем начинает пожирать самого себя.
Они сели на чугунную скамью, тень от которой сбегала к пруду, в нем
плавали два грязно-белых лебедя.
- Там, наверно, холодно... - сказала Шелла.
- Где? - не понял Альвар.
- В Скалистых горах. Вообще я плохо представляю себе, как ты будешь там
существовать.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг