штурман-1, всматривается в узкую перфоленту, пытаясь разобраться в
калейдоскопе цифр, штурман-2 медленно проплывает над самым полом
энергетического отсека.
В рубку вошел Ольховатский.
- Владимир Николаевич! Я уже заждался, - воскликнул дублер и ушел.
Тем временем невзрачный комок серого вещества перемещался в чаще
энерговодов - разнокалиберных кабелей, которые наподобие щупалец морского
чудища тянулись от главной энергетической установки корабля - "Катеноида"
- в разные отсеки "Каравеллы".
- Этот энерговод куда ведет? - властно спрашивал, отдаваясь ломящей
болью в висках, неслышимый голос. И штурман послушно отвечал - тоже,
разумеется, мысленно:
- В оранжерейный.
- Этот?
- В астроотсек.
- Этот?
- В камбуз...
Владимир Николаевич продолжал заниматься пультом, ничего не подозревая.
- Этот? - отдалось в мозгу.
- В штурманский.
Комок всколыхнулся и замер у толстого, покрытого мохнатой изоляцией
кабеля, похожего на лиану из оранжерейного отсека.
Валентин почувствовал - сейчас произойдет ужасное. Комок пережег
поначалу нить, ведущую к аварийной системе. Затем коротко и беззвучно
полыхнуло пламя, почти невидимое в свете источающих дневное освещение
панелей, и энерговод, ведущий в штурманский отсек, оказался перерезанным.
Комок, скользя вдоль плинтуса, не спеша направился к люку, толкнул его
и вылетел в коридорный отсек.
Ольховатский, который все еще занимался приборами, ничего не заметил.
ПРОПАЖА
Задержавшись, Ольховатский опоздал к обеду. Оставалось одно - пасть в
ноги коку. Дело усугублялось тем, что Либун дулся на него с той поры,
когда Владимир столь неудачно раскритиковал стихи "одного его приятеля".
Поев, Владимир поблагодарил кока и поднялся из-за стола.
- Погоди-ка, - сказал Либун. - Я должен сказать тебе кое-что.
- Слушаю.
- Ты обратил внимание на сегодняшний обед?
Ольховатский пожал плечами.
- Обед как обед. То есть, - поправился энергетик, - твой обед
великолепен, как всегда.
- А ты ненаблюдателен, старший энергетик. - Грустная улыбка тронула
губы кока.
Тут только он заметил, что тарелка, из которой ел, была пластмассовая.
- Все серебро исчезло, понимаешь? - доверительно сообщил кок, понизив
голос. - Все ножи, вилки. И тарелки - несколько сотен штук.
- Гм... Странно. Кто мог взять столько серебра без спроса?
- Да и зачем? - откликнулся кок. - Серебро нужно разве для
экспериментов. Но весь экипаж "Каравеллы" вот уже два месяца готовится к
исследованию беты Лиры, к которой мы приближаемся. Экспериментами сейчас,
по-моему, никто не занимается.
- Может, кто-то вздумал пошутить? - высказал Ольховатский
предположение.
- Я и сам так решил, - оживился кок, - потому только тебе и сказал.
После обеда Владимир зашел к Валентину. Тот явно был чем-то расстроен.
На столе громоздилась беспорядочная груда вещей, вываленных, видимо, из
стенного шкафа. Известный всему экипажу сферический футляр был раскрыт и
пуст.
- Сегодня день пропаж! - воскликнул Ольховатский. - У Либуна пропало
столовое серебро.
- У Либуна пропало серебро? - тихо переспросил Валентин голосом, от
которого у Владимира мороз прошел по коже.
- Кто-то из экипажа, видно, пошутить решил.
- Пропало серебро... Это ужасно!.. Значит, он на свободе и действует!
Коротко и толково он рассказал Ольховатскому обо всем, что происходило
с ним в последние дни.
- Что же ты до сих пор молчал? - воскликнул Владимир. - Почему ничего
не сказал капитану?
- Не мог... - выдавил Валентин. - Гипноз, что ли, это был, будь он
неладен...
- Немедленно к капитану, - сказал Ольховатский и схватил Валентина за
руку.
...Ровно в 17:15 низкий бас чрезвычайной сирены взбудоражил все отсеки
"Каравеллы".
- ...Мы должны во что бы ни стало найти и обезвредить этот комок, или
пластинку, или кристалл, - заключил капитан свое короткое сообщение. -
Возможно, именно с этим кристаллом связаны и неполадки в штурманском
отсеке, и исчезновение серебра. Масштабы опасности неизвестны. Все силы
нужно бросить на то, чтобы обнаружить неведомое вещество. О порядке
действий сейчас сделает сообщение старпом. Есть вопросы?
- Разрешите? - прозвучал голос Ранчеса.
- Да, - кивнул капитан.
- Любые ли средства годятся для поимки кристалла? - спросил астрофизик,
теребя острую бородку.
- Что вы имеете в виду?
- Я хочу сказать: можно ли уничтожить кристалл, если возникнет такая
необходимость?
- Нет, нельзя, - покачал головой капитан. - Мы не знаем, с чем имеем
дело. Поэтому наша задача - разыскать кристалл и изолировать его. Без
крайней, я подчеркиваю - крайней, необходимости мы не должны причинять ему
вреда. Ясно?
- Ясно, капитан, - сказал Ранчес.
- Есть еще вопросы?
Вопросов не было.
В течение нескольких суток корабль был прочесан самым тщательным
образом. Таинственный кристалл найти не удалось. Впрочем, он ничем и не
проявлял себя, и люди постепенно успокоились.
Однако обычное течение жизни на "Каравелле" было нарушено грозным
событием: все из той же злосчастной штурманской рубки бесследно исчез
металлический экран локатора - корабль ослеп. К счастью, кибернетики под
руководством Марата Нурдагалиева быстро сумели смонтировать новый экран,
но переволновались все изрядно.
Как только была обнаружена пропажа, штурманскую рубку окутали
магнитостатическим полем.
- Ловушка захлопнулась, - обрадованно сказал Либун, который никак не
мог забыть о своей потере: серебро так и не обнаружилось.
Восстановив локатор, возобновили поиски.
- Нашел! - крикнул Валентин.
Все бросились к нему. Штурман стоял близ гофрированной стенки
компьютера, впившись взглядом в какую-то точку на уровне его груди.
- Где же она? - спросил Ольховатский. Ему не терпелось увидеть
таинственную пластинку - возмутительницу спокойствия.
- Да вот, посмотри внимательней, - ткнул пальцем Валентин.
Только тщательно приглядевшись, Владимир увидел, что это место было
чуть-чуть темнее, чем соседние участки. Правда, это могло быть игрой
света.
- Я сам! - сказал Валентин, вырвал у кого-то из рук тесак и принялся
ковыряться в стенке: что ни говори, а из всего экипажа только у него был
опыт обращения с загадочным кристаллом.
Он отделил кристалл от стенки и отбросил в сторону тесак. Все
сгрудились вокруг штурмана. На его ладони лежала медленно изгибающаяся
волнообразно пластинка. Не верилось, что этот безобидный слой серого
вещества принес столько беспокойства.
...Это был нелегкий день для лаборатории структурного анализа.
Необычное вещество не желало укладываться в рамки обычных представлений.
Рентгеновский анализ ничего не дал. Подвергать вещество воздействию
сильных химических реактивов капитан запретил.
- Странно. Очень странно, - сказал он, вертя пластинку в руках. Она не
меняет обличья. А где же те превращения, о которых говорил Валентин
Степанович?
Возникла новая проблема - где хранить пластинку.
- А что, если поместить кристалл в аннигиляционный бак? - предложил
Георгий Георгиевич.
- Прекрасная мысль! - одобрил капитан. - Так и сделаем.
ГОСТИ
Знанья острый луч на мир ложится...
И всплывают в глубине туманной,
Антивещество, античастицы -
Антимир, таинственный и странный.
Аннигиляционный бак - это резервуар для хранения антивещества, которое
использовалось как топливо для двигателей "Каравеллы". Чтобы уберечь
антивещество от соприкосновения с обычным веществом, что грозило бы
катастрофой, баки с антивеществом хранились в магнитном поле, в
подвешенном состоянии.
Да, это и в самом деле было удачным решением проблемы: "убежать" из
аннигиляционного бака невозможно. По крайней мере, все так считали.
Но недолго царил покой на "Каравелле"! Не прошло и суток, как
вибрирующий бас чрезвычайно взбудоражил весь экипаж. Почти одновременно
исчезли регулятор скорости и телескоп из шаровой обсерватории. Неведомый
противник, который отнюдь не оказался обезвреженным, протягивал теперь
щупальца не только к штурманскому, но и к другим отсекам "Каравеллы".
Снова дотошные поиски... И тут люди, к своему ужасу, обнаружили с
десяток пластинок. Их находили в самых различных уголках корабля: в рубке
управления, в обсерватории, в оранжерее, даже в отсеке для животных.
...А на обзорном экране день за днем вырастала бета Лиры. Эта двойная
звезда долгое время оставалась в высшей степени загадочной для земных
астрофизиков. Было известно, что главная звезда системы - это гигантское
тело, которое почти в три раза жарче нашего Солнца. Меньшая звезда в три
раза холоднее. Непонятно, почему вся система была окутана колоссальным
газовым шлейфом - его размеры превышали всю Солнечную систему.
Какова природа этого шлейфа? Как возник он? Уж не искусственным ли
образом?! Быть может, его - с неизвестными пока землянам целями - создали
разумные существа? А иначе почему его колебания так странно закономерны,
словно они подчиняются чьей-то воле, которая противоречит обычным законам
космической динамики?.. На все эти вопросы предстояло ответить.
Борясь с пластинками, каравелляне постепенно изучили ряд
закономерностей в их поведении. Выяснилось, что они могут практически
принимать любую форму и цвет. Наиболее охотно они уничтожают изделия из
серебра и вольфрама, а также детали из высокопрочных марок легированной
стали. Изделия из более мягкого металла, например золота, оставляли их
равнодушными. Казалось, пластинкам интересно "пробовать зубы" на твердых
предметах.
И еще одна странная вещь. Пластинки ни разу не причинили существенного
вреда никому из членов экипажа. Люди могли брать их в руки и свободно
рассматривать.
Особенно наловчился разыскивать пластинки Тобор. Он ловил их десятками
и тут же доставлял в аннигиляционный отсек. Пустые баки постепенно
заполнялись, между тем количество пластинок на корабле все возрастало...
И хотя, собственно, людям пластинки не приносили вреда, это были их
смертельные враги. Не было в те дни на "Каравелле" человека, который думал
бы о чем-нибудь другом, а не о "гостях".
Жизнь на "Каравелле" стала тревожной. Нервы начали сдавать. Подвижные
пластинки мерещились теперь всюду. Прежде чем сесть на стул, человек
проводил несколько раз ладонью по сиденью: не притаилась ли тут проклятая
пластинка?
То и дело продолжали исчезать металлические вещи и детали.
- Вот увидишь, они сожрут весь корабль и нас Вместе с ним, - сказал
однажды Валентин.
С того момента, как произошел взрыв в энергетическом отсеке, пластинки
словно войну людям объявили. Поведение их резко изменилось. Если раньше
пластинку брали в руки и она не приносила никому вреда, то теперь,
коснувшись ее, человек получал сильный шоковый удар. Правда, многие
переносили этот удар на ногах. Другие же надолго теряли сознание. Так
случилось с Георгием Георгиевичем, и его пришлось отправить в медотсек.
В доброе старое время медотсек "Каравеллы" пустовал. Травмы у членов
экипажа случались крайне редко, а болезнетворные вирусы на корабле не
водились. Астрофизики шутили: "Наш медотсек - лучший образчик полного
вакуума".
Теперь почти все гамаки в нем были заняты.
Ольховатский зашел проведать старпома. Тот усмехнулся, и это обрадовало
энергетика: час назад, когда он заглядывал сюда, Георгий Георгиевич был
без сознания. Владимир сел рядом на стул и спросил:
- Как дела?
- Анатольич грозит - завтра буду на ногах, - подмигнул ему старпом.
- А там?.. - понизив голос, кивнул Ольховатский на
перегородку-времянку, которая пересекла палату. За перегородкой поместили
Либуна.
- Подключили к искусственным легким.
- Диагноз есть?
- У него в альвеолах обнаружили налет серебра.
- Вроде моей седины?
- Вот-вот.
- Что сказал Логвиненко?
- Говорит, будет жить. Семьдесят шансов из ста. Только что Феликсу
сделали пластическую операцию лица...
Из-за перегородки доносилось позвякивание инструментов и приглушенные
голоса врачей. Через несколько минут оттуда вышел утомленный и хмурый
Дмитрий Анатольевич.
- Долго разговаривать с ним нельзя, - обратился он к Ольховатскому,
поправляя рукав халата.
- Мы немного, Митя, - попросил Георгий Георгиевич. - Несколько слов.
- Ладно, - смилостивился врач.
- Как там пластинки? - спросил старпом, когда Дмитрий Анатольевич
отошел. - Лютуют?
- Отбиваемся.
- Хуже не стало?
Ольховатский покачал головой. Ему не хотелось огорчать больного
старпома. На самом деле положение "Каравеллы" за это короткое время
значительно ухудшилось.
В коридорах, в отсеках пластинки, изгибаясь, прыгали на людей. Никакие
меры, предпринимаемые экипажем, не помогали. К шоковому состоянию, которое
вызывали пластинки, добавились теперь еще и ожоги...
ЧУЖОЙ МИР
И огненный распался обруч,
Живой костер замедлил бег.
Они показывали полночь,
Часы, замершие навек.
Дмитрий Анатольевич Логвиненко всем на "Каравелле" говорил, что в
предчувствия не верит, и утверждал, что это просто сказки. Чаще всего в
этом вопросе его оппонентом выступал Марат Нурдагалиев.
- Чушь! - горячился Логвиненко. - Кто-то поперхнулся глотком чая, а за
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг