- Хорошо, - сказала она.
Едва Зарика исчезла с экрана, Борца подпрыгнул как сумасшедший, затем
схватил Бузивса и закружил его по комнате. Шимпанзе позволял такое только
одному человеку в мире - своему хозяину. Недовольно ворча, обнажая желтые
кривые клыки, Бузивс неуклюже переваливался с ноги на ногу. Только когда с
Бузивса свалились очки, Борца оставил его в покое.
Когда Зарика покинула "Сигму", Борца встретил ее огромной охапкой
цветов.
- Какая прелесть! - воскликнула Зарика. - Цветы нужно поставить в воду,
- решила она.
- Что-нибудь придумаем, - сказал Борца, посмотрев на девушку.
Альбертиане, вышедшие из "Сигмы" вместе с Зарикой, распрощались с
молодыми людьми и двинулись к автолетной стоянке. Последним улетел
капитан.
Небольшая площадь опустела.
- Куда у вас назначение? - спросил Борца.
- На биостанцию, - сказала Зарика, - Чертов палец. Ничего имечко?
- Это далеко, - наморщив лоб, произнес Борца. - Черноморское побережье.
Зарика кивнула.
- Знаю. Крым, - сказала она.
Они зашли под навес, сели в тени. Зарика положила букет перед собой,
цветы заняли почти всю поверхность столика. Роб, поблескивая
фотоэлементами, принес два стакана сока со льдом.
Зарика сделала глоток.
- Что это? - спросила она.
- Угадайте, - предложил Борца.
- Виноградный?
- Нет.
- Абрикосовый?
Борца покачал головой.
- Манго?
- Мимо.
- Сдаюсь, - сказала Зарика.
- Это сок трабо, - сказал Борца.
- Трабо? Не знаю, - сказала Зарика и на всякий случай отодвинула
стакан.
- Трабо растет на Венере, - произнес Борца. - Это растение открыли
первые колонисты.
- Когда я улетала на "Альберте", экспедиция на Венеру только
готовилась, - сказала задумчиво Зарика.
- Теперь трабо и на Земле культивируют, - заметил Борца. - А вы лейте.
Сок трабо - самый популярный напиток на Земле.
Зарика отпила.
- Невкусно, - сказала она.
- Привыкнете, - пообещал Борца. - Мне он тоже поначалу показался не
очень... Между прочим, в народе считают, что сок трабо способствует
долголетию.
- Так вот почему его пьют! - воскликнула Зарика.
- Медики, как ни бились, ничего такого в этом соке не нашли. Но что-то
в нем все-таки есть, - сказал Борца, разглядывая свой стакан на свет.
Золотистый напиток сверкнул в солнечном луче, словно янтарный слиток.
- Да, что-то есть, - согласилась Зарика.
Напиток был с кислинкой, слегка покалывал небо и язык, хотя пузырьков
газа в стакане заметно не было.
- Долго лететь до Чертова пальца, не знаете? - спросила Зарика.
- Часа четыре, - сказал Борца.
- Так много?
- Не забывайте, что нам нужно попасть в другое полушарие.
Зарика посмотрела на цветы.
- Жалко, завянут, - сказала она.
Они допили сок и поднялись.
- А вы далеко отсюда живете? - спросила Зарика.
- Рядом с Музеем космоплавания. Рукой подать.
- Так давайте залетим к вам, поставим цветы в воду, - предложила
Зарика.
Борца замялся и пробормотал что-то насчет беспорядка в своей квартире.
- О, простите, - в свою очередь смешалась Зарика, - кажется, я
сморозила ужасную глупость. Капитан предупреждал нас, а у меня все
вылетело из головы. За сто лет обычаи на Земле, наверно... - Зарика
покраснела и смолкла.
- Дело не в обычаях... - начал Борца.
- Заберите цветы и поставьте их у себя в воду, - сказала Зарика. - А я
полечу на биостанцию. До свиданья, - попрощалась она и зашагала в сторону
площадки, на которой накапливались свободные автолеты.
Пока они пили сок и разговаривали, из Гостиницы вышла и разлетелась по
назначениям еще одна группа. Люди торопились: несмотря на жаркий день,
даже навес и прохлада не привлекли никого из них.
- Погодите, Зарика! - крикнул Борца.
Девушка замедлила шаг, обернулась. Борца догнал ее и взял за руку.
- Летим ко мне, - сказал он. - Правда, я живу не один.
- Понимаю...
- Ничего вы не понимаете. У меня дома шимпанзе. И я не уверен, что он
встретит вас приветливо.
- Я люблю животных. На "Альберте" у нас были... Ой, что это с ним? -
спросила Зарика, указывая на роба.
Тот подкатил к их столику, чтобы забрать пустые стаканы. Охапка цветов,
лежащая на столе, привела его в тупик. Робот то протягивал к цветам
щупальца, то втягивал их обратно. Что делать с этими благоухающими,
недавно срезанными растениями? В электронной памяти
узкоспециализированного робота соответствующего пункта не было.
Борца подошел к столику, отодвинул роба и собрал цветы. Затем молодые
люди сели в кабину двухместного автолета, и машина свечой ввинтилась в
воздух. Зарику и Борцу вдавило в сиденья. Колоссальная территория "Сигмы"
съежилась и скрылась из виду. Под прозрачным полом кабины поплыла ровная,
как стол, степь.
- Я помню степь... видела ее здесь, на Земле, еще маленькой девочкой, -
сказала Зарика. - Что для нее сто лет? Те же коршуны, тот же ковыль да
перекати-поле. Ничего не изменилось.
- И все-таки я хотел бы побывать здесь лет через тысячу, - сказал
Борца. - Хотя бы одним глазком взглянуть.
- И я тоже, - сказала Зарика.
- Понятно: у вас уже есть опыт путешествия во времени, - заметил Борца,
глянул на Зарику и осекся: глаза ее наполнились слезами.
- Простите... Прости, Зарика, - пробормотал Борца и взял ее за руку.
Незаметно они перешли на "ты".
Зарика совсем по-детски всхлипнула.
- Ничего... Ничего, Борца, - прошептала она. - Все уже в прошлом...
Прошло несколько минут, прежде чем девушка успокоилась. Некоторое время
она смотрела на экран внешнего обзора. Автолет, похожий на слегка
изогнутую посредине, оплавленную каплю серебра, шел немного ниже слоя
перистых облаков. Вся левая сторона капли была щедро обрызгана жидким
золотом австралийского солнца.
Зарика перевела взгляд с экрана на Борцу.
- Может быть, мой вопрос покажется тебе глупым, - начала она, - но я
давно хочу спросить... Счастливы ли вы, люди двадцать второго века?
Борца пожал плечами.
- Счастливы ли мы? - повторил он после паузы. - Знаешь, как-то не думал
об этом. А ты можешь сказать мне, что такое счастье?
- Хитришь, Бор, - сказала Зарика. - Разве можно определить, что такое
счастье? Счастье, по-моему, так же первично и изначально для человека, как
пространство или, допустим, время. Счастье - это как постулат, некоторое
допущение, на котором строится здание математики. Предполагается некая
простая вещь, и из этого предположения выводятся все остальные теоремы.
- Постулаты, между прочим, могут быть разными... - вставил Борца.
- Вот именно, - подхватила Зарика. - Предположи, что параллельные
прямые нигде не пересекутся, - получишь геометрию Евклида. Предположи
другое - что эти линии где-то пересекаются, - и перед тобой уже совсем
другая геометрия, геометрия Лобачевского... Только человеческое счастье не
поддается законам математики. Еще не родился, наверно, мудрец, который
сказал бы, что это такое - счастье. Покой или движение? Жизнь на Земле или
полет к звездам? Безмятежность духа или постоянная борьба? Уверенность в
себе или сомнения? Или, может быть, и то, и другое, и третье?
Борца хлопнул ладонью по пульту.
- Ну хорошо, оставим определения философам, - сказал он. - Но ты-то, ты
счастлива, Зарика?
- Кажется, счастлива, - ответила Зарика негромко. - И еще я думаю
часто: какова цена счастья? И тогда вспоминаю своих родителей...
Борца откинулся на спинку штурманского кресла, приготовившись слушать.
- Юность моих родителей совпала по времени с эпохой великих строек
Земли, - начала Зарика. - Это были семидесятые годы двадцатого века.
- Знаю, читал, - кивнул Борца, оживляясь.
- Для тебя это глубокая история, - сказала Зарика. - А я еще захватила
двадцатый век. Понимаешь? Двадцатый век - это моя юность, часть моей
жизни. О, какое это было время!
- Ты начала о родителях, - напомнил Борца.
Зарика посмотрела вниз. Под прозрачным полом аппарата проплывала
неуютная равнина, лишь кое-где оживленная разнокалиберными холмами.
- Мои родители познакомились в Сибири, на одной из грандиозных
комсомольских строек... - сказала Зарика. - Их сердца, как и тысяч других,
были полны энтузиазма, который способен был, кажется, растопить вечную
мерзлоту... Да он и растопил ее! - добавила Зарика.
- В каком году твои родители приехали в Сибирь?
- В тысяча девятьсот семьдесят четвертом... Мои родители - к тому
времени, конечно, незнакомые - получили назначение на одну из самых
ударных строек Сибири. Мои родители попросились на самый горячий участок -
строительство дороги Тюмень - Сургут. Отец рассказывал, что тогда там была
тайга, тундра да болота. Мошка чуть ли не заживо съедала тех, кто приехал
осваивать девственный край.
- Словно новую планету осваивали, - произнес задумчиво Борца.
- Папа рассказывал, как они много месяцев жили в вагончике, который
двигался вместе с дорогой - ее вели сквозь тундру. Он работал укладчиком.
А мама была комсоргом - комсомольским вожаков. Целыми днями и неделями
пропадала она на разных объектах, мерзла, но все ей было нипочем.
Рассказывали, что после целого дня напряженной, изматывающей работы она
могла и спеть, и сплясать, а однажды на концерте самодеятельности заняла
первое место. Когда строительство дороги закончилось, родители не захотели
уезжать, решили остаться в Сибири - очень им по душе пришелся этот край.
- В каком году ты родилась, Зари?
- В тысяча девятьсот восемьдесят пятом, - сказала Зарика. - Страшно
сказать!
- Почему? - не понял Борца.
- Сопоставь с тем, какой нынче год, - кивнула Зарика на светящийся
календарик, расположенный в углу пульта, - и ты поймешь, какая я древняя
старуха.
- При чем тут твой возраст? Собственное корабельное время в
соответствии с эффектом Эйнштейна... - начал Борца.
- Да знаю я. Бор. Все знаю, - перебила Зарика. - Но все равно, это не
просто, потому что... - не договорив, она умолкла.
- А что было потом? - прервал паузу Борца. - Чем занимался твой отец,
когда построили дорогу?
- Он несколько раз менял профессию. Работал буровиком, пробивал
нефтяные скважины на тюменской земле. А потом умерла мама, я ее почти не
помню. У нее была ужасная болезнь, которую тогда еще не умели как следует
лечить...
Борца хотел что-то спросить, но глянул на Зарику и промолчал.
- После этого отец перешел на строительство трансконтинентального
газопровода Нарым - Рим.
- А ты?
- Я все время была с отцом, - просто сказала Зарика. - Я очень любила
его.
- Трудно было?
- По-всякому. Потом между Тюменью и Сургутом создали школу озеленителей
планет, и я поступила туда. Осваивала азы биологии... Тогда ведь еще
никуда не летали - ни на Марс, ни на Венеру. Только на Луне появились
первые поселения. Будущие озеленители планет стажировались в тундре, в
сложных условиях: колеблющаяся почва, бездонные болота, капризный климат,
неустойчивая погода, летом - тучи гнуса, зимой - такие морозы, что сердце
стынет.
- Когда создали школу озеленителей? - спросил Борца.
Зарика наморщила лоб.
- В девяносто первом, - сказала она. - Мне было как раз шесть лет, и
меня приняли в первый класс, на биологическое отделение. А через десять
лет, в две тысячи первом году, стартовал к звездам "Альберт", один из
первых звездных кораблей. Тогда не то что теперь: в те времена старт к
звездам был целым событием. Я в числе прочих выпускников школы
озеленителей подала на конкурс. Счастье улыбнулось одной только мне.
Произнеся слово "счастье", Зарика усмехнулась.
- Видишь, мы опять вернулись к разговору о счастье, - сказала она. -
Что я знала тогда, шестнадцатилетняя девчонка? Несколько лет, которые
"Альберт" - по собственному времени, конечно, - должен был провести в
глубинном космосе, представлялись мне безбрежным океаном неизведанного.
Так оно, разумеется, и оказалось. Я, да и все мы, альбертиане, мечтала,
что наш полет принесет землянам что-то новое, позволит им сделать хотя бы
крохотный шаг вперед. Помню чьи-то стихи, посвященные предстоящему старту
"Альберта". Милые такие стишки. Автор говорил, что Земля - это улей, а
корабли, словно пчелы, улетают к звездам - цветкам Вселенной, и каждая
пчела приносит в улей свою каплю нектара... И я мечтала о своей крохотной
капельке - помочь людям раскрыть тайну живого, выковать ключи жизни. В
полете мы особенно не задумывались о возвращении на Землю. Оно чудилось -
честное слово! - таким далеким, почти нереальным. И тот горький для нас,
но непреложный факт, что за год ракетного времени там, на Земле, проходили
десятилетия, - этот факт воспринимался нами как чистая отвлеченность.
- Разве вы...
- Знали, конечно, - перебила Зарика, угадав вопрос Борцы. - Но знали
умом, а не сердцем. Понимаешь?
- Понимаю.
- На обратном пути, перед входом "Альберта" в Солнечную систему, -
сказала Зарика, - наш корабельный математик сумел кое-как просуммировать
все бесчисленное множество эффектов, связанных с течением времени в
ракете, и сообщил, что на Земле теперь двадцать первое столетие.
- А год он не мог определить? - спросил Борца, с жадным вниманием
ловивший каждое слово Зарики.
Девушка покачала головой.
- Для этого необходимы слишком сложные подсчеты. На них уже не
оставалось времени, - сказала она. - Да и какая для нас была, в сущности,
разница - десяток лет в ту или иную сторону? Все равно ведь наше поколение
умерло.
Борца кашлянул.
- Знаешь, Бор, я отлично запомнила, до мельчайших подробностей, пышные
празднества, которые прошли по всей Земле, - сказала Зарика. - Это было
перед самым стартом "Альберта". Люди отмечали начало нового, двадцать
первого столетия. Потом я ушла в пространство... И вот, возвратившись на
Землю через несколько лет полета, вижу, что перескочила через двадцать
первый век, словно через ручей. И от следующего века отхватила порядочно.
Так зачем же мы летели? Скажи, Бор, зачем? Ведь вы, земляне, успели уйти
далеко вперед. А мы, наоборот, безнадежно запутались, отстали во времени.
Кому же он нужен, полет "Альберта"? Может быть, нам вообще не стоило
возвращаться?
Зарика закрыла лицо руками.
- Ты не права, Зари. - Борца осторожно отнял ее руки. - Ты же сама
говорила, что на борту "Альберта" у тебя созрело несколько новых идей,
связанных с биологией.
- А где гарантия, что земляне давным-давно не пришли к этим идеям без
моей помощи? - откликнулась Зарика.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг