Подошел Курбан, протянул баклажку, на которой поблескивали темные
капли:
- Попей, Ата.
Атагельды пил долго, делая судорожные глотки. Отдыхал и снова
припадал к отверстию. Вода оказалась такой же сладковатой, как та,
которую они брали в чашечках растений. Курбан поглядывал на внука с
каким-то новым выражением, вроде начал слегка побаиваться. Шутка
сказать, он неким таинственным образом вывел их к воде, спас весь народ
от мучительной смерти. А теперь о нем как будто забыли, никто даже не
подойдет.
Наконец Атагельды оторвался от сосуда, вытер губы и глубоко, словно
проснувшись, вздохнул.
- А ты? - спросил он.
Старик улыбнулся:
- Я напился.
Тихий, как степная лисица, незаметно подкрался рассвет. Побледнел,
истончился и стал почти прозрачным трепетный диск луны, а тени, лежащие
на песке, из черных превратились в серые. И узкая полоска на востоке
начала только-только разгораться.
Усталые люди с сосудами, полными воды, возвращались в свои хижины.
Женщина, несшая в одной руке узкогорлый кумган, подошла к Атагельды и
молча расцеловала его.
Жизнь в оазисе покатилась спокойно, как арба по наезженной дороге.
Люди оказывали Атагельды знаки внимания и почтения, но он старался
всячески избегать их. И в конце концов его оставили в покое, к большому
облегчению Ахметхана, которому невыносимо было наблюдать, как
превозносят этого сопляка, жалкого выскочку. Подумаешь, обнаружил место,
где нужно копать колодец. Да может, он сделал это по чистой случайности,
просто повезло. А если и вселился в него дух, то бесноватый, нечистый.
И, собственно, теперь, когда есть вода, оазис дает тень и достаточно
плодов на пропитание, мальчишка вообще никому не нужен. Только взгляды
людей к себе притягивает, словно магнитом.
Да, после той памятной ночи, когда в пустыне отрыт был колодец,
авторитет караванбаши явно пошатнулся. Но теперь, похоже, все
возвращается к прежнему порядку.
На следующий день, когда люди подошли к колодцу, вода в нем достигла
середины ствола, остановившись где-то на уровне четвертой сверху
ступеньки. Приходил сюда, между прочим, и Курбан, который ночью хватился
ножа; потери своей, однако, он не обнаружил.
В последующие дни уровень воды в колодце оставался неизменным,
сколько бы из него ни черпали, какой бы зной ни сжигал пустыню.
Когда с водой стало свободно, решили вместо хижин-времянок из опавших
листьев построить саманные домики. Ведь от мыслей покинуть оазис
пришлось отказаться: а куда податься? И в том городе, который покинул
кузнец с внуком, и там, откуда пришел караван, всюду было плохо, всюду
властвовали богатеи и с бедняков спускали три шкуры. Так зачем же
гневить судьбу и, как говорится, от добра искать добра?..
Воспользовались глиной и землей, нарытыми во время копания глубокого
колодца. Саман получился отменным, и вскоре два ряда приветливых домиков
выстроили вдоль единственной улицы кишлака, которая одним концом уходила
в оазис, а другим шла в пустыню.
И никого особенно не удивило, что постепенно в поселке то здесь, то
там стали прорастать все те же светло-зеленые полупрозрачные побеги,
дающие и тень, и плоды.
Новых чашечек, несущих влагу, не появлялось, но в них и не было
необходимости.
Затем по инициативе старика - владельца коня соорудили несколько
грядок, расчистив для этого слой песка. Скептики утверждали, что ничего
из этой затеи не получится, пустыня-де свое возьмет, песок занесет
землю. Маловеры, однако, оказались посрамлены.
Семена, оказавшиеся в караване, дали хорошие всходы, песок, несмотря
на ветры, грядки не засыпал, а земля все время хранила влагу, каким-то
образом подпитываясь изнутри.
Уже не рощу, а чуть не целый лес представлял собой оазис, тот,
который Атагельды когда-то обнаружил в виде маленького зеленого
островка. Стебли разрастались, захватывали все большую территорию.
Несколько раз над кишлаком собирались тучи, самые настоящие тучи,
однако, повисев в небе, таяли. Впрочем, в последний раз из огромного
серобрюхого облака упало на кишлак несколько капель, что вызвало общую
радость. Ребятишки носились по улице, как оглашенные, даже удар грома их
не испугал. И взрослые покинули саманные обиталища.
Курбан степенно стоял у своего глинобитного крыльца, с надеждой
поглядывая на небо. Честно говоря, сладковатая вода порядком ему
надоела, хотя внук и уверял, что именно она принесла здоровье его
сердцу, точно так же, как излечила десятки хворей у других людей. Но
мало ли что взбредет в голову Атагельды? Он вообще после того случая,
когда отыскал место для колодца, стал вроде не от мира сего. Задумчиво
бродит, словно неприкаянный, все время к чему-то прислушивается, а
спросишь о чем-нибудь - отвечает невпопад. Может, и впрямь Ахметхан
прав, и Ата слегка тронулся умом?
Даже в груди кузнеца, при всей беспредельной любви к внуку, начало
вырастать против него глухое раздражение.
С некоторых пор Курбан начал подумывать о том, чтобы открыть рядом с
домом небольшую кузницу. Работенка нашлась бы, да и здоровье позволяло:
сердце совсем перестало беспокоить. Сдерживало только то, что не было
необходимых инструментов: поспешно уходя из города, они, конечно, успели
взять только самое необходимое.
Пока старый кузнец стоял, размышляя, над его головой успело собраться
мохнатое облако. Внук, отправившийся к колодцу по воду, долго не
возвращался, это начинало беспокоить. С улицы доносились верблюжьи
крики, коротко проржал конь. Заплакал грудной младенец, и послышался
успокаивающий голос матери.
На потрескавшуюся от зноя глину крыльца упали первые тяжелые капли.
Дождь!
Курбан слизнул каплю, попавшую на губу. Это была обыкновенная вода,
сладковатый привкус в ней отсутствовал. Вскоре капли густо застучали,
грянул ливень. Странно было наблюдать этот дождь, идущий из одной тучи,
в то время как рядом с безмятежного неба продолжало сиять солнце.
Раздвинув стебли, образующие живую изгородь, во двор вошел Атагельды.
Он шел не спеша, несмотря на то, что сильный дождь вымочил его до нитки.
Занес в дом воду и стал рядом с Курбаном.
Стоя на крыльце, они несколько минут молча наблюдали, как с острых
концов листьев, покрывающих крышу, стекают прозрачные струйки воды.
Старик посмотрел на внука: свежий кровоподтек пересекал его лоб.
- Опять? - покачал Курбан головой. - Сколько раз тебе говорил: это
плохо кончится.
- Он всегда начинает первым.
- Как это случилось?
- Я шел к колодцу. Дождь еще не начинался, было жарко, решил идти
через оазис. Ну, разросся он - что-то несусветное, прямо джунгли. С
каждым шагом заросли все гуще, приходилось продираться. Хорошо там,
прохладно, сыростью пахнет... Ближе к середине - стебли все толще и
выше. Сорвал спелый плод, ем. Вдруг показалось, впереди кто-то
пробирается, листья под ногами шуршат.
Курбан погладил бороду.
- Удивился я, - продолжал Атагельды. - Потому что знаю: люди
почему-то стали побаиваться сюда ходить. Подумал, может, конь из
каравана забрел в чащу? Гляжу - Анартай.
- Я и говорю: вечно он тебе попадается, - вставил старый кузнец.
- Заинтересовало меня: что ему понадобилось в середине старого
оазиса? - вел рассказ мальчик, пропуская реплику старика мимо ушей.
- Стал наблюдать. Гляжу, он приблизился к центральному стволу,
зачем-то обошел вокруг него раза два-три. Потом достал из кармана
какой-то продолговатый предмет - сквозь листья я не разобрал, что это
было. Но тут под ногой у меня хрустнул пересохший ствол стебля. Анартай
вздрогнул и сунул предмет в карман. И здесь я догадался, что счастливый
случай привел меня сюда, в глубину оазиса, вовремя: видимо, Анартай
хотел ножом срезать самый старый стебель. Курбан пришел в раздражение.
- Никак не избавишься от своих фантазий, - проворчал он. - Дался тебе
этот самый стебель! Ну, и что было дальше?
- Я ему говорю: "Не трогай ствол! Предупреждал ведь...". А он: "Не
твое дело". Ну, и ругается. "Отдай дедушкин нож". "А ты его видел у
меня?" "Не видел, но знаю - он у тебя". "Слишком много знаешь", -
ухмыляется Анартай.
- А ты на самом деле знаешь, что мой нож у него? - оживился Курбан. -
Откуда?
- Понимаешь, дедушка, я не знаю, как объяснить... - Атагельды
запнулся. - Мне как бы снилось это... снилось наяву... Словно Анартай
подобрал нож, который ты обронил, когда копал колодец.
- Опять твои сны, - покачал головой кузнец. - Это я же тебе и
рассказывал, что, по всей вероятности, потерял нож в ту ночь. Неважно у
тебя с головой, Ата.
- Слово за слово, и мы подрались...
- Как всегда.
- Мне, честно говоря, досталось...
- Я не слепой, - вставил Курбан и погладил его по непокорным волосам.
- Но и ему досталось, - закончил Атагельды.
К этому времени ливень иссяк, прекратившись так же внезапно, как
начался. Края облака истончились, и оно начало быстро таять.
- Непонятно, откуда взялся этот дождь, - заметил старик. - И
продолжался-то он всего ничего, по-моему, несколько минуток, не больше.
Знать бы заранее, что он будет, я бы приготовил посудину, собрал хоть
немного воды.
- Зачем тебе?
- Та, что мы пьем, сладковатая, уже начала надоедать, - признался
Курбан.
Атагельды хотел сообщить, что и облака снятся ему накануне появления.
Видится в полусне, возникающем наяву, как из самого старого стебля,
расположенного в середине оазиса, устремляется ввысь невидимая струйка
мельчайших частичек, будто это пылинки, но во много раз меньшие. И
каждая, поднявшись в небо, становится центром, вокруг которого
собирается капля воды. Множество капель, словно пасущиеся овцы в отару,
собираются в облако.
Ну разве такое расскажешь дедушке, который и так считает, что ты
немного не в своем уме? Атагельды подумал и промолчал.
- И так Ахметхан на нас косится, - вздохнул старик после
продолжительного молчания. - А тут еще сегодняшняя твоя драка с
Анартаем... Ну, срезал бы он старый ствол, подумаешь! И вообще, с чего
ты взял, что его нельзя касаться? Тоже приснилось, что ли?
- Не могу тебе ответить, дедушка, - пожал плечами Атагельды. - Знаю
только одно: если срезать или повредить самый первый стебель, будет
плохо.
- Кому?
- Всем. Всем, кто живет в кишлаке, кто нашел здесь дом и пищу, -
ответил Атагельды.
- Чудишь, Ата, - вздохнул Курбан. - А я вот кузницу надумал открыть.
В кишлаке у нас всем заправляет Ахметхан. Как я теперь пойду к нему?
Атагельды оживился. При слове "кузница" ему живо припомнились и
звонкая наковальня, на которой дед ловко отковывал подковы, гвозди,
задвижки и прочие нужные вещи, и весело пылающий в печи огонь, и горн с
мехами, которые жалобно вздыхали, когда Атагельды принимался раздувать
пламя.
- Откроешь кузницу?
- Хорошо бы, - сказал Курбан. - Но для этого много вещей нужно, а где
их взять?
***
В свободное время Зерен решил подвести итоги своего пребывания на
планете, на которую забросила его судьба.
Что ж, результаты неплохие. Покрыта растительностью поверхность
пустыни площадью в несколько сот квадратных аррабегов. Обнаружено
несколько видов, пусть немного, живых существ, в том числе и разумные.
Последние несколько забавно перемещаются на двух задних конечностях,
освободив передние для работы. Кстати, умственный коэффициент двуногих
оказался гораздо выше, чем Зерен поначалу предполагал. Что ж, ошибка в
подобную сторону всегда приятна. В биоконтакт, правда, удалось вступить
только с одной особью, но, может, это только начало?
Отверстие в почве для воды двуногие проделали удачно. Эксперимент
Зерена с внушением получился на славу. И теперь он с помощью капиллярной
системы поддерживает в колодце воду на одном уровне.
С помощью корневой системы, которую специально пришлось туда
подводить, питает он влагой и грядки, на которых двуногие посадили
семена. Честно говоря, то, что они умеют культивировать зеленые
насаждения, потрясло его. Значит, потенциал у них - ого-го! Что ж, тем
больше оснований помочь им, сделать пустыню пригодной для жизни,
преобразовать планету, выполнить то, что называется двумя
величественными словами - Великий Посев.
Да, двуногие существа с начатками разума оказались совсем не
простыми. Запросы их иногда ставили Зерена в тупик. С их недугами,
связанными с нарушением органики, он разобрался относительно легко, и
нужные вещества, добавленные к воде, сделали свое дело: среди двуногих
больных больше не было.
Но вот последний биосеанс с молодой особью Атагельды доставил ряд
загадок, и теперь Зерен размышлял, как действовать дальше.
Снова и снова прокручивал он перед мысленным взором образы,
переданные ему мозгом Атагельды.
...Сводчатая печь, в которой судорожно пляшут языки огня. Мальчик
подбрасывает туда куски черного, жирно лоснящегося угля, который тут же
подвергается реакции интенсивного окисления.
Ну, огонь двуногие знают, в этом Зерен убедился давно, еще только
когда дед и внук, изнемогая от жажды, добрались до оазиса - нескольких
стеблей с цветочной чашей, чудом произросших в пустыне. Тогда же,
вечером, Курбан и Атагельды развели неподалеку от Зерена костер, и он
боялся получить ожог. Итак, уголь? Возможно, здесь есть в почве уголь,
во всяком случае он поможет им добыть его, как помог добыть из-под земли
воду для питья и прочих нужд.
Что еще? Пламя, без устали танцующее в печи, освещает сумрачное
прямоугольное помещение, выхватывая из полутьмы то бороду Курбана, то
его сильные жилистые руки, то оживленное лицо Атагельды, то кусок
мазаной стены с висящим на ней инструментом.
Какие выводы можно сделать из картин, расшифрованных в эти мгновения
Зереном?
Двуногие существа, оказывается, уже знакомы с металлом, научились
обрабатывать его. Быть может, они успели пройти в своем развитии
железный век. Популяция их достаточно велика, в пустыне оказалось только
несколько особей. А может, на планете произошла неведомая катастрофа и
эти особи - все, что осталось от рода?..
Зерен обязан их спасти, не дать погибнуть в пустыне... И он снова
вернулся к образам, которые вспыхивали в мозгу молодой человеческой
особи.
...Снова помещение кузницы. Здесь пахнет угольной пылью, железной
окалиной, овечьей шерстью. Это сложный клубок запахов, в котором Зерен
сумел разобраться только с помощью памяти Атагельды, которая служила ему
путеводной нитью.
Проникать в чужую мыслительную сферу было трудно, порой даже
мучительно, но Зерен понимал, что это необходимо для того, чтобы спасти
двуногих.
...Посреди помещения - массивный предмет, похожий на пень дерева,
ровно срезанного стреловидной молнией. Предмет темный, закопченный.
Интересно, из какого он вещества? Неужели это древесина, покрытая слоем
копоти? Очень хочется потрогать предмет, но сделать это невозможно. Хотя
бы потому, что он существует только в воображении Атагельды. И потому
остается только вслушиваться, вглядываться, внюхиваться в его память.
- Атагельды, подай-ка мотыгу! - раздается глуховатый, как у всех
сердечников, голос Курбана.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг