- И тогда русские отбросят нас...
- Если мы не сумеем закрепиться в России. Но развитие экономики будет
зависеть от нас. И мы не станем ничего выпускать из рук. А если важные
рычаги - пусть и не все, разумеется - будут контролироваться нами... Это
одно условие. И второе: надо обеспечить доброе отношение к нам русской
власти.
- Нынешняя власть мне не кажется способной на такое отношение. Они
взывают к религиозному чувству подданных, сами непрестанно выказывают свою
преданность церкви - но, насколько можно судить, за этим не стоит глубокая
вера, а лишь желание нравиться массам. И поэтому...
- Нет сомнений - они именно таковы. Но ведь это - сегодняшние
правители; нам вряд ли придется иметь дело с ними. За последние тридцать
лет - с начала нового века по их летосчислению - в Pоссии четыре раза
приходили к власти новые группировки; на долю каждой приходится в среднем
менее десятилетия. А значит, пока мы приготовимся к серьезному разговору и
еще более - к решающим действиям, власть сменится самое малое один или два
раза. И все, что нам нужно, - это чтобы с последней из этих властей можно
было бы договориться по-настоящему.
- Если только это будет возможно.
- В этом нет ничего невозможного - если начать сегодня же, не ставя
никаких политических условий, оказывать России предпочтение в делах
торговых, но прежде всего - в финансовых. Думаю, наши банки, самые мощные
из них, прислушаютя к нашим пожеланиям. За какие-нибудь десять лет Россия
настолько привыкнет к нашему присутствию в ее производстве, финансах,
торговле - что потом уже не сможет отказаться от всего этого, не создав
себе крупных неприятностей. Потому что усиление нашего присутствия будет
неизбежно сопровождаться вытеснением западных банков и фирм. Ведь наши
условия будут куда выгоднее для этой страны, выгоднее реально, а не только
на словах.
Льготные, а то и вовсе беспроцентные кредиты, не обусловленные
никакими дополнительными требованиями; полнокровные инвестиции не столько
в добывающую промышленность, сколько в производящую, а также и в сельское
хозяйство - оно у них и сегодня в крайне плачевном состоянии;
заинтересованность не в их сырье, но в готовом продукте - все это заставит
их предпочитать исламский мир любым другим партнерам. Прибавьте еще и то,
что, как только на Западе сообразят, что именно происходит, - они будут
пытаться оказать на Россию давление, чтобы вернуть ее на путь истинный. Но
у России идиосинкразия к давлению извне, в этом они очень похожи на нас,
арабов. А если дела будут развиваться именно таким образом, думаю, мы -
если Господь так пожелает - со временем сможем оказать немалое влияние на
укрепление в России такой власти, которая будет смотреть на союз с нами
более чем благосклонно.
- У меня все еще сомнения: возможна ли такая власть в России?
Обернитесь назад: за все последние десятилетия там никогда не
существовало согласия между президентом и парламентом - независимо от
личностей. Там правитель слишком ограничен в своих действиях...
- Лишь на первый взгляд. На деле же в России - опять-таки как и у нас
- давняя традиция единоличного правления, независимо, есть ли там
парламент, или его нет. И все зависит от лица. Если к власти придет некто,
обладающий авторитетом у населения и наделенный правами...
- Вот если бы у них появился монарх...
- А разве я не говорил вам, что об этом тоже был разговор? Они и сами
понимают, что именно такой выход явится для них наилучшим.
- Воистину это было бы хорошо. Но боюсь, если даже они захотят этого,
нам от этого будет мало пользы. Им нужен монарх, которого признает весь
мир, но прежде всего - они сами; то есть монарх по праву. Значит - кто-то
из потомков династии, которая царствовала последней. Такие люди есть, но
они - люди Запада и не приблизятся к нам.
- Так думал и я. И поручил собрать сведения. Они оказались неожиданно
обнадеживающими. Есть и другие потомки. Законные более других. Их
родоначальник - Алексей, сын последнего русского императора. Он спасся и
жил при дворе иранского шахиншаха под именем Мир Али Сабур.
У него было мужское потомство. Я приказал найти документы, по которым
можно проследить дальнейшую судьбу этой линии Романовых.
- Воистину, если бы ее представитель взошел на русский трон, он
заслуживал бы имени Сахиба аз-За-мана, владыки эпохи.
- Именно так, эмиры.
- Но будет ли он мусульманином?
- Внешне - быть может, и нет. Но душой - наверняка. Ибо, по
принесенным мне сообщениям, жена Мир Али и жены его мужских потомков были
мусульманками. Аллах акбар.
- Аллах акбар.
- Да будет так. Итак, мы согласны в этом?
Я услышал одобрительные восклицания. Теперь я мог быть уверен в том,
что брошенные мною зерна упали на плодородную почву. Сразу же после
этого..."
На этом запись старого дипломата окончилась. Видимио, что-то помешало
ему даже завершить фразу. И в тот же, по всей вероятности, день пуля
снайпера на улице оборвала его жизнь. Неизвестно, кто стоял за руиной
стрелка - мой заказчик статей или другие люди. Могло быть и еще
интереснее: убили одни, а материалом воспользовались другие, первыми
оказавшиеся в нужном месте. Над этим предстояло еще подумать. Я взглянул
на часы. Назначенное мною время уже миновало. Курьер опаздывал. Зато
появился официант, чтобы убрать посуду после завтрака. Он постучал, и
Наталья впустила его. Сейчас он как раз закончил устанавливать все на
своей каталке и ждал, похоже, пока я сниму наушники - чтобы подписать
счет. Я кивнул. Он приблизился. Я тут же узнал его. Он положил на край
стола сверточек размером со спичечную коробку.
- Ваш заказ. Я уже понял: это и была затребованная мною катушка -
аппарат для обнаружения заложенных зарядов на достаточно больших
расстояниях; он давал мне возможность проверить трассы предстоящих
проездов. Я обязан был что-то предпринять в связи с моими предположениями
и новой для меня информацией Липсиса.
- Благодарю вас.
Он кивнул, глядя на меня, как больная собака. Я не удержался и
спросил:
- Вы здоровы?
- Я - да... - ответил он уныло. - В Москве произошел несчастный
случай.
- С кем?
- Только что сообщили: на улице трагически погиб президент
Объединенных телекомпаний...
- Каким же образом? - Он ехал в своей машине, в том самом
бронированном "мерседесе", что подарил ему еще предыдущий президент...
- И что случилось?
- Машина взорвалась. Такое прискорбное происшествие! И когда только у
нас наступит нормальная тихая, безопасная жизнь?..
Он смотрел мне прямо в глаза, и его взгляд выражал все, что угодно,
кроме сожаления и тоски по спокойной жизни. За этим человеком я знал
несксько идеально проведенных операций по нейтрализдии крупных
политических деятелей за рубежом. На сей раз дело сделал кто-то другой.
Хотя - откуда мне знать? Не я выбираю людей для таких акций, мое дело
- лишь написать о случившемся.
- Спасибо за новости.
- Печальные новости, господин Вебер.
- Очень печальные, разумеется.
- С вашего разрешения, я увезу посуду. Кстати, ваша машина на
стоянке.
Ключи в замке.
- Сделайте одолжение, увезите. И еще раз спасибо, на этот раз за
машину. - Был рад услужить.
Он повернулся и, неслышно ступая, исчез вместе со своим столиком на
колесиках. Я спросил Наташу:
- Ты готова? Нам пора.
- Сейчас. Еще пять минут...
Женщина остается женщиной - ей всегда не хватает пяти минут, которые
на практике оборачиваются четвертью часа. Да, кстати о женщинах...
- Наташа! Как же это ты пустила его, не сказав мне? А если бы он
оказался...
Она не позволила мне закончить:
- Если бы он оказался - у него в спине сидело бы две, а может, и три
пули. Почему, ты думаешь я не успела с макияжем? Я отсюда все время
держала его на мушке.
- Ты чудо, а не женщина. Но ты уверена, что справилась бы с
"браунингом"?
- Не уверена. Поэтому я взяла твой "узи".
На это я просто не нашел что ответить. Как было сказано в только что
прослушанной мною записи, в семье управляет жена. Она не была мне женой, и
мы не составляли семьи, но в этот миг я подумал, что Аллах и на самом деле
милостив и милосерден. А значит, все еще возможно.
- Машина внизу, - сказал я ей. - Пошли.
- На вернисаж?
- В конечном итоге. Сперва - небольшая прогулка по городу.
Похоже было, что меня решили на какое-то время оставить в покое:
машина оказалась в полном порядке. Правда, я и сам сделал для этого не так
уж мало: более или менее договорился с Батистовым и не расторг устный
контракт со Стирлингом. Значит, ни тот, ни другой не были сейчас
заинтересованы в том, чтобы вывести меня из строя - навсегда или на время.
Однако они вряд ли были главными моими недоброжелателями. Я ехал медленно,
соблюдая все правила, и до дома в Чистом переулке, где теперь была
резиденция Первого, то есть Искандера, мы добирались целых сорок минут.
После компактных европейских городов к московским расстояниям каждый раз
приходится привыкать заново. Возле дома я притормозил, но глушить мотор не
стал, мы постояли минуты три, пока я пытался представить себе, как некто
выйдет из этого подъезда, где будет в это время стоять его машина, где
расположатся телохранители и - самое главное - из каких окон или с каких
крыш будут прицеливаться чужие снайперы. В том случае, конечно, если им
известно, что движение начнется именно отсюда. Потом я тронул с места и
поехал еще медленнее чем до сих пор, чтобы скорость не мешала
осматриваться и думать. Я размышлял вот о чем: сейчас никто, включая и
меня самого, не знал предстоящего маршрута ин-тересующего лица по той
причине, что маршрут вообще не был еще утвержден. Достоверно известен был
лишь конечный пункт движения:
Художественный театр на Тверском бульваре. Относительно начального
пункта - того, где я только что был, - я сомневался, но для пользы дела
следовало предполагать, что враги его знают. Однако от пункта А до пункта
Б можно было добраться по самым разным маршрутам. Да и к театру тоже можно
подъехать со стороны Тверской, но не исключено, что кореж подкатит с
противоположной стороны - с Большой Никитской. То есть во внимании как
нападающих, так и обороняющихся оказывался огромный куок центра столицы.
Заложить заряды так, что кортеж обязательно наткнется хоть на один из них,
представлялось делом весьма нелегким. Но я никогда не страдал недооценкой
противника и просто обяан был проверить все, хотя бы маловероятные,
возможности действий с их стороны. Поэтому мы с Наташей утюжили все эти
арбатские переулочки и далее - Гнездниковские, Бронне, Тверские и
Никитские. Своевременно полученная мною катушка, приведенная в действие,
ни разу не подала сигнала, что должно было свидетельствово: пока никакого
минирования не производилось И очень хорошо: сработай катушка, могли бы
пострадать и мы. Одновременно мини-камера, прилепленная мною к лобовому
стеклу, исправно фиксировала фасады и крыши; в этом еще придется
разобраться нашим специалистам. К концу я стал уже чувствовать, что
начинаю уставать и - главное - злиться; тем более что наши люди уже дважды
прошли всеми этими маршрутами и еще самое малое столько же пройдут. Но я
издавна привык проверять сам, чтобы быть уверенным в качестве работы. Мы
потратили на эту прогулку два с половиной часа. И мы оба одновременно
вздохнули с облегчением, когда снова выбрались наконец на Кольцо, чтобы
направиться на вернисаж к Дому художника, что на Крымском валу.
У входа на выставку оказалась очередь. Откровенно говоря, я не
ожидал, что современное исламское искусство вызовет такой интерес.
Впрочем, столь обширная экспозиция не могла не привлечь зрителей. Тут
выставлялись картины, скульптура, изделия прикладного искусства не только
из традиционно мусульманских стран, но и работы европейских и американских
художников, работающих в самых разнообразных манерах, подчас вроде бы не
удовлетворяющих этическим предписаниям истинной веры.
Однако на самом деле ислам часто бывал более терпимым к иным взглядам
и традициям, чем это представляют себе несведущие. Единственным критерием
отбора произведений для выставки было исповедание автором мусульманства.
Мне не очень понравилось, что, поставив машину, мы должны были от ограды
до входа идти по достаточно открытому месту; не люблю хорошо
простреливаемых пространств. Все, однако, обошлось благополучно.
В очереди мы, разумеется, стоять не стали: я нашел служебный вход и
без труда прошел вместе с Наташей через него: одно из моих многочисленных
удостоверений личности сыграло нужную роль. Внутри было тоже людно. Мы
бродили, разглядывая экспонаты. Кое-что тут продавалось, и кто-то уже
отсчитывал деньги. Посетители, как всегда, делились на одиночек, медленно
или в хорошем темпе дрейфовавших от полотна к полотну, - и группы,
скапливавшиеся вокруг известных людей, оказавшихся здесь. В группах
нередко разговор шел на темы, не имеющие отношения к выставке.
Мы с Наташей попутно прислушивались. Я искренне обрадовался, заметив
в центре одной из групп человека, занимавшего позицию в моем списке - того
самого Долинского, ученого, чье имя было покрыто неким налетом
таивенности, словно старое серебро патиной.
Уже само присоединение его к группе создателей новой партии было
многими воспринято как сенсация. Долинский, считавшийся уже многие годы
крупнейшим в мире специалистом по философии евразийства, был типичным
кабинетным ученым, на людях появлялся крайне редко, а после автомобильной
катастрофы, в которой сильно пострадал он сам, жена же его погибла,
ожидалось, что он и совсем замкнется. Почему-то было принято считать его
старым - для широкой публики известный ученый почему-то должен быть
стариком, - и полагали, что он и поведет себя соответственно. На самом же
деле ему недавно исполнилось сорок семь, так что был он, по сути дела, еще
молодым человеком, с удовольствием водившим машину и игравшим в теннис на
своем корте на даче. Такой возраст, безусловно, требует и другой
активности, кроме кабинетной. Так что меня как раз не удивляло, что он,
оставшись вдовцом, стал искать какого-то побочного занятия и нашел его,
прельстившись программой новой партии. Это было совершенно естественно:
программа азороссов во многом проистекала из того самого евразийства,
которым он давно занимался, и уже поэтому просто не могла не
заинтересовать его. Ну а кроме того, как ученый, он не мог не увлечься
возможностью раздобыть немалые ассигнования на науку - пусть и не на его
собственную, но на науку вообще. Поговорить на все эти темы было бы
безусловно, интересно, и в списке жертв моей журналистской активности
Долинский занимал одно из первых мест. Поэтому, едва завидев его все еще
плотно упакованную в бинты голову и темные очки, размером схожие с
автомобильными фарами, я со-рвался с места, успев проинструктировать
Наташу, что ей делать, и, протаранив людское скопление, в три секунды
очутился рядом с ученым мужем.
Он в это время пытался деликатно убедить какую-то пожилую девицу в
том, что ее взгляды на роль Бердяева в евразийстве никак не могут быть
приняты всерьез. По всему облику девицы можно было безошибочно понять, что
и Бердяева, и само евразийство она видала в белых тапочках, главным же для
нее было то, что она - лично! - говорила не с кем-нибудь там, а с самим
Долинским. Зрачки ее метались из стороны в сторону, как теннисный мяч в
игре, - чтобы убедиться в том, что факт этот кем надо замечен и будет
соответственно оценен. Для того же, чтобы кто-ни-будь не осмелился
пропустить такое мимо внимания, она каждую свою фразу начинала: "А
скажите, дорогой профессор Долинский..." Мне показалось, впро-чем, что ему
это не было совершенно неприятно. Великие люди обладают и великими
слабостями. Что касается меня самого, то мне достаточно было послушать их
с минуту, чтобы понять: если я их перебью и отвлеку его внимание на себя,
то мировая и даже российская наука от этого никак не пострадает. Я
оглянулся. Наталья стояла позади меня. Встретившись с ее взглядом, я едва
заметно кивнул в сторону девицы, только что включившей свое очередное: "Но
послушайте, уважаемый профессор Долинский!.." Наташа опустила веки в знак
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг