мешали яркие, слепящие лампы наверху, потолок лежал высоко, метрах в
семи-восьми. Подземелье никак не выглядело заброшенным; напротив, в нем
непрестанно двигались и люди, и электрические тележки, нагруженные
картонными ящиками с романтическими, порой вовсе незнакомыми названиями
фирм или содержимого, выведенными на стенках; целые штабели тяжелых
пластиковых ящиков и металлических контейнеров проплывали порой невысоко
над полом, прочно удерживаясь на антигравитационной площадке, в одном углу
которой помещался в крохотной будочке водитель. Было относительно тихо,
так что разговаривать можно было не повышая голоса, только говорить Мин
Алике здесь было не с кем и не о чем. Подкатила еще одна электрическая
тележка, на этот раз на ней вместо коробок и ящиков стояли легкие
стульчики; несколько человек уселось, один из них - тот, что был и на
Шанельном рынке, - кивнул Алике, и она подошла и заняла единственное
свободное еще место, в самой середине. Тележка тронулась. Подземелье
казалось бесконечным, тележка несколько раз меняла направление, лавируя
между высокими, до потолка, штабелями товаров, заставлявшими подумать, что
государственная контрабанда велась в масштабах, каких едва ли могла бы
достигнуть и официальная торговля - если бы она вообще существовала. Потом
тележка остановилась. Вышли. Вошли в новый лифт. Еще один спуск,
продолжительнее первого. И новое помещение, не столь обширное, как
верхнее, но тоже металлическое и, как показалось, вообще не имевшее
потолка: оно тянулось вверх, насколько хватал глаз, пока густой мрак не
отнимал возможность различить что-либо. Пол в этом помещении отзывался на
каждый шаг гулко, словно под ним была пустота - впрочем, так оно и было в
действительности; а посредине зала или, скорее, шахты возвышался корабль,
обычный антиграв, не скоростной десантный, какими располагали стратеги на
обеих планетах, а куда скромнее, менее изящный, но зато вместительный,
предназначенный для перевозки грузов. Оказывается, еще существовали такие
корабли, а ведь считалось, что они давно уже канули в прошлое; этот же
выглядел вовсе не музейным экспонатом, но достаточно новым и надежным
устройством. Тут, над металлическим полом, возвышалась лишь верхняя его
часть, в которой и находились большие трюмные ворота и маленький
сравнительно люк, предназначенный для экипажа. Привезший Мин Алику подошел
к невысокому крепышу, что стоял возле люка, поглядывая то на часы, то на
людей, поспешно переправлявших в трюмные ворота последние, надо полагать,
порции груза, подлежавшего перевозке во враждебный мир; на гладкой обшивке
корабля, рядом с люком, виднелась небольшая корона - эмблема Второй
планеты; на ящиках же, скрывавшихся один за другим в трюме, красовались
четкие клейма Стратегической службы этого мира. Привезший Алику что-то
тихо сказал коренастому, тот ответил с милым, немного шепелявым акцентом
родной планеты, и звуки этой речи заставили сердце Мин Алики заколотиться
неожиданно сильно. "Еще четверть часа, и я ушел бы без вас, провалитесь
вы, и так далее". Потом он взглянул на Мин Алику, ноздри его дрогнули, он
помолчал секунду, затем буркнул: "Минутку, я провожу вас". Он подошел к
грузовому люку и отдал какое-то распоряжение, потом вернулся и указал Мин
Алике на люк экипажа. Там оказался небольшой тамбур, легкая лесенка вела
наверх. Коренастый сказал: "Я - капитан Урих Шуфф; там наверху - рубка,
там вам делать нечего. Пассажиров мы не возим, поместитесь в каюте
старшего, мы в этом рейсе обходимся без него". Не дожидаясь ответа, он
распахнул дверцу в тамбуре, за нею оказался тесный коридорчик, в него
выходили три дверцы, тоже узкие. "У нас тут не лайнер, - сказал капитан
Урих, - да и рейс короткий, ничего, потерпите". Каюта оказалась узеньким
пеналом, там были койка, столик, табуретка, шкафчик на переборке, на ней
же - несколько приборов. Койка была застлана. "Чем богаты, тем и рады.
Услышите сигнал готовности - сразу в койку, остальное сработает само.
Летать-то приходилось?" - поинтересовался капитан Урих. Мин Алика кратко
ответила: "Да". "Ну и хорошо, - сказал капитан, - значит, долго объяснять
не надо, что к чему. Удобства в торце коридора, задвижки там нет, держите
рукой. На месте вас должны встретить, больше я ничего не знаю и знать не
желаю, мое дело - коммерция". Он повернулся и захлопнул за собой дверь.
Тут же распахнул ее снова: "Если что-то понадобится по-женской линии, - он
провел пальцами перед лицом, - посмотрите в шкафу, мой старший тоже
женщина, вообще у нас сейчас везде женщины..." - Капитан покачал головой,
то ли осуждая такой порядок, то ли сожалея, и снова затворил за собой
дверь - на этот раз уже окончательно.
- Опровергнуть мою информацию... - медленно повторил Форама,
сомневаясь, правильно ли он понял штаб-корнета. - Но это значит...
- Значит, что будет готовиться война в полном объеме, верно, -
откликнулся тот. - Но я ведь могу рассуждать только со своих позиций.
Понимаете, Полководец - устройство настолько мощное, что если дать ему
направление, он найдет, я думаю, выход даже из таких ситуаций, в которых
не разберется и все человечество, если даже начнет думать разом, по
команде. И моя задача, как я вам уже сказал, - сохранить нашего мальчика в
добром здравии и готовности, потому что тогда у нас останется хоть
какой-то шанс. А если я сделаю то, чего вы хотите, - подкреплю вашу
информацию, - он просто закапризничает, я вам уже говорил. И мы потеряем
всякую возможность оперировать оружием. Это, мне кажется, будет куда
страшнее.
- И все-таки... Почему не заявить прямо вашему Полководцу, что задача
не имеет решения?
- Да именно потому, что он - ребенок, мальчик, малыш. Он не может
признаться в поражении и будет упорствовать до конца. Ну, как дети,
знаете.
- Откуда мне знать? - буркнул Форама. - У меня их никогда не было.
Кстати, почему вы решили, что он именно мальчик, а не девочка?
- Почему? - Хомура несколько минут подумал. - Да не знаю... Потому,
наверное, что мы все вокруг него - мужики, а он ведь многому научился у
нас и, значит, думает, как существо мужского пола - если говорить об
особенностях мышления, логики...
- Ну-ну... Но, значит, есть в нем нечто, почему вы зовете его ребенком.
Как у него с эмоциями? Любовью, привязанностью, смелостью, трусостью и
всем подобным?.
Штаб-корнет посмотрел на Фораму озабоченно; надо полагать, такого рода
анализом возможностей Полководца он никогда еще не занимался. Подумав, он
покачал головой.
- Да никак, наверное. Думаю, в этом отношении он ничем не напоминает
нас с вами. Не забудьте: он все же - военная машина, в первую очередь -
военная. И, наверное, то, что может иногда показаться проявлением
эмоциональной стороны его существа, на самом деле является лишь
результатом тщательно проанализированных, чисто деловых, всецело
практических соображений. Может быть, мы и стали считать его ребенком
потому, что он не обладает той гаммой чувств, которые украшают - или
отравляют - жизнь взрослых.
- Ребенок, играющий в солдатики...
- Но играющий лучше всех в мире. И солдатики эти - живые.
- Понимаю. Однако... У вас есть дети, штаб-корнет?
- Нет. Мы все при Полководце - холостяки. Почему-то таких отбирали...
- Да, тут мы в эксперты не годимся. Но может быть, попробуем хоть в
чем-то разобраться? Вот вы говорите о том, что ваш малыш может
закапризничать, например.
- Ну да, так я говорю, - Хомура пожал плечами. - Просто другого слова
не находится. Но кто знает, насколько сущность этого совпадает или не
совпадает у ребенка - и у Полководца. Внешне похоже, да...
- Но ведь капризничать - значит проявлять эмоциональную сторону
характера, а не рациональную?
- Вы слишком многого хотите от меня, мар. Я, в общем, знаю не более
того, что мне положено.
- И потом, его стремление к игре, о котором вы упоминали, стремление
воспринимать все как игру - в том числе и эту задачу, последнюю. Игра в
солдатики - вы сами так сказали.
- Да, этого у него не отнять, действительно. Не знаю, может быть...
- Вы давно служите при нем?
- Шестой год.
- А сколько лет ему самому?
- Полководцу? Уже двенадцать с лишним. До него было устройство попроще.
Но и он тоже постоянно совершенствуется, получает новые контуры...
- Он всегда был таким, как сейчас? Или со временем что-то в нем
меняется?
- Ну, если оценивать человеческими мерками, он становится, безусловно,
опытнее... Умнее, что ли?
- И спокойнее?
- Не знаю, право, что сказать. В чем-то становится, а в чем-то другом,
наоборот, с ним приходится быть осторожнее, чем раньше.
- Я чувствую, что мне просто необходимо повидаться с ним самому.
Побеседовать... Чтобы понять, что он такое. И можно ли рассчитывать на его
помощь в какой-то форме, или не стоит терять на это времени и надо сразу
искать что-то другое.
- Что же другое может помочь, если Полководец подаст команду на
бомбоносцы? - Хомура покачал головой. - Конечно, поговорить с ним вам бы
следовало. Мы ведь к нему привыкли, многого уже просто не замечаем, а вы
могли бы что-то уловить.
- Как же мне попасть туда, к вам?
- Сам не знаю. Попытаемся как-то протащить вас туда. Хотя вообще
принято считать, что это - задача безнадежная: каждый раз при входе и
выходе - автоматическая проверка на ритмы мозга, на отпечатки пальцев, на
запах, на кровь... Очень нелегко будет. Но, наверное, иного выхода нет.
- Иной выход мот бы найтись, если бы...
- Тсс!
Приближался некто - вроде бы здешний, вроде бы под хмельком, вроде бы
чуть покачиваясь даже, что-то мурлыча под нос; шел прямо на них. Форама
быстро огляделся; нет, никого другого поблизости не было. Тогда он
повернулся - так, чтобы ни малейшего света не падало на его лицо, а
Хомура, чуть сместившись, оказался между Форамой и приближавшимся. Затем
показалась еще одна фигура, но это был Горга, державшийся шагах в десяти.
Незнакомый подошел, остановился в двух шагах, все так же чуть покачиваясь,
- но глаза смотрели трезво и пристально.
- Форама, ты, что ли? - спросил он, и язык даже, кажется, не совсем
повиновался ему. - Куда же ты подевался от ребят? А мы тебя ждем, может,
еще что выдашь интересное...
- Давай, отсюда, - сказал Хомура холодно. - Здесь на чужака не пьют.
Поищи, где подают.
- Слушай, Форама... - но уверенности в голосе пришедшего не было, он
явно бил наудачу.
- Катись-ка ты к своему Фораме, - сказал Хомура и шагнул вперед, а
Горга, так и держась в десяти шагах, громко, подчеркнуто кашлянул. - А
сюда не показывайся, - продолжал Хомура. - Здесь и без тебя комплект.
- А ты его не видел случайно?
- Думаешь, я тут всех знаю?
- Ну, он заметный - треплется про науку; про взрывы...
- А-а... Дружок, что ли?
- Ну да, дружок. Сам позвал, чтобы я приехал, и вот... А ведь я ему
свеженький материал привез, как раз к случаю.
- Видел я его с час тому, - сказал Хомура. - Тут целая шарага была. А
сейчас - не знаю. Пошарь по кустам. Он тут уже тепленький был.
- Да? Ну ладно. А вы оба, - он все изворачивался, пытаясь ненавязчиво
заглянуть в лицо Фораме, но Хомура возвышался неколебимо, а Горга
приблизился на несколько шагов и снова внушительно кашлянул, - вы оба,
если заметите, скажите - дружок его ищет. По имени мар Цоцонго, это я и
есть. Или лучше крикните меня погромче, я далеко не уйду... Или еще лучше
- позовите Мин Алику, это подружка его, тоже приехала, любовь у них с
давних времен...
Великим напряжением сил Фораме удалось удержаться на месте. Хорошо, что
чужой не видел выражения его лица.
- Непременно передадим, - сказал Хомура без любезности.
- А твой дружок что - онемел, что ли? Слова не скажет.
- А он таких, вроде тебя, не любит, - ответил Хомура хладнокровно. -
Два слова - и сразу в рыло. Так что ты его лучше не трогай...
Поверил ли самозваный Цоцонго или нет, но мундир Хомуры он разглядел
хорошо; хотя и без знаков различия, мундир внушал уважение, и пьяным
Хомура явно не был, так что лучше было не обострять: мало ли какие свои
дела могут решать стратеги в этом месте. Пришлый удалился, не забывая,
впрочем, покачиваться, Горгу он обошел, сделав небольшой крюк, - и видно
было, как из кустов, что возвышались подальше, вслед ему скользнуло
несколько теней.
- Вот, - сказал Хомура, когда они отошли. - Это вам о чем-нибудь
говорит?
- Я узнал голос. Слышал его сегодня утром. Потом объясню. Мин Алика...
Неужели они ее задержали? Она же ни при чем!
- Нам надо поспешить, мар Форама. Сможем ли мы провести вас в
центральный пост Полководца или нет, но здесь вам делать больше нечего.
Идите за мной, старайтесь не выходить на свет. Штык-капрал, прикрывайте
нас с тыла.
- У вас есть транспорт?
- Военный катер всегда в распоряжении операторов.
- Там, у себя, вы оставляете его наверху?
- Да, это дежурный катер, он всегда остается на поверхности. Вниз
пропускают только катера старших начальников, если самых старших - то даже
без проверки: эти катера сами подают все нужные сигналы. Но у нас такого
нет. - Горга подошел вплотную.
- Таким катером можно воспользоваться, - сказал он уже почти совсем
трезвым голосом. - Машина Верховного годится?
Форама и Хомура уставились на него, не понимая.
- Свяжитесь с ней из своего катера, - посоветовал Горга. - С водителем.
Мастер-капрал Сала. Мой двоюродный брат. Скажите: Горга очень просит,
Горга отплатит.
- Господи! - пробормотал Форама. - Вот уж нежданно-негаданно...
- А-ой, - сказал Хомура. - Рискнем. Спасибо, Горга.
- Да ну, - сказал Горга, - не за что. Так приятно посидели с человеком,
поболтали - отчего же не помочь?
- Спасибо, Горга, - сказал и Форама. - Надеюсь, еще увидимся.
- Здесь - не знаю, капитан, - сказал Горга, чуть улыбнувшись. - Я свое
заканчиваю, ты - еще нет. Но - увидимся.
- Питек... - тихо проговорил Форама всплывшее из недр памяти имя.
- Счастливо оставаться, мары! - Горга четко повернулся и зашагал прочь.
Форама смотрел ему вслед.
- Поехали, - сказал Хомура, не очень, кажется, удивившийся последним
словам обоих. - Снизимся перед первой охранной линией и пересядем в тот
катер. Хорошо бы и остальные решения найти так же просто...
Услышав сигнал готовности - резкий, неприятный звук, что-то среднее
между пронзительным звонком и свистом, - Мин Алика поспешно легла в койку,
не раздеваясь, и почти одновременно тонкая сеть страховочных амортизаторов
развернулась в полуметре над нею и повисла, как полог из редких кружев.
Было это, в общем, лишней перестраховкой, лишней в девяноста девяти
случаях из ста, но бывает ведь и сотый. Что-то где-то вовне приглушенно
проскрежетало, койка деликатно подтолкнула женщину снизу - вот и весь
старт, вернее, первый его этап, на антигравах, бесшумный, почти
безопасный; второй должен был начаться в заатмосферном уже пространстве.
Сразу же наступила, невесомость, и Мин Алике стало как-то не по себе;
чтобы отвлечься от неприятных ощущений, она постаралась расслабиться и
стала думать о вещах, вроде бы отвлеченных и приятных, думать как бы
спокойно, со стороны, именно так, как чаще всего думается в дороге, где
человек является всего лишь пассажиром, где от него ничто не зависит, все
дела, даже срочные, волей-неволей отложены до прибытия в точку назначения,
и можно не спешить (за тебя спешит то средство передвижения, на котором ты
едешь, плывешь или летишь) и спокойно предаваться раздумьям - не
избирательно, но в том порядке, в каком сами они на тебя наплывают. Вот и
Мин Алика сперва внушила себе, что все дела на оставшейся позади планете
для нее временно перестали существовать (кроме Форамы Ро, конечно; но он
не был делом, он был частью ее самой - частью, как бы оставленной Старой
планете в залог собственного возвращения), а дела на родной планете еще не
наступили. Однако планета приближалась, и теперь можно было откровенно
признаться себе в том, что все годы Мин Алика свою планету помнила и по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг