- время как бы обтекало стороной это забытое Богом место. Именно в этом мрачном
зале он и решил скоротать остаток ночи.
Растянувшись на одном из жестких обшарпанных диванов, он задремал.
Проснулся он оттого, что кто-то бесцеремонно тряс его за плечо. Он
вскочил, еще ничего не понимая и не помня, где он и кто он, - и лишь потом
открыл глаза.
Перед ним стоял милиционер с погонами сержанта.
- Кто такой? - строго спросил тот.
Он вынул паспорт и протянул блюстителю порядка. Тот небрежно перелистал
его и вернул хозяину.
- Что, лучшего места не нашел? Почему домой не идешь?
После небольшой паузы последовал неуверенный ответ:
- Да... некуда мне идти...
- Что, с женой поцапался?
- Что-то вроде того...
Сержант понимающе кивнул.
- Знакомо дело. У самого жена еще та стерва. Ладно, эта ночь - твоя. Но
чтобы в следующий раз я тебя здесь больше не видел. Иначе сдам в каталажку.
- Спасибо.
Сержант ушел. А он снова улегся на диван и проспал до утра.
Глава третья
Прошло несколько дней. Он продолжал слоняться по городу, который носил
странное, но романтичное название - Огни. Питался он в попадавшихся по пути
забегаловках, а ночевал где придется: в подъездах домов, в подвалах, на
чердаках. Поселиться в единственной городской гостинице он не рискнул: недельное
проживание в этой кишащей тараканами и клопами дыре уничтожило бы все его
скудные сбережения. А сбережениями он, действительно, похвастаться не мог: к
исходу третьего дня своего пребывания в этом сыром и сером городишке он имел в
своем распоряжении 378 тысяч с копейками. Не густо, если учесть, что целых три
года он вкалывал, как вол, на бескрайних сибирских просторах с единственной
целью - сколотить небольшой капиталец. Сколотил, нечего сказать...
На станции он больше не появлялся, боясь наткнуться на того сержанта. Свой
дом - вернее, дом, который, согласно штампу в паспорте, значился местом его
постоянного жительства - он также обходил стороной. Здесь он не появится
никогда.
Постепенно, шаг за шагом, он узнавал об окружающем его мире все больше и
больше.
Городок, в который забросила его судьба, находился где-то на Восточном
Урале. Ничем примечательным он не отличался, если не считать большого бетонного
завода, который поставлял свою продукцию чуть ли не всей западной Сибири и
значительной части уральского региона. Завод обеспечивал работой добрую половину
населения Огней; другая же половина была занята либо мелкой коммерцией, либо
службой в государственных учреждениях (школы, поликлиники, детские сады,
городская больница, и т. д. и т. п.), либо пьянством. Впрочем, пили здесь все.
Пили страшно, до потери человеческого облика, до белой горячки, до летального
исхода. Смертность от спиртного в городе была едва ли не самой высокой по
стране. Обпившиеся мужики валялись прямо на улицах, и это стало настолько
привычным и обыденным явлением, что на них давно уже никто не обращал внимания.
В лютые морозы, которыми славились здешние зимы, люди мерли десятками:
свалившийся в снег от чрезмерной дозы алкоголя, бедолага замерзал в считанные
минуты. Город изобиловал десятками питейных заведений, в которых сутками
напролет околачивались здешние работяги и бомжи. А последних, надо сказать, в
городе было с избытком. Поодиночке и группами, они бесцельно слонялись по
улицам, оккупировали заброшенные дома, жгли костры на окраинах - словом,
создавали определенный колорит пейзажу Огней. Много среди них было пришлых,
неведомо откуда взявшихся, бродяг.
Может быть, именно поэтому еще один новоявленный "бомж" не привлек ничьего
внимания.
А "бомж" все продолжал бродить по городу, с каждым новым днем все больше и
больше впадая в отчаяние. Память его замкнулась окончательно, глубины
подсознания не желали расставаться со своими тайнами. Он чувствовал себя
беспомощным, словно слепой котенок, окруженным глубоким вакуумом, глухой,
непрошибаемой стеной неведения.
Мысли о самоубийстве все чаще стали посещать его.
* * *
На четвертый день бессмысленных блужданий по городу, в поисках ночлега, он
очутился на одной из окраин Огней, где стояли ветхие, заброшенные домишки,
частью обвалившиеся, частью еще целые, но уже непригодные для жилья. Этот район
был чем-то вроде городского гетто, где обычно собирались здешние бомжи и
бродяги, и потому прозывался "бомжеубежищем".
Над городом висела темная, сырая, беззвездная ночь. С десяток костров
покрывало этот забытый Богом уголок; разбившись на группы, бомжи жались к огню.
Кто-то молча сидел, покачиваясь, и тупо смотрел на пламя, кто-то жевал добытую
за день пищу, кто-то пил водку, кто-то, уже изрядно набравшись, валялся прямо на
земле в пьяном полузабытьи. Разговоров почти не велось: этим отбросам общества
не о чем было говорить друг с другом.
Он приблизился к одному из таких костров. Четверо безликих существ сидели
возле огня, пятый спал чуть поодаль.
Молча сел к огню. Было холодно, накрапывал мелкий колючий дождь, и ему
необходимо было отогреться.
- Мы тебя не знаем, - прошамкал один из бомжей, оказавшийся стариком в
рваной, местами прожженной телогрейке. - Мы чужих не берем. Прописка есть?
Он пожал плечами.
- Какая еще прописка?
- Нету у него никакой прописки, - встрял другой бродяга, здоровенный
детина лет пятидесяти, закутанный в старенькую солдатскую шинель.
Он снова пожал плечами.
- Ну и что?
Вступать в беседу с этими битюгами ему не хотелось.
- А и то, - раздраженно ответил тот, что в шинели. - Пузырь поставишь
- пропишем. Бессрочно.
- Дело говоришь. Коля, дело, - подал голос старикан. - Перед законом
все равны. Здесь тебе, парень, не партсанаторий.
- Это я уже заметил, - проворчал он.
- Ну как, сгоняешь за пузырем? - спросил здоровяк в шинели, или,
попросту, Коля.
Он молча кивнул.
Через полчаса он вернулся, неся две бутылки водки, несколько соленых
огурцов и буханку черного хлеба.
- Вот это по-нашему, - расплылся в беззубой ухмылке старикан. - Садись,
парень, сейчас прописку оформлять будем.
Пили впятером. Из завязавшейся беседы выяснилось, что здоровяк Коля -
бывший полковник КГБ, оказавшийся не у дел и клявший новые порядки на чем свет
стоит; дед Евсей (так звали старика) - коренной питерец, на волне приватизации
за бесценок продавший свою квартиру, а деньги пропивший. Двое других пили водку
молча и о себе рассказывать, по-видимому, ничего не собирались.
- Ну а ты чего молчишь? - прошамкал дед Евсей, обращаясь к Петру и
хрустя соленым огурцом. - Из каких краев будешь?
- Местный я. Из этого самого города.
- Местный? А какого хрена здесь ошиваешься? Топал бы до дому, до хаты.
- Нет у меня дома. И идти мне некуда.
Больше он ничего рассказывать о себе не стал. Впрочем, и рассказывать-то
было нечего.
Заснули здесь же, у костра. А утром он снова побежал за водкой.
За те несколько дней, что он провел в "бомжеубежище". Он сильно
пристрастился к спиртному. Пил либо в компании новых знакомых, либо в одиночку.
Деньги таяли с неимоверной быстротой.
Как правило, днем бомжи отправлялись на промысел, а вечером вновь
собирались у костров. Так и текла их жизнь - бесцельно, тупо, в пьяном угаре.
Глава четвертая
Вот в один из таких сырых вечеров и объявился у их костра доктор. Он
действительно был врачом из местной городской больницы, а сюда, в
"бомжеубежище", наведывался исключительно из альтруистических побуждений. С
каждой получки покупал несколько бутылок водки и поил местных бродяг, за что и
был здесь всеми уважаем и почитаем. Некоторым из них походя оказывал необходимую
медицинскую помощь, а двоих или троих, которые нуждались в более серьезном
лечении, на свой страх и риск пристроил к себе в больницу.
Было ему лет тридцать семь - сорок, носил бороду и страшно любил выпить.
Доктор вырос из темноты и присел у костра.
- Здорово, мужики. Примете в свою компашку?
- Такому гостю мы всегда рады, - оживился дед Евсей, узнав в незнакомце
их общего благодетеля. - С чем пожаловал?
- Как всегда. - Доктор вынул из сумки три бутылки водки. - Пей, мужики,
сегодня я у вас за виночерпия.
- Хороший ты мужик, понимающий, - сказал полковник Коля. - Вот только
не балуешь ты нас своими визитами.
- Так я ж не Рокфеллер, чтоб поить вашу братву каждодневно, - рассмеялся
доктор.
- А ты так, налегке, заходи. Без спиртного.
- Тебе у нашего костерка всегда место найдется, - добавил дед Евсей. -
Фигурально выражаясь, имеешь ты здесь, в нашем бомжатнике, пожизненную ренту.
Доктор тем временем был занят откупориванием бутылки.
- Вся эта водка - дерьмо, - мрачно заявил полковник. - К стенке
поставил бы того подлеца, который ее выдумал.
- А зачем же ее пьешь?
- Так ведь и жизнь - тоже дерьмо...
Все рассмеялись.
Принесенные доктором бутылки опорожнили в считанные минуты. Доктор пил
наравне со всеми.
- Болящие есть? - поинтересовался он, когда все было выпито.
- Геморрой у меня, - отозвался дед Евсей.
- На заднице сидишь много, - отмахнулся доктор.
- А на чем же мне сидеть? - огрызнулся дед.
- Да нет у нас здесь больных, - сказал полковник. - Это вон у того
костра, - он махнул рукой в пустоту, - мужик животом мается. Какой-то гадости
обожрался, того и гляди, коньки отбросит. Несет его в тридцать три струи.
- Посмотрим.
Доктор поднялся и растворился в темноте. Через четверть часа он вернулся.
- Все, жить будет. Напичкал его таблетками. Завтра к утру полегчает.
Тут взгляд его остановился на Петре.
- Новенький?
* * *
К тому часу он был уже изрядно пьян, и на вопрос доктора смог лишь
кивнуть.
Доктор с интересом изучал его.
- Откуда же ты такой взялся?
- Да здешний он, - пояснил дед Евсей. - Приблудился вот на днях.
- Вот оно что!
Больше доктор к нему не обращался, хотя изредка продолжал бросать на него
любопытные взгляды.
На следующий день страшно болела голова. Он провалялся у потухшего костра
до полудня, затем попытался подняться, но внезапно пронзившая правый бок острая
боль заставила его со стоном рухнуть на землю. Он был один: ни деда Евсея, ни
полковника, ни других его соседей по костру в "бомжеубежище" не было. Видать,
подались в город на заработки и поиски пропитания.
Доктор объявился ровно в час. Он вырос перед ним так же внезапно, как и
накануне вечером. Присев на корточки, долгим участливым взглядом рассматривал
лежащего у его ног человека. Потом достал из кармана плаща начатую бутылку
водки, налил полстакана и протянул Петру.
- На, полечись. А то весь посинел с перепою.
Тот жадно выпил. Через минуту ему заметно полегчало.
Доктор закурил.
- Ну и дальше что? - спросил он. - Так и будешь здесь валяться, пока не
сдохнешь?
- А тебе-то что за дело?
- Да мне-то, собственно, никакого дела нет. Просто жаль мне тебя.
- Тоже мне - мать Тереза в штанах...
- А ты не язви, мужик. Вот смотрю я на тебя и вижу: погибнешь ты тут.
Хреновый из тебя бродяга, понял? Ты на этих-то не смотри, - он кивнул в сторону
лагеря, - они тертые калачи, за жизнь крепко держатся. Им все нипочем: ни
холод, ни мороз, ни жара летняя. А ты... словом, не место тебе здесь.
- Отвяжись.
- Вот и здоровьице-то, вижу, у тебя не ахти какое, - как ни в чем не
бывало, продолжал доктор. - Бок-то болит?
- А ты откуда знаешь?
- Я, братец ты мой, все-таки врач. И не простой какой-нибудь, а хирург. Я
ведь тебя, мужик, насквозь вижу. Что с боком-то?
- Не знаю... Вроде как ножом пырнул кто-то.
- Что значит - вроде? Не помнишь, что ли?
Он покачал головой.
- Не помню. Ничего.
- Вот так-так! Загадочный, смотрю, ты тип. Прямо одна сплошная тайна...
Ладно, мужик, крепись, я как-нибудь на днях наведаюсь. А сейчас мне пора.
Доктор ушел.
Оставшись один, он кое-как поднялся и, шатаясь, поковылял к ближайшему
магазину - за водкой. Но водки он не купил.
Уже в магазине, сунув руку в карман, обнаружил, что все его деньги
исчезли. Правда, и денег-то там оставалось с гулькин нос, но и тех не оказалось.
Видать, ночью, пока он спал, кто-то обчистил его карманы.
Он знал, что без денег ему крышка.
Мысль о самоубийстве с новой силой забрезжила в его мозгу.
Глава пятая
Несколько часов прошли в бесцельных блужданиях по городу.
Та мысль навязчиво преследовала его и крепла с каждой минутой. Наконец он
решился.
Все. Пора кончать с этим дерьмом.
Принятое решение заметно приободрило его. Так случилось, что в этот час он
оказался ввиду железнодорожной станции, где он провел свою первую ночь в Огнях.
Его била крупная дрожь - то ли с похмелья, то ли от возбуждения,
вызванного принятым решением.
Голову на рельсы - и... Вот только бы дождаться хоть какого-нибудь
поезда...
Но, как назло, поезда через Огни проходили редко.
Он бродил по территории станции уже около часа, когда увидел, как к одним
из ворот подъехал грузовик. Ворота распахнулись, и грузовик, пыхтя и тарахтя,
скрылся за их створками. Из дверей одной из построек выскочила толстая женщина в
белом халате и переднике не первой свежести. Буфетчица, догадался он, а этот
грузовик наверняка привез продукты.
Он остановился в воротах и стад безучастно наблюдать за происходящим.
Женщина металась по двору и, похоже, кого-то искала.
- Михалыч! Николай! Да куда они все запропастились...
- Грузиться будем, или как? - раздался из кабины нетерпеливый голос
экспедитора.
- Сейчас, сейчас, вот только разыщу этих дармоедов, - отозвалась
женщина.
И тут она заметила одинокую фигуру Петра.
- Ну что стоишь, как бедный родственник. Иди сюда, подсобишь. На обед
заработаешь.
Он послушно залез в кузов, и за полчаса вдвоем они покончили с разгрузкой.
Потом перетаскали продукты в кладовую, после чего женщина все тщательно заперла,
рассчиталась с экспедитором и отпустила грузовик.
- А теперь займемся тобой, - вернулась она к Петру, который, едва живой
от непривычной физической нагрузки, сидел на пустом ящике из-под пива и обильно
потел. - Пойдем, накормлю. Заслужил.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг