- А все-таки мы живы, малыш. Это уже кое-что значит.
Я понял - Оор осознал полностью все, что с нами произошло, - и спросил:
- Перескочили световой барьер?
- Да.
- Сделали невозможное?
- Н-ну... С точки зрения нашей науки, но не с точки зрения природы.
- Послушайте, командир, но как, почему?
- Все это неудивительно, малыш. С помощью фотонных бомб-ускорителей мы
преодолели притяжение кварковой звезды, а далыде нас подхватил поток
энергии, поток частиц, и понес. Понес с большей скоростью, чем скорость
света. Я давно понял, что Черный мешок может быть только в том случае,
если на этом участке Вселенной существуют потоки частиц, двигающиеся со
скоростью выше скорости света. Вот и все, малыш. Вот и все... - Он замолк,
а потом вдруг спросил: - А все-таки страшно, когда ты чувствуешь себя как
бы двойным, а?
- Страшно.
- Сейчас, малыш, будет страшнее, - сказал он, поднялся и, тяжело
переступая, подошел к шторам, закрывающим люки внешнего обзора.
С того момента, когда мы подошли к Черному мешку, мы ни разу не открывали
их. Оор не сразу нажал на кнопки: он не знал, выдержали или нет линзы
внешнего обзора удар о световой барьер. Но, вероятно, по его расчетам,
линзы все же должны были уцелеть.
Он нажал на кнопки. Люки, прикрывавшие линзы, медленно поплыли. Сверкнули
абсолютно целые линзы - и мы увидели черный свет.
Да, он был действительно черный - не фиолетовый, не багровый или
темно-синий, а именно черный. Совершенно черный свет.
Вы - те, кто не видел этого, - не можете поверить, что свет может быть
черным. Ведь белый свет слагается из нескольких цветов -- красного,
оранжевого, желтого... ну и так далее. Заметьте - слагается. И только в
том случае, если носители этого света - фотоны -- движутся с постоянной,
присущей им скоростью.
А если фотоны превысят эту скорость? Если они вдруг вступят в новое
состояние, они дол-ясны изменить, и они изменили свой цвет. Они стали
черными.
И в этом черном свете все чаще виделись далекие или близкие планеты.
Они, как и в обычном небе, были разноцветны: багровые, голубые, фиолетовые
и еще каких-то совершенно непонятных, великолепных цветов, и все они
казались прекрасными и страшными - так они были величественны и необычайны.
Наш мозг уже привык к состоянию раздвоенности, тело освоилось со странным
ощущением "весомой невесомости". Все становилось на свои места - мы были
живы, мы мчались сквозь черный свет, прорезали глубины Черного мешка, и
это было прекрасно. Сколько времени прошло, как мы увидели черный свет, я
не знаю.
Оор спросил:
- Ты заметил, малыш, как путается время?
- Да.
- Что ты думаешь об этом? Докладывай!
- Раз мы движемся быстрее скорости света, в силу вступают законы,
отличающиеся чем-то от общей теории относительности. Время по этим законам
течет совсем не так, как при обычном движении.
- Правильно. Но ты знаешь, как оно течет?
- Нет.
- И предположений по этому поводу нет?
- Нет.
Командир вздохнул и признался:
- Самое неприятное, что у меня тоже нет никаких предположений. Мне
известно, и это проверено на практике, что, приближаясь на световой
скорости, время на корабле течет по обычным законам, но на той планете,
которую мы оставили, оно как бы ускоряется в два, а то и в несколько раз.
Это значит, что мы, пролетав год и постарев на год, на своей планете
встретимся с лкуьми, которые в это время постарели на два года, на три и
так далее - чем ближе скорость корабля к световым скоростям, тем больше
разрыв во времени с оставленной планетой. А как пойдет время, когда мы
двинемся со сверхсветовыми скоростями?
- Не знаю... Каждый день нашего полета должен стоить, может быть,
несколько десятков лет жизни на обыкновенной планете.
- А может быть, наоборот? Может быть, время пошло вспять? Может быть, его
нужно теперь отсчитывать в обратном направлении?
- Этого не может быть! - запротестовал я. - Это уже даже не фантастика, а
просто какая-то нелепость!
- А разность времени возможна? - сурово спросил Оор. - А путешествие на
сверхсветовой скорости возможно? А черный свет возможен? Нет, малыш.
Вопрос этот не праздный, и, уж конечно, это не нелепость. В том состоянии,
в которое мы попали, возможно всякое - мы просто еще ничего не знаем. И
нужно думать... думать прежде всего о тех, кто остался на наших планетах и
живет сейчас по старому, доброму времени, не ощущая никаких временных
парадоксов.
Я молчал, не понимая, куда он клонит. - Пойми, малыш, если временной
парадокс в сверхсветовой скорости положителен, то есть если он обгоняет
время планет, мы рискуем, что наши сигналы попадут к ним только через
сотни лет. Но если он отрицателен? Тогда они просто не сумеют его принять.
И еще: а по каким законам, по какому времени развиваются явления в этом
самом Черном мешке? И наконец, самое главное: с какой скоростью мы летим?
Может случиться так, что мы вырвемся из Черного мешка и не будем знать,
что это нам удалось, и будем идти со сверхсветовой скоростью.
Все, что он говорил, было действительно важно, но я ничего не мог
придумать. Я все-таки многого не понимал.
И командир оценил мое состояние. Он усмехнулся:
- Ладно, малыш, не ломай голову. Во всяком случае, мы летим не вспять,
иначе наверняка встретили бы на своем пути уже не черный, а какой-нибудь
другой свет. А раз так, то нам нужно просто поручить роботам подсчитать,
сколько мы пролетели от границ Черного мешка, а потом уж дать им задание
на подсчет горючего. Сможем ли мы выбраться из этого невеселого местечка?
Мне кажется, что на это нам потребуется около двух месяцев. Потом мы
начнем тормозить и вновь пробивать световой барьер, но уже в обратном
направлении. А это время мы затратим с тобой на подсчет временного
парадокса. Попробуем математически решить проблему времени, пока летим в
Черном мешке.
Работали мы с командиром до изнеможения, спали по три-четыре часа в сутки
и считали, считали, считали. Вычислительные машины гудели не переставая.
Миллиарды уравнений, миллионы программ. И все напрасно. Закон поведения
времени в сверхсветовых скоростяу мы не открыли. Это предстоит, очевидно,
сделать тем, кто меня слышит сейчас.
В сущности, пока еще никто не знает, что такое время, не знает его
закономерностей, его поведения и его влияния на Вселенную.
Оор считал и думал, я помогал и одновременно учился. Наших товарищей,
застывших в камерах абсолютной защиты, мы не трогали - им нужно было
экономить время жизни.
Кто знает, если бы мы ускорили события, если бы вернули их к жизни и
воспользовались не только нашими двумя, а коллективным умом всех, того,
что произошло, могло бы и не случиться. Но мы не сделали этого. Мы были
увлечены работой, убаюканы относительным покоем этого странного и
страшного уголка Вселенной и не предполагали, что катастрофа наступит так
скоро и так беспощадно. Мы опять не учли скоростей и связанного с этим
парадокса времени. Нас можно было бы и не обвинять в этом - мы еще не
знали этих законов, мы только стремились их открыть и, кажется, кое-что
нащупали...
4
Когда наши организмы относительно освоились со странным ощущением
сверхсветовой раздвоенности, командир необычно грустно сказал мне:
- Ну вот, малыш, пришла пора рисковать в обратном порядке.
Я не стал его расспрашивать, в чем дело, и так было понятно, что Оор решил
преодолеть световой барьер в обратном направлении. Как это делается и
можно ли это совершить в наших условиях, я решительно не представлял и,
что хуже всего, все это время спокойного полета даже не думал об этом. А
командир, видимо, думал, и ему, кажется, не понравилось, что я не спросил
у него ни о чем и ничего ему не сказал.
- У тебя нет ни предложений, ни вопросов?
- Вопросов бездна, но на них и вы не ответите - нет опыта. А какие же
предложения?.. Пожалуй, лишь одно - прорываться.
- И снова рисковать?
- Да. Иного выхода я не вижу. Оор долго с улыбкой наблюдал за мной и
мечтательно, но с грустью в голосе сказал:
- Хорошо быть молодым - даже опасности не кажутся такими уж страшными.
Я промолчал. Дело не в том, что опасности не кажутся страшными, а в том,
что другого выхода, в обход опасностям, я не видел. Да и Оор тоже.
- Тогда начнем торможение, - сказал Оор. И мы начали его. Двигатели
постепенно меняли режим работы, пока наконец не прекратили многолетнюю
деятельность.
За линзами внешнего обзора медленно и постепенно менялись цвета - они как
бы стушевывались, растекались и сливались в один густой черный цвет. Но
вовсе не тот, который озарял все вокруг своим мрачным и фантастическим
светом, а именно в непроницаемую, знакомую каждому нормальному человеку
черноту.
Первые часы мы прямо-таки упивались полной тишиной и покоем, но, когда за
смотровыми линзами черный свет стал почти черной мглой, корабль вдруг стал
едва заметно вздрагивать, словно натыкаясь на невидимые препятствия.
Приборы начали отклоняться от нормального режима работы, что-то
разлаживало их обычную деятельность, и командир не отлучался от пульта
управления, беспрерывно корректируя их. Он давал все новые и новые задания
математическим машинам и машинам логического мышления. Он пытался решить
возникающие перед ним задачи и, по-видимому, решил их.
- Положение у нас такое - силы тяготения так и не увиденной нами кварковой
звезды явно ослабели. Но нас все еще несет как бы вихрь выбрасываемых ею
частиц. Мы как лодка в море - куда ее гонит ветер, туда она и плывет. А
вот эта вибрация корабля - провалы в волновой системе необыкновенного
галактического ветра. Я думаю, что нас может нести довольно долго - сила
кварковых излучений все еще огромна. Попробуем затормозиться фотонной
бомбой-ускорителем.
Вначале я только кивнул. Мне не следовало объяснять, что для этого
требовалось взорвать" ее не позади корабля, как это мы делали обычно, а
впереди него. Это решение казалось примитивно простым, но... если бы я
знал, как его выполнить.
Я задумался. Во-первых, у нас не было приспособлений для выстреливания
бомб-ускорителей вперед, по курсу корабля. А во-вторых, фотоны-то движутся
с меньшей скоростью, чем двигался корабль. Следовательно, если бы даже мы
придумали и установили такое приспособление, фотонная бомба в конечном
счете разорвалась бы в самом корабле - она была бы загнана туда скоростью.
- Не понимаю, - решился произнести я, - как это мы можем затормозиться
именно ускорителями?
- Вначале не понимал и я, но ты подумай. Когда мы выстрелим
бомбу-ускоритель, на какую-то долю мгновения позади нас образуется как бы
плотина из фотонов. О них ударится галактический ветер кварковых частиц, и
корабль как бы прикроется этой плотинкой. А так как он движется только под
влиянием галактического ветра, то на это мгновение позади него создастся
пустота, энергетический вакуум. А с боков и впереди неминуемо образуются
вихри - природа не терпит пустоты. Все эти вихри, обрушиваясь на наш
корабль, будут тормозить его.
- Сколько же потребуется создать таких...фотонных плотинок?
- Если считать, что мы уже находимся где-то перед световым барьером, то,
думается, немного. Расчеты показывают - три-четыре. Приготовь на всякий
случай шесть. И вот что, давай наденем предохранительные скафандры и
приготовим вакуумные подушки-тормоза. Мне больше не хочется биться седой
головой об уплотненную обшивку. Это не слишком приятно.
Я выполнил приказ, подготовил огромные эластичные подушки и прикрыл ими
стены рубки, а потом уж сам, без приказа, привел в полную боевую
готовность все средства связи и поставил ее на автоматическое повторение.
Теперь сколько бы ни летел корабль, пока на нем будет хоть капля энергии,
он беспрерывно будет излучать в космос отчет о наших путешествиях, нашу
научную информацию и самое главное - предупреждение о коварной сущности
Черного мешка, о том, какую опасность он представляет для окружающих
галактик, в том числе и для нашей.
- Ну что ж, начнем! - сказал командир.
Не без опаски я нажал кнопку.
Корабль тряхнуло, гул прокатился по всем отсекам, и черный свет за
смотровыми линзами резко сгустился.
Оор крикнул:
- Рви вторую!
Все повторилось, хотя на этот раз корабль тряхнуло еще сильнее, и встряска
уже не прекращалась - по-видимому, мы находились у самого порога светового
барьера, и командир уже молча махнул мне рукой: "Рви дальше".
Мы очнулись в тишине. За смотровыми линзами расстилался привычный и такой
милый фиолетово-черно-зеленоватый мрак обыкновенного космоса, кое-где
прочерченный черными языками вихрей - это было последнее дыхание Черного
мешка. Необыкновенно тепло светились неизвестные планеты, и где-то совсем
недалеко багрово и недобро сверкала огромная, как будто вспухшая звезда.
Едва увидев эту недобрую соседку, которая могла притянуть корабль к себе,
командир ползком подобрался к пульту управления и включил двигатели.
Звезда поползла куда-то вправо.
Я, естественно, прежде всего бросился к автоматам связи и убедился, что
они работают четко, и по количеству передач, засеченных счетчиками,
установил, что мы были без сознания несколько часов. Теперь я мог помочь
командиру, который взялся за ориентацию корабля.
- Попробуй перейди на прием, - сказал он.
Я не удивился приказу Оора, меня лишь слегка насторожил его тон -
отрывистый, тревожный, почти грубый.
Но когда я включил системы на прием и сразу же поймал сигналы разумной
связи и, что самое главное, понял их, я ужаснулся, как, вероятно,
ужаснулся и командир.
Это был наш язык.
Наш и не наш. В нем как будто присутствовали все те слова, которыми я
говорю сейчас с вами, но в то же время все они были иными - все они стали
длиннее. Изменилась и сама интонация речи. И, что самое удивительное,
резко изменилось к лучшему по устойчивости и звучанию само качество
передачи.
Но не это оказалось главным. Самым удивительным явилось то, что
передавалось предупреждение о Черном мешке.
"Всем космическим кораблям, всем цивилизациям! Предупреждаем, что взрыв
ядра Черного мешка, а возможно, и всей системы, по нашим расчетам,
приближается. Черный мешок на пределе..."
Они передавали то, ради чего мы рисковали собой.
Первые минуты мы испытывали не столько недоумение, сколько горечь
разочарования и в то же время радость от свершившегося чуда - значит, они
знают!
- Послушай, малыш, по-видимому, они поймали наши первые сигналы, которые
мы давали на входе в Черный мешок, - растроганно сказал командир, но тут
же задумался.
Я молчал - в конце концов, не так уж важно, каким образом и когда они
узнали о грозящей опасности, и не важно от кого... Важно, что узнали. Но
горечь все-таки оставалась - обидно, что они не узнали наших последних
данных, наших сегодняшних передач...
И тут меня словно осенило - я вдруг почувствовал, что наши люди, наша
Галактика получили извещение о Черном мешке давно, очень давно. Ведь сама
связь показывает, что наша цивилизация находится на какой-то иной,
незнакомой ступени развития. Когда и как это произошло? Сколько прошло
времени? Для нас - несколько месяцев. А для них?
- Послушай, малыш, парадокс времени на сверхсветовых скоростях, кажется,
сыграл с нами плохую шутку.
- Да.
- Похоже, что нас-уже давно не ждут и считают, что мы давным-давно
обратились в ничто - столько времени прошло там, на нашей планете, пока мы
сражались со световыми барьерами.
- Кажется, да...
Мы долго молчали, понимая, что, оставшись живыми и невредимыми, мы, в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг