на темном небе. Что там делается? Как удастся справиться с нашествием? Я
пристально всматривался в таящие угрозу горы, с нетерпением ожидая момента
встречи с плазмой, стараясь представить, что она уже успела натворить.
Внизу, в долине, все выглядело привычным, мирным, ничего не говорило о
надвигающейся беде.
Восток быстро светлел, и, как только показался раскаленный диск солнца,
все озарилось золотым блеском. Террасы рисовых полей засияли смарагдовой
зеленью, среди маленьких, зеркально голубевших прудиков уютно темнели
участки еще не тронутого топором тропического леса. Все постепенно
оживало. Задымились лесные порубки, в паутоанских деревушках, прятавшихся
среди кокосовых пальм, бананов, хлебных деревьев, показались люди. По
красному латеритовому шоссе уже шли грузовики, полные рабочих, едущих на
каучуковые и ананасные плантации. Вертолет уносил нас все дальше и дальше
от океана. Кончалась цветущая, прорезанная речушками и каналами равнина,
начинались холмы, поросшие лоланг-лолангом, а вскоре под нами заклубились
темные непроходимые джунгли, показались скалистые обрывы, в ярком солнце
четко обозначились глубокие расщелины в вулканических массивах Себарао.
В окнах замелькали тени от вращавшихся над головой лопастей. Мы
снижались, стремительно приближаясь к могучим лесным исполинам. В первый
момент я не мог сообразить, что с ними произошло. Казалось, каким-то чудом
за несколько минут из нежащихся под солнцем тропиков мы перенеслись на
далекий север. Я не узнавал джунглей. Лесные великаны, опутанные
переплетением лиан, двуперистые вайи стройных пальм, древовидные
папоротники, бамбуки, как струи фонтана взвивающиеся ввысь, длиннобородые
мхи, эпифиты, огромные, похожие на слоновые уши листья таро - все это не
было, как обычно, зеленым всех тонов и оттенков, а представлялось
заснеженным, скованным лютым морозом. Перламутровые, опаловые, то словно
посыпанные солью, то будто припорошенные тончайшей слюдой, растения
искрились в лучах солнца, переливались радужным блеском. Но блеск этот был
каким-то холодным, не верилось, что все это происходит вблизи экватора.
Проделки злого волшебника породили красоту мертвящую, от созерцания
которой сжималось сердце.
А в глубине джунглей, в тех местах, где силициевое живое вещество
хозяйничало дольше, пугающая красота сменялась тускло-серым хаосом. Там
пропитанные плазмой и не закрепленные дымками туароке растения уже
разбухли, превратились в бесформенные груды никому не нужного материала,
таящего в себе разрушительную силу.
Мы опустились на небольшую полянку. Еще зеленую, не охваченную
всепоглощающей пеной, еще безмятежно радующуюся солнцу, жизни, источающую
ласковые ароматы. В десяти - пятнадцати метрах от нас начинался передний
край. Безмолвная битва шла совсем рядом. Миллионы миллионов прозрачных
искристых капелек, пришедших из неведомых глубин Вселенной, вели свое
неутомимое наступление на теплые, полные живых соков творения земной
природы. Окаменевая, растения в течение некоторого времени еще сохраняли
свои формы, становясь звонкими, хрупкими и безжизненными, а потом
разбухали, превращаясь в грязно-зеленую бесформенную массу. Эта пористая
каменная масса забивала все ущелья, не давала ручьям стекать в реки, а
рекам - в долины, к плодородным полям. Силициевые громады вздымались все
выше и выше, подбираясь к скалистым утесам гор, преображая все вокруг,
грозя омертвить весь цветущий край, перебраться на другие острова, а может
быть, и на континенты, проникнуть в глубины морей и океанов...
В той части горного хребта, где приземлился наш вертолет, наступление
силициевой плазмы проходило особенно успешно. Здесь преобладали холодные
воздушные течения, медленно сползавшие с гор в долины, и дымки от костров
из туароке не достигали фронта. Здесь назревала катастрофа. Как только мы
снова поднялись в воздух, оставив приветливую лужайку, нам представилась
величественная и грозная картина. Оба склона огромного ущелья уже были
завоеваны плазмой. В низовье, почти у самой долины, она образовала
колоссальную плотину, забив выход для стекавших с гор потоков, и ущелье
наполнилось водой. Вода уже просачивалась через возведенную силициевым
веществом дамбу небольшими струйками, и мы ясно представили себе, что вот
накопится она до краев, образуется слишком большой запас, преграда не
выдержит, вода хлынет в долину и стремительным потоком смоет деревни,
плантации, сахарные заводы, дороги, склады.
"Гидросооружение" мы осмотрели минут за десять, и вертолет вернулся к
месту нашей первой посадки. Всего прошло каких-нибудь полчаса, минут
сорок, не больше, а сесть на приглянувшуюся нам полянку уже не удалось:
она была оккупирована плазмой. Пришлось немедленно радировать в Макими и
поставить Комитет по борьбе с силициевой опасностью в известность о
прогрессивно увеличивающемся наступлении плазмы.
Генераторы! Нужны были генераторы! Мы пустили в ход наш единственный,
видели, как он успешно справляется с опасностью, понимали, что это мощное
средство борьбы, но что мы могли поделать с одной установкой!
Методично, повисая над передним краем наступления, мы облучали участок
за участком. Скорость продвижения противника уменьшилась, мы видели, как
враг подавляется нашим излучением, однако это успокаивало нас мало:
занятая плазмой территория была огромна.
К двум часам дня нам прислали еще один вертолет. Теперь мы могли, меняя
вертолеты, действовать беспрерывно. К вечеру были организованы смены
операторов, и облучение шло круглосуточно.
Я не собирался покидать фронт, пристроился в палатке быстро
организованного лагеря, но вечером 23 февраля меня вызвали в Макими.
"Главнокомандующим" остался Юсгор.
На следующий день утром я присутствовал на экстренном заседании
Комитета по борьбе с силициевой опасностью. Обсуждался один вопрос: о
решении правительства Западного Паутоо применить артиллерию и напалм для
борьбы с силициевой плазмой. Рискованность и даже безрассудность такого
решения для нас были очевидны, но при сложившихся почти враждебных
отношениях между обеими частями Паутоо договориться с политическими
деятелями Пога было почти невозможно. В Организацию Объединенных Наций,
где к этому времени уже находились представители СССР и Восточного Паутоо,
в том числе доктор Ямш и профессор Мурзаров, были посланы телеграммы,
предупреждавшие, что такие действия Западного Паутоо могут окончиться
катастрофой, но мы понимали, что решение ООН может оказаться недостаточно
оперативным.
Я предложил комитету обратиться за посредничеством к профессору
Асквиту. Члены комитета встретили мое предложение далеко не единодушно.
Возникли споры, наиболее рьяные противники Западного Паутоо и слушать не
хотели о подобном сотрудничестве, однако победило большинство и Асквит все
же был приглашен в Макими.
К этому времени я уже оставил уютный университетский коттедж и
переселился в отель "Макими". Прельщал меня здесь не столько комфорт,
сколько близость к правительственным учреждениям, в которых теперь
приходилось бывать особенно часто. Узнав о приезде в Макими Асквита, я
поспешил встретиться с ним и поговорить с глазу на глаз, до того как он
появится на заседании комитета.
Это был превосходный вечер. На город опустилась долгожданная прохлада,
было ясно, душный утомительный день закончился. Мы сидели с Асквитом на
балконе, любуясь сияющей огнями столицей. Все было, как и прежде,
расцвечено рекламами, наполнено звуками большого полнокровного города, и
все было как-то не так. Стало тревожнее, неопределеннее. Не оставляла
мысль, что там, в горах, совсем недалеко, в каких-нибудь пятидесяти
километрах, наступает силициевая плазма. Против обыкновения Асквит почти
не улыбался. Впервые я увидел его не таким уж задиристым, колючим и
самоуверенным. Не то он устал, не то и его угнетала какая-то невеселая
мысль. Даже холодный имшеу он тянул без видимого удовольствия, забывая
подливать в него ром.
- Это ваша затея?
Я кивнул молча, поняв, что он спрашивает о приглашении комитета.
- Зачем это вам?
- Мне или комитету?
- Вам.
- Мне хотелось посмотреть, сумеем ли мы найти общий язык в этой не
совсем обычной ситуации.
- Это разве любопытно?
- Как вам сказать, и да и нет. Я могу заранее предугадать исход
завтрашней встречи в комитете, если буду знать, какие инструкции вы
получили от Нума Ченснеппа.
- Дерзите? Ну-ну, продолжайте. Со мной можно. Я люблю дерзких и
находчивых, но терпеть не могу ханжей.
- Возьмите лимон. Имшеу без него вам покажется приторным.
- Спасибо. Сегодня я рассеян.
- Неприятности?
- Скорее, слишком хорошие вести.
У меня мелькнула надежда, и я быстро спросил:
- Из долины верхнего Матуана?
- О нет! Не радуйтесь. Там и в самом деле плохо.
- Так зачем же усугублять и без того трудное положение? Согласитесь,
профессор, решение применить артиллерию безумно. Вы же понимаете, что
снаряды, взрываясь в толще окаменевшей пены, расшвыряют ее на большое
расстояние, а силициевой плазме ровным счетом ничего не сделается. Она
только начнет распространяться еще интенсивнее. Все это и в самом деле
может кончиться катастрофой.
- Может.
- Так что же тогда происходит в Пога? Паника там, что ли? Неужели они
не понимают, к чему это приведет?
- Ситуация сложная. Вокруг силициевой проблемы разгораются страсти. В
Пога есть люди, которые не прочь использовать создавшееся положение и
обвинить во всех грехах Восточный Паутоо.
- Чтобы выслужиться перед метрополией?
- Вы слишком прямолинейны, коллега. Не так все просто, как это вам
представляется. Западный Паутоо преследует свои цели, концерн Ченснеппа -
свои, а что касается Отэна Карта, то он только и ждет случая, чтобы
ухудшить положение Ченснеппа. Карт знает о наших работах с биосилицитами,
и это не дает ему покоя.
- И все готовятся свои счеты сводить на Паутоо! Да ведь здесь люди.
Миллионы людей. Профессор, неужели и вы сможете остаться спокойным, видя,
как нарастает катастрофа, понимая, что может возникнуть война?
- Мне трудно ответить вам. Вы ведь требуете искренности. Я не
воспринимаю все это так эмоционально, как вы. Раздумья о судьбе
паутоанского народа бессонницы у меня не вызывают.
- У вас есть дети?
- О, конечно! - Асквит усмехнулся, глаза его стали насмешливыми и чуть
подобрели. - Два превосходных сорванца, которые еще доставят мне немало
хлопот.
Я не знал, как продолжать разговор, не мог понять, чудовище передо мной
или человек. Асквит наполнил мой бокал, слегка дотронулся до него своим и
мягко продолжал:
- Вы все идеализируете. События, людей. Хотите, чтобы все смотрели на
вещи вашими глазами. Так не бывает. Да, все мы люди, но люди разные. Да,
всех нас в школе учат писать одинаково, по клеточкам, каллиграфически, а
подрастаем мы, и оказывается, что почерк у нас у всех разный.
- К сожалению, кое-кто его просто не имеет.
- Бывает и так. Но знаете, не иметь своего почерка - это тоже почерк.
- Не верю. Не верю вам, вы не можете так думать. Простите, но я считаю,
что это только поза. Вы же умный, энергичный, наконец, деловой человек.
Ученый и политик, человек в достаточной мере независимый. Вам ведь не
угрожает безработица, например. Не сойдясь с Нумом Ченснеппом, вы не
останетесь без куска хлеба. Что же заставляет вас отказаться от своего
почерка? Нажива? Не могу поверить.
- И правильно делаете. Если уж вы вызвали меня на откровенность, я буду
откровенен. Силициевая проблема захватила меня, и теперь я уже не могу
быть в стороне. Я честолюбив и не считаю это пороком. Я хочу быть в центре
событий, я должен, понимаете, должен, руководить изысканиями, связанными с
биосилицитами. Нажива, доходы, прибыли! Да ведь это не цель, а средство,
поймите! Нельзя делать большие дела, вести научную работу крупного
масштаба, не обладая средствами. Кто имеет деньги, тот имеет право
распоряжаться. Таков закон.
- В метрополии. На Паутоо - я уверен в этом - будет распоряжаться
народ, и только народ.
- Народ никогда ничего не решал. Всегда находились или вожаки, или
погонщики народа. И те и другие, если они были достаточно сообразительны,
действовали именем народа. Вся известная истории борьба - это не борьба
народов, а борьба тех, кто ими управляют. Вспомните Талейрана, лучше его
не скажешь: "Армия львов, предводительствуемая бараном, слабее армии
баранов, предводительствуемой львом".
Асквит встал, посмотрел на часы, и я понял, что с ним мы не можем найти
общий язык, увидел, как он чужд мне, моему жизнепониманию. Это было
естественно. Только обидно стало, что не удалась моя дипломатическая
миссия.
Уже прощаясь, Асквит сказал:
- Все дело сейчас в том, кто возьмет верх - Ченснепп или Карт. Кто
окажется сильнее. В этом все дело.
- И вы бы хотели?..
- Я бы хотел быть сильнее их обоих. Вот ради чего я готов на все. На
все решительно.
Асквит опять сел к столу, налил себе рюмку рому, долго вертел ее в
пальцах, поставил, не дотронувшись, а потом спросил:
- Заседание в десять?
- В девять.
- Я буду. Поддержу ваше предложение и сделаю все от меня зависящее,
чтобы идиотская затея с бомбежкой плазмы сорвалась. Мне это должно
удаться. В Пога со мной считаются.
Я не удержался:
- А Ченснепп?
- Я это сделаю, потому что убежден... Нет, нет, не обольщайтесь, не в
превосходстве вашей системы. Я убежден, что силициевая эпопея только
начинается. Слишком ретивые политики спешат использовать силициевую
плазму, не предвидя, как повернутся события в ближайшем будущем, не
понимая толком, что такое биосилициты. О, силициты покажут себя! Людям еще
предстоит многому удивляться.
- Зародыши?.. Значит, вам все же удалось?..
- О, да вы не только дерзки, но и догадливы.
- Оживили... Все же оживили... Ну что же, тогда передайте при случае
мои поздравления профессору Куану Родбару. А вас, вас разрешите поздравить
лично.
- Спасибо, конечно, за поздравления, только... Никто не знает, как все
это обернется... До завтра. Я провел вечер с огромным удовольствием. Имшеу
был действительно хорош.
С Асквитом мне пришлось встречаться часто, мы и теперь связаны общей
работой в Объединенном силицитовом институте. Я узнал о нем много, но
узнать его до конца, понять его, кажется, просто немыслимо. Только что
принятое решение через несколько времени может быть им перевернуто до
неузнаваемости, данное слово с невероятной легкостью взято обратно, и
вместе с тем почти всегда он как-то выходил сухим из воды, а нередко
оказывался прав. Так было и тогда, в Макими.
Утром я постучал в номер к Асквиту, собираясь пригласить его вместе
поехать на заседание комитета. В номере Асквита не оказалось. Я спустился
в вестибюль к администратору, и там мне сказали, что профессор Асквит
ночью выехал в Пога. Я был взбешен. Казалось, уже надо было привыкнуть к
поступкам этого человека, но я не умел. Не мог себе представить, как
появлюсь на заседании, что скажу членам комитета.
Уже внизу, у машины, меня нагнал служащий отеля и вручил записку от
Асквита:
"Господин Курбатов!
Не считаю нужным терять время на заседания, памятуя, что каждое дело
надо делать хорошо, если нельзя не делать вовсе.
Заседайте без меня. За это время я сделаю все необходимое в Пога.
Телеграмму вы получите не позднее чем в 10:30 утра.
Еще раз спасибо за имшеу.
Ваш Асквит".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг