этот тучный, очень подвижный и энергичный пожилой человек, обладающий
способностями не только сколачивать деньги, но и вникать в самые различные
области, казалось бы чуждые его кругу интересов. Отэн Карт потратил на
Юсгора почти полтора часа. Одно это уже говорило о том, что каучуковый
магнат затеял крупную игру, а его заинтересованность в силициевой проблеме
значительна. Он самым лестным образом отозвался о работе Юсгора в
Паутоанском университете, выказал удивительную осведомленность о делах
Юсгора и не без бахвальства рассказал о возможностях возглавляемого им
концерна.
- Я хорошо познакомился с его институтом, - продолжал Юсгор. - Это
просто здорово, друзья. Там, видимо, работают весьма толковые люди.
Лаборатории великолепны, оборудование первоклассное, впрочем, я и не
ожидал иного, коль скоро Отэн Карт конкурирует на мировом рынке с
концерном "Ченснепп-каучук". Меня поразило другое. Как бы это сказать...
Размах цинизма. Вы знаете. Карт по-своему привлекателен. Чему вы
удивляетесь? Я думаю, каждому из вас интересно было бы повидать
саблезубого тигра, предположим. Я побывал в очень совершенном и
фешенебельном логове. Было и интересно, и жутковато. Со мной он был
отменно предупредителен, если хотите, даже ласков, но... Не помню, какие
животные бывают ласковы со своей жертвой, прежде чем ее съесть...
- Человек, кошка, да вот, пожалуй, и все, - спокойно констатировал
Мурзаров. Юсгор посмотрел на него недоуменно, видимо с трудом отрываясь от
своих воспоминаний, а потом рассмеялся.
- Не знаю, представлял ли он меня мышонком, но всячески старался
выказать свое расположение. Начал Отэн Карт с рассказа об абстрактной
скульптуре, которая стоит у него в кабинете. Карт рассказал, с каким
трудом ему удалось приобрести "шедевр", и не лишил себя удовольствия
упомянуть мимоходом о стоимости. Цена какая-то почти нереальная. Говорил
он обо всем этом с легкостью, изяществом и верой в свою неотразимость.
Нет, он не забавлялся. Он просто был уверен, что я никуда не денусь,
обольщенный его головокружительными обещаниями. С таким же увлечением, как
о скульптуре, он начал рассказывать о вещах, поразивших меня куда больше.
Его откровенность была строго продумана: она была одним из средств
воздействия. От скульптуры он перешел к сейфу и вынул оттуда... Как
выдумаете, что?
- Живого динозавра, - спокойно ответил Мурзаров.
- Нет, Ханан Борисович, вы ошибаетесь. Кусок силицированной ткани,
который вы нашли при раскопках в Урашту.
Мурзаров сперва записал что-то в блокноте, а уже потом, сняв очки,
недоуменно уставился на Юсгора.
- Удивляться не стоит, друзья. Вы помните, я еще в Ленинграде
предполагал, что похищение ткани из музея должно быть связано с Картом.
Так оно и получилось.
Удивляться и в самом деле было нечему. Просто было непривычно и
противно. К этому времени мы уже немало знали о Ченснеппе и Карте, о их
могущественных концернах. Отношения между ними нельзя было назвать
враждебными. Просто главы двух фирм всегда были непримиримыми
конкурентами, такими, как их отцы и, вероятно, деды.
Тягаться с Ченснеппом, имевшим огромные плантации каучука на Паутоо,
Карту было трудно. Выход был только один - синтетический каучук. И он
появился. Изделия из него получались не только дешевле изготовляемых из
натурального, но и в ряде случаев превосходили их по качеству. Это было
ударом для Ченснеппа. Он стал особое внимание уделять исследовательским
работам. Институт его был расширен, туда привлекли квалифицированных
специалистов, появился и у Ченснеппа синтетический каучук, обострилась
борьба за рынки сбыта. Борьба шла с переменным успехом. Возросли запросы
промышленности, обе фирмы стали изыскивать новые способы производства и
вскоре начали выпускать кремнеорганический, силициевый каучук. На рынке
почти одновременно появились силициевые каучуки и с маркой Ченснеппа, и с
маркой Карта.
Отэн Карт считал, что затрачивать средства на разработку прогрессивной
технологии было, конечно, необходимо и даже выгодно, однако еще дешевле
было просто выведать, как обстоят дела у конкурента. Немало служащих
Ченснеппа приумножили свой заработок, своевременно сообщая о кое-каких
производственных секретах фирме Отэна Карта. Он был в достаточной степени
осведомлен об изысканиях института Ченснеппа, и только одна лаборатория,
вернее, самая секретная ее часть оставалась для него неприступной. В
отличие от остальных ею руководил не химик, а известный биолог Асквит,
работавший с паутоанским ученым Куаном Родбаром. В лаборатории проводились
исследования, связанные с загадкой древнего Паутоо, однако какие именно -
оставалось тайной.
В лабораторию Асквита проникнуть не удавалось. Несколько человек,
работавших с Родбаром, - почти все паутоанцы - были совершенно неподкупны.
Сам Родбар вел странный, отшельнический образ жизни. Паутоанец, сын одного
из богатейших плантаторов Тансея, он юношей приехал в метрополию, закончил
колледж и продолжил образование в Англии. По окончании Кембриджа вернулся
в метрополию и вскоре получил место на кафедре столичного университета -
тогда это был единственный профессор паутоанец. Несколько лет назад он
встретился с профессором Асквитом, который в это время уже занимался
силициевой проблемой. Асквит предложил Куану Родбару сотрудничество;
Родбар согласился, оставил университет и обосновался в институте
Ченснеппа, в Таркоре. Больше о прошлом, о связях, семье и привязанностях
Родбара почти ничего не удавалось узнать. Замкнутый по натуре, одержимый
какой-то целиком охватившей его идеей, биолог, как моллюск в раковину,
ушел за крепкие стены секретной ченснепповской лаборатории, где не только
работал, но и жил.
- Чего же добивается Отэн Карт? - спросил я у Юсгора. - Видимо, ему не
дают покоя лавры Нума Ченснеппа? Он что, и у себя намерен организовать
такую же таинственную лабораторию, предложив руководство вам?
- Интересно, - подхватил Мурзаров, - кажется, в метрополии стало модным
поручать руководство подобными лабораториями ученым-паутоанцам. Там -
Родбар, у Карта - Юсгор.
- Нет, дело, конечно, не в моде. Карт позволил себе роскошь быть
откровенным. Он считал, что мне, как паутоанцу, да еще знакомому с
профессором Куаном Родбаром, легче будет устроиться в Таркоре. Ну и если я
проникну туда, то... то я должен буду информировать концерн Карта о
работах, ведущихся в секретном отделении лаборатории Асквита - Родбара.
- Каков наглец!
- Я ему так и заявил.
- И он приказал вас вышвырнуть из своего сугубо абстрактного кабинета.
- Ничуть. Кнопку он действительно нажал, в кабинете появился его личный
секретарь, принесший лед и виски. Вот тут-то Отэн Карт стал обольщать
меня, предлагая условия такие, от которых, как он полагал, отказаться
немыслимо. Разумеется, я отказался и от виски, и от "сказочного"
вознаграждения за подлость. Тогда он довольно ловко все обернул в шутку,
однако сумму уменьшил вдвое и предложил работать у него в лаборатории. Я
сказал Карту, что не покину университет в Макими. Карт по-прежнему любезно
пытался объяснить мне разницу между возможностями Паутоанского
университета и теми, которые будут созданы для меня его концерном.
- Что же вы ему ответили?
- Индонезийской пословицей: "Пусть на чужбине идет дождь золотой, а у
нас каменный, все равно на родине лучше". Карт понял меня и поубавил
любезность. Теперь, вероятно, я нажил себе сильного и злобного врага.
- Вас это очень огорчает?
- Как вам сказать, Ханан Борисович?.. Скорее, вызывает озабоченность.
Наше положение сложно и трудно. Мы, правда, никогда с вами не заблуждались
на этот счет. Но знаете, при всех трудностях и сравнительно небольших
силах не хватало нам только борьбы с Картом да, пожалуй, еще и с
Ченснеппом. Но надо признаться, огорчает меня другое. Подлость врага - это
полбеды, а вот то, что я не сумел удержать друга от явно
недобропорядочного поступка, - вот это уже беда! Худжуб оставил нас и
поступил на работу к Ченснеппу.
- Худжуб?
- Да, представьте себе. В столице метрополии Западного Паутоо он успел
разведать больше, чем вся сыскная система Отэна Карта. В Таркоре, у
Ченснеппа, профессор Куан Родбар работает с зародышами, найденными
Вудрумом.
- Этого не может быть!
- Юсгор, надо думать, Худжуб ошибся. Вероятно, его ввели в заблуждение.
Вы рассказали ему о наших изысканиях в Ленинграде?
- Разумеется. Я показал Худжубу добытые нами документы, фотокопию
завещания. Это его не убедило. Он продолжал настаивать на своем.
- И все же Худжуб ошибается. Как могли попасть зародыши в Европу?
Давайте, друзья, обсудим. - Мурзаров положил свой большой блокнот на стол
и стал в колонку, нумеруя, записывать высказываемые соображения по
порядку. Проку в этом было мало. Просто Ханан Борисович несколько
успокаивался, когда вооруженная пером его рука привычно бегала по листу
бумаги. Мы перебирали все варианты, так и не найдя ни в одном путь к
разгадке.
- Юсгор, а что вам известно о судьбе Шираста? Не тянется ли ниточка от
него?
- Шираст? Его постигла участь всех остальных членов вудрумовской
экспедиции. Только несколько позже. Яду досталось ему, видимо, поменьше.
Он успел все же добраться до Макими. Заболел и умер он уже там, в
городской больнице.
- Значит, он... Впрочем, он ничего не мог. У него была коробка с
обломками, подсунутыми Шорпачевым, и Золотая Ладья. Он ничего не мог знать
о намерении Вудрума запрятать зародыши в тайник.
- Совершенно верно, Алеша. Материалы экспедиции, отчеты о ней после
смерти Шираста действительно попали Гуну Ченснеппу, их унаследовал Нум
Ченснепп, но о тайнике с зародышами упоминается только в завещании
Вудрума, содержание которого знали мы, и никто больше.
Тропический ливень не утихал. Удары грома время от времени сотрясали
все вокруг, молнии прорезывали тяжелые тучи, нависшие над Макими.
Опустился живой серый занавес дождя. Из окон коттеджа уже не стало видно
университетских зданий, так приветливо белевших в утренних лучах. Высокие
гибкие пальмы, теряя крупные вайи, раскачивались из стороны в сторону,
будто стараясь вынырнуть из сплошного потока. Потемнело, и Юсгор включил
настольную лампу. Стало душно. Думалось трудно... Потратить столько сил,
средств и времени, с огромным трудом добыть адрес тайника, приехать сюда и
вдруг... Неужели каким-то невероятным образом кто-то смог все же добраться
до тайника, не зная его описания? Это казалось невозможным. Как могли
узнать о нем, найти его? Ведь это было не легче, чем найти песчинку,
оброненную на многокилометровом пляже. В тропической глуши, в местах, где
сотни лет не появляется человек, среди диких скал, увитых буйной
растительностью, разыскать выдолбленную в камне лунку со спрятанной в ней
горсточкой зерен? Нет, нет, не верилось...
- Юсгор, - прервал молчание Мурзаров, - а что вам известно о намерениях
Худжуба?
- Я рассказал Худжубу о наших планах, однако он не согласился с ними.
Бунтарь, человек нетерпеливый, он не разделял нашу тактику, назвал все
наши намерения блужданием в потемках и мелкой возней. Он жаждет
деятельности, свершений немедленных, действий рискованных и впечатляющих.
Когда я передал ему разговор с Отэном Картом, он решил сам проникнуть к
Родбару.
- Ого!
- Да, мои уговоры не помогли. Худжуб настаивал на своем. Я не мог
одобрить его намерения тайно проникнуть к Родбару, мне противны такие
методы. Все это и привело к разрыву наших давних и очень теплых отношений.
- Это прискорбно, конечно, но все же у меня не выходит из головы мысль:
что же стало с зародышами? - недоумевал Ханан Борисович.
- Вчера вечером, после того как я отвез вас сюда, в коттедж, я встречал
еще один самолет. Он прилетел из метрополии Западного Паутоо. Мне передали
записку.
- От Худжуба?
- Да. Вот она.
Записка была короткой:
"Юсгор!
Я был прав. Действовать нужно решительно, а если потребуется, то и
проникать в логово врага.
Зародыши у Родбара!
Худжуб".
Так неожиданно усложнилась наша и без того нелегкая задача. Неужели
вопреки последней воле Вудрума зародыши, добытые и распознанные ценой
таких невероятных трудов и жертв, попали в ненадежные руки? Что происходит
с ними в таинственных лабораториях Таркора?.. А если профессору Родбару
удастся их оживить? Такое предположение больше пугало, чем радовало. С
новой силой нахлынули тревожные соображения о судьбе силициевой жизни и о
силе, вероятно таящейся в зародышах. Больше всего хотелось думать, что
экспансивный Худжуб ошибся. Впрочем, все эти раздумья и сомнения не мешали
нам продолжать начатое.
В Паутоанском университете закончилось строительство и оборудование
комплекса новых лабораторий, выполняемого по проекту и под руководством
советских специалистов, и наша группа разместилась в превосходных
помещениях.
Сомнения сомнениями, а поход к тайнику с зародышами и к Верхнему Храму,
где, по данным экспедиции Вудрума, находились Сиреневые Кристаллы, мы
готовили.
Все шире разворачивались работы по исследованию куска метеорита, теперь
уже получившего официальное название Себарао. Мы предполагали, что
оплавленная оболочка его заключала в себе зачатки _двух_ форм силициевой
жизни. Одна из них, возможно, таилась в зародышах, спрятанных Вудрумом, а
другая, простейшая, судя по легенде о Рокомо и Лавуме, начала стихийно
проявлять себя еще в древности. Освобожденная из метеорита ударом,
нанесенным Рокомо, и, быть может, под влиянием электрических разрядов
бушевавшей в то время грозы, эта форма воспрянула к жизни. Найдя
благоприятные условия - большое количество веществ, содержащих силиций,
являющийся для нее питательной средой, она стала бурно развиваться. Эта
низшая форма, вероятно, представляла собой нечто вроде подвижной плазмы,
чрезвычайно реакционно способной, как многие другие известные на Земле
соединения силиция, а также крайне ядовитой: она мгновенно убивала все
живое (смерть Рокомо и Лавумы!). Углеродистые вещества - земные растения и
животные - являлись как бы ферментами для силициевой жизни. Она стремилась
распространиться главным образом в живых существах, заполняя их, проникая
во все клетки тканей, силицируя их. Но в природе все построено на борьбе
противоположных сил. Находятся благоприятные условия для развития той или
иной формы жизни, но и возникают условия, ее угнетающие. Такими и были
дымы фимиама Раомара. Как силициевая плазма, будучи ядовитой для
углеродистых существ, мгновенно убивала их, так и вещества, содержащиеся в
смолах, сжигаемых в курильницах древнего храма, оказались губительными для
силициевой плазмы. Это и помогло древним паутоанцам приостановить
дальнейшее развитие чужеродной жизни в растениях, которыми она успевала
овладеть, и плазма окаменевала в них. Таким образом, сугубо эмпирически
был найден в древности способ созидания.
Конечно, это была только рабочая гипотеза, но она довольно быстро
завоевала среди ученых университета право гражданства.
К нашим работам отнеслись в Макими трезво, сочувственно, и все, кто
только имел возможность, старались помочь нам.
Теперь принято в широкой печати замалчивать роль Паутоанского
университета и значение открытия, сделанного Вудрумом. Я считаю совершенно
необходимым объективно, приводя имеющийся у меня фактический материал,
обрисовать обстановку, в которой были достигнуты первые успехи в решении
задачи, вскоре взбудоражившей весь мир. Нельзя забывать и о том, что
первые практические шаги были начаты в Макими, первые результаты были
получены в университете Восточного Паутоо, а не в Таркоре. Больше того,
благодаря этим успехам лаборатория в Таркоре смогла осуществить то, что
она осуществила.
Итак, начали мы с того, что условно назвали низшей формой силициевой
жизни. Это она, бушевавшая в священной роще храма Небесного Гостя в виде
"пены гнева", при ударе Рокомо возникла из органических включений,
обнаруженных нами при микроскопическом исследовании метеорита Себарао.
Вероятно, условий, которые были достаточными для стимуляции низшей формы,
не хватило для зародышей, обнаруженных Вудрумом, и они остались такими же,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг