музыка, на мой взгляд, не несет информации. Она подхлестывает, обостряет,
дает наслаждение. Не всем, к сожалению. Вот и я воспринимаю ее как
излишний-шум.
- Крэл!
- Это стыдно?
- Нет, почему же, просто очень печально, если это так.
- Да, я понимаю, иногда огорчаюсь, но что поделаешь. Для меня,
например, игра цветов, переливы красок, удачное сочетание их, восприятие
какого-то яркого пятна или порой спокойного сплошного фона доставляют ни с
чем не сравнимую радость. Наверно, такую, как многим музыка. Но ведь
дальтоники не различают цветов, мир они видят серым, они лишены того, чего
не лишен я. А я - я дальтоник в музыке, если можно так выразиться.
- И все же ты хочешь попасть к Койфу?
- Да.
- Прости меня, зачем?
- Говорят, там иногда выступает скрипач, умеющий очаровать слушателей
или взбесить их своей дьявольской игрой.
- Ах, ты вот о чем! Послушай, Крэл, расскажи мне, откуда ты узнал, ведь
Койф держит в секрете все это? Скрипач и в самом деле поражает слушателей
своими импровизациями и, в отличие от всех выступающих у Койфа, не
стремится к славе. Больше того, никто не видел скрипача, никому кроме
самого Койфа, разумеется, он не известен.
- Это он!
- Кто?
- Ваматр.
Крэл доверился другу отца, рассказал ему о приключениях, пережитых в
последние месяцы, и старый врач не остался в долгу:
- Признаюсь, Крэл, мне удалось послушать его. Не могу понять, в чем
чудо. Может быть, он принимает какие-то подстегивающие средства, ведь я
вижу, превосходно понимаю, что никакой особенной техники исполнения у него
нет.
- Думаю, не в стимуляторах дело. Вспомните, что я вам рассказал о жене
Нолана - Эльде Нолан.
- Ты считаешь, Ваматр притаскивает к Койфу своих... Как они называются?
- Протоксенусы.
- Черт знает что! Это уже преступление.
- Ваматр способен и на преступление. Так, по крайней мере, думает
Нолан. Однако Ваматр хитер, умен и рисковать излишне не станет.
- Как огорчен был бы отец, Крэл.
- Чем именно?
- Меня страшит вся эта история, и особенно неприятно то, как ты,
человек честный, порядочный и не глупый, по-доброму отзываешься о Нолане.
- Он много значит для меня.
- Ты же сам рассказывал, что фактически из-за него замучили до смерти
Лейжа. Мерзость, какая мерзость! Мой мальчик, держись подальше от этого
безобразия.
- О, нет! Я только и стремлюсь к тому, чтобы попасть в самый центр
сражения. А для этого мне нужно разыскать Ваматра.
- А если, упаси боже, и тебя постигнет участь Лейжа?
- Пусть!
- Опять Венера?
- Вы все помните.
- Я очень люблю тебя, парень, и очень боюсь за тебя. Умирая, твой отец
просил, - да зачем было просить, я сам готов был к этому, - просил
помогать тебе. А ты вот отдалился от меня, совсем редко бываешь у нас. Я
не знаю теперь, чем ты живешь, чем занят, и не могу помочь тебе.
- Можете, ну конечно, можете! Скажите, как попасть на концерт Ваматра?
- Ты упрям по-прежнему.
- Я настойчив. Объясните мне, в чем тут трудность? Это стоит больших
денег, я знаю, но ведь деньги, в конце концов, можно раздобыть.
- Не только в деньгах дело. Стоимость билета прямо-таки баснословна,
это правда, однако кроме денег нужно разрешение самого Койфа. Пускает он
по выбору. Мне билет исхлопотал профессор Йоргенсон. Ты понимаешь, он
ученый с мировым именем, и, вероятно, Койф не мог ему отказать. Ну, так
вот, Йоргенсон собрал деньги среди тех ученых, которые хотели узнать, в
чем секрет таинственного импровизатора. Меня, как врача-психиатра и
любителя музыки, попросили дать свое заключение. Должен признаться: Я
потерпел фиаско. Я сам поддался очарованию, сидел, не понимая, что со мной
происходит, слушал, отдавшись потокам звуков, игре, возбуждающей так, как
не возбуждает ничто на свете. Смутно я понимал, что задание ученых
выполняю отвратительно, но, признаться, просто не владел собой. Оставалась
только надежда на микромагнитофон.
- Он был с вами?
- Им меня снабдил профессор Йоргенсон. Записывать музыку не разрешено -
это главное условие посещения концертов чудо-скрипача. Мы хотели нарушить
запрет, сделать все же запись и затем изучить ее в лабораториях, однако из
этого ничего не получилось. Когда я выходил из зала, а выход там устроен
таким образом, что надо пройти шагов десять по довольно узкому коридору,
меня задержал распорядитель.
- Да как он смел!
- О, он был очень предупредителен, вежлив. Он сказал, что я напрасно
старался воспользоваться магнитофоном. Он очень сожалеет, но впредь
господин Койф не будет иметь возможности приглашать меня. Было стыдно,
очень стыдно.
- Ерунда, вы действовали в интересах науки. А магнитофон?
- У них все предусмотрено. Вероятно, проходя коридором, мы все попадали
в мощное магнитное поле. Запись оказалась стертой.
- Я попытаюсь сделать проверку иного рода.
- Ты?
- Да. Магнитная запись - это примитивно. Она ничего не даст. Убежден,
здесь дело не в каком-то необыкновенном исполнении. Музыка может оказаться
заурядной, а на публику влияют протоксенусы. Вот это и надо проверить.
Если это протоксенусы, то происходит взаимное возбуждение. Эти твари,
только заслышав скрипку Ваматра, начинают влиять на людей. Влияют они и на
него, конечно. Он даровит, талант у него есть, это несомненно, однако без
протоксенусов сила его искусства была бы не большей, чем в кабачке
Марандини, а у Койфа собирается изысканная, избранная и, главное, очень
искушенная публика. Уверен, здесь все дело в протоксенусах.
- И ты можешь это проверить?
- Пожалуй.
- Эх, если бы вместо меня Йоргенсон в свое время направил туда тебя!
Теперь у Йоргенсона ничего не выйдет. В глазах Койфа он скомпрометирован.
- У меня в запасе Марандини.
- Не понимаю.
Крэл рассказал врачу о встречах с кабатчиком, любителем шахмат, и
закончил:
- Надеюсь, в конверте с силуэтом скрипача пригласительный билет.
- Я получил билет не в таком конверте.
- Будем считать, что Койф не придерживается стандарта.
- А откуда у кабатчика билет?
- Кто его знает, может быть, Марандини в трудное время помог Ваматру, и
Ваматр, зная любовь итальянца к музыке, отблагодарил его, прислав билет.
Выиграть, только бы выиграть у Марандини партию. Одну!
И Крэл выиграл.
В конверте с черным силуэтом скрипача, как и надеялся Крэл, лежал
пригласительный билет. Впервые за последнее время Крэл ощутил радостный
прилив сил, бодрость, и, если бы не тупая боль в предреберье, постоянная,
мучительная, настроение было бы просто великолепным. Теперь самым трудным
представлялось прожить оставшиеся до концерта дни. Крэл не строил каких-то
определенных планов, полагаясь на случай, находчивость, удачу. Несомненным
было одно - надо выследить Ваматра, попытаться узнать, где он притаился.
День, на который намечалось выступление, Крэл провел в гараже. Свой
спортивный "дисмен", не новый, однако вполне еще приличный, он подготовил
тщательно, любовно и мог рассчитывать, что, если потребуется, то машина не
подведет.
Возле особняка Койфа Крэл прохаживался уже не раз, изучая расположение,
запоминая все входы. Главный подъезд вызывал чувство досады, а то и
раздражения - за зеркальными стеклами двери всегда виднелись фигуры двух
монументальных швейцаров. В такой дом запросто не попадешь. Но теперь,
теперь он имел пригласительный билет.
Предстояло толково распорядиться им. Насколько Крэл мог понять, в доме
кроме парадного входа была небольшая калитка, ведущая в переулок. Очень
важно было догадаться, где остановится автомобиль Ваматра, через какую
дверь он выйдет после концерта. Хорошо уже и то, что выходов только два, а
не больше, но и с двумя справиться не так просто. Лучше всего поставить
"дисмен" на углу переулка и малолюдной фешенебельной Товмид.
Пожалуй, Крэл впервые почувствовал, как трудно действовать в одиночку.
Друзья? На поверку оказалось, что у него нет ни одного друга. Преданного,
такого, который поймет и будет готов к испытаниям. Неужели самой близкой
была Инса?.. Но она там, по ту сторону невидимой черты, и борьбу придется
вести не вместе с ней, а против нее, против людей, ей близких. Кто же, кто
согласится помочь?.. Как много, оказывается, есть людей, которым нет
никакого дела до других. Вероятно, поэтому так приятно было теплое участие
Нолана, поэтому так радостно было чувствовать его ласковую и твердую
руку... А Нолан с собой не взял. Ну, ничего, есть еще силы для борьбы.
Мало сил, но если их собрать для удара, может хватит. Сражение начинать
надо.
Затруднения в тот вечер начались сразу. Крэл еще запирал свой "дисмен",
а к нему уже подошел полицейский:
- В этом месте оставлять машину нельзя.
- Здесь нет никакого знака!
- Запрещено. На сегодняшний вечер. Вы можете поставить машину возле
сквера Соллей. Прошу вас.
Это сразу нарушило планы Крэла. По окончании концерта он рассчитывал,
забравшись в автомобиль, наблюдать за особняком, стараясь не пропустить
появление скрипача, установить, в какую машину он сядет, а потом... потом
двинуться за ним следом. Что должно было произойти дальше. Крэл не
представлял, но он старался не думать об этом. Лишь бы проследить за
Ваматром, лишь бы узнать, где он обитает!
До разговора с полисменом Крэл был спокоен, уверен в успехе, а этот
маленький инцидент вывел его из равновесия, испортил настроение. Оно еще
ухудшилось, как только Крэл очутился в вестибюле. Мимо двух невозмутимых
мощных швейцаров он прошел с чувством большого удовлетворения и тотчас
увидел солидного, приветливо-строгого господина, который попросил
пригласительный билет. На миг стало неловко. От доктора Феллинсена он
знал, насколько затруднен доступ на концерты Ваматра, и его не переставали
мучать сомнения - нет ли чего-то недостойного во всей этой истории с
билетом, полученным от кабатчика.
Однако билет оказался настоящим. Крэл успокоился, но не надолго.
Встретивший его господин с легким поклоном возвратил билет и
проинструктировал:
- Теперь наденьте, пожалуйста, полумаску, и вас проводят в концертный
зал.
- Простите, я не совсем понимаю. Маску?
- Как, разве сеньор Марандини не предупредил вас? Впрочем... -
распорядитель осекся и кивком головы подозвал лакея. - Проводите господина
Крэла к мадам Деком. Вам сейчас дадут полумаску, господин Крэл, и тогда -
милости просим.
Крэл почувствовал, как от волнения у него горят щеки. Что все это
значит? Распорядитель знает его имя, знает, что билет получен от
Марандини. Следовательно, все это подстроено. Дурацкая игра в шахматы, но
итальянец и в самом деле играет превосходно: сколько сыгранных партий в
кабачке!.. Может быть, и проиграл Марандини только тогда, когда получил
команду - "проиграй!"
Концертный зал, небольшой, уютный, освещен мягким притушенным светом.
Посетители приходят не парами, как это чаще всего бывает, а поодиночке.
Все в масках. Одинаковых, сделанных из серебристого шелка, скрывающих
лица. Женщин больше, чем мужчин. Все одеты скромно, не видно
драгоценностей, украшений. Преобладают темные, спокойные тона платьев. Не
чувствуется оживления, обычного перед Концертом, не слышно разговоров,
смеха.
Кресла в зале стоят не рядами, а в беспорядке. Некоторые у маленьких
столиков с напитками и фруктами, некоторые в нишах. Каждый входящий в зал
выбирает себе место по вкусу, кое-кто переставляет кресло по нескольку
раз, приноравливаясь, как удобнее расположиться, а кое-кто удаляется за
тяжелые серо-стальные драпировки. Изучая, куда же он попал, Крэл настолько
был поглощен желанием не показаться уж очень чужим в этом зале, что не
сразу обратил внимание на эстраду, затянутую серебристым полотном -
экраном. Создавалось впечатление, будто в зал собрались знатоки и ценители
киноискусства на просмотр какого-то нового фильма.
Крэл все еще переходил от кресла к креслу, нигде не решаясь устроиться,
когда свет стал постепенно меркнуть. Распорядитель появился возле Крэла
внезапно. Поклонившись, он молча, но очень настойчиво пригласил его занять
место. Крэлу ничего не оставалось, как сесть в предложенное кресло, хотя
ему почему-то казалось, что именно это место не самое удобное.
Свет потух. На несколько секунд зал погрузился во тьму, а затем экран
загорелся ярким серебряным светом.
Когда именно появился черный силуэт скрипача, Крэл не уловил,
оглушенный взрывом аплодисментов.
"Ну, сейчас начнется".
Началось все так, как Крэл и предполагал: импровизация, исполняемая без
аккомпанемента, не произвела на него никакого впечатления. Вернее, такое,
какое всегда оказывала музыка. Первоначально подобие интереса к новому,
затем напряженное ожидание чего-то, что должно оправдать потерю времени,
наконец, скука, откровенная скука и разочарование. Крэл слушал не слыша.
Звуки воспринимались без волнения, не рождали образов. Мысль, не
подавляемая эмоциями, продолжала работать четко. Думалось о Нолане,
вспоминался его рассказ о кошмарной ночи, о скрипке и протоксенусах,
погубивших Эльду и Бичета. А в то время, когда зал опять разразился
овацией, Крэл, ничем не удивленный, деловито потрогал карман, проверяя, на
месте ли захваченные с собою кюветы с индикатором.
Силуэт кланялся. Долго. Уж очень, как показалось Крэлу, усердно
благодаря за оказанный прием. Молод был скрипач или стар - не разобрать.
Гибкий, затянутый во фрак, он кланялся и кланялся. Всем корпусом или
только головой, отрывисто, резко, и тогда создавалось впечатление, что
силуэт на миг остается без головы. Крэл не понимал, почему так неистово
аплодируют, и вяло подумал: "Вероятно, авансом, в ожидании чуда, из-за
которого и пришли сюда".
Каким оно будет, "чудо"?
Силуэт перестал кланяться, и зал, как по команде, затих. Тишина стояла
столь же глубокая, как и тьма, предшествовавшая концерту. Как во тьме,
вспыхнул ослепительный экран, так и в тишину вдруг хлынул водопад звуков.
Скрипка летала в руках мастера, и Крэл поймал себя на том, что стал
внимательней, уже ищет нечто показавшееся странным, необычным в
исполнении. Он еще способен был отметить, что не развлекает себя
посторонними мыслями, пренебрегая музыкой, но уже не мог сосредоточиться
на какой-то определенной теме. Это стало раздражать. Крэл не пил главным
образом потому, что не любил терять контроль над собой. Ясная голова,
только ясная голова! Если алкоголь затуманивает голову, к черту алкоголь!
Ни рюмки лишней, если мысль перестает быть трезвой.
Какую вещь он исполняет? Знакомую, несомненно слышанную когда-то, и,
пожалуй, даже не раз, но какую именно? Крэл не знал. Обычно эта вещь не
вызывала в нем никаких эмоций, воспринималась, как адресованная тем, кто
любит подобную музыку, а сейчас почему-то начинала волновать. Не
поддаваться! Надо думать о чем-то хорошо известном, простом, нужном,
обыденном. Следует попробовать, например, считать в уме. Еще лучше
прикинуть, повысит ли облученный препарат КЛ уровень клеточной
возбудимости, облегчит ли этим самым передачу нервных импульсов с нейрона
на нейрон... С нейрона на нейрон... Какие нейроны? Зачем?..
А действительно, зачем? Это короткое слово принесло облегчение. Зачем,
стоит ли противиться наплыву неизведанного, достающегося людям до обидного
редко? Ведь хорошо! Вот сейчас, сию минуту хорошо, и пусть, пусть потом
придут сомнения, огорчения, разочарование, пусть. А в эти мгновения
хочется вбирать, всем телом впитывать даваемое музыкой наслаждение...
Музыкой? Музыки Крэл не слышал. Он ощущал ее воздействие, но не
воспринимал звуков, словно эмоциональные посылки, минуя слуховые центры,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг