Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
нельзя... Новое обострение, опять клиники..."
   - Случается, я не узнаю клиента.  Садился  в  кресло  один  человек,  а
встает совсем другой. И это не только внешне.  Человек  стал  красивее  и,
конечно, радуется. А радость - о как ее  недостает  нам!  -  радость  дают
поэты, музыканты и... Особенно музыканты. Мне  не  по  средствам  посещать
хорошие концерты. Можно компресс? Спасибо. А теперь я  и  вовсе  не  хожу.
После того, как услышал скрипача в кабачке Марандини...
   Крэл вырвался из-под компресса.
   - Горячо? Боже мой, да ведь я так могу  испортить  всю  работу!  У  вас
бледное лицо, и я хотел...
   - Оставьте компресс в покое. Что вы сказали о скрипаче? - Крэл  сдернул
покрывало и повернулся к парикмахеру. - Расскажите о нем.
   - Ах, какой скрипач! Я слушал его только  один  раз.  Один-единственный
раз мне довелось испытать ни  с  чем  не  сравнимое  блаженство.  Я  готов
продать все свои бритвы, только бы снова повторилось то, что было тогда. У
Марандини. Странно, итальянец - а они все любят музыку - и так обошелся со
скрипачом. Публика, видите ли, не поняла маэстро, забросала помидорами,  и
Марандини, боясь потерять своих постоянных посетителей, не стал приглашать
его. Дьявольская музыка. Ничего не может быть сильнее.
   - Где найти этого скрипача, как его увидеть?
   - Вы тоже хотите послушать? Боюсь вас разочаровать. Он  не  всем  может
прийтись по душе. Впрочем, как знать, вы,  кажется,  способны  чувствовать
тонко, обостренно... И  вместе  с  тем  послушать  его...  Нет,  не  знаю.
Разыскать? Он исчез. Больше не появляется у Марандини.
   - А как найти кабачок, вы знаете?
   - Ну разумеется. Я ведь живу в Родеге.  Это  не  самый  комфортабельный
район столицы, должен признаться, но что поделаешь,  заработки  теперь  не
те.
   Крэл записал адрес, щедро расплатился с мастером и поспешил уйти.


   К Марандини он попал только вечером. В сутолоке,  в  чаду,  в  табачном
дыму он едва разглядел итальянца, ловко действовавшего  за  стойкой.  Гам,
разноголосица, ругань. Дышать стало, совсем  трудно,  и  Крэл  понял,  что
поговорить с Марандини спокойно, не спеша, не рискуя  насторожить  его,  в
этот день не удастся.
   Из подвала он выбрался на свежий  воздух  и  медленно  побрел  вверх  к
площади Олинор. Как точно все описал Нолан. Здесь и в самом деле  граница,
последний рубеж. Площадь залита светом, сияют  рекламы,  снуют  автомобили
тех марок, которые никогда  не  сворачивают  в  мрачные  переулки  Родега.
Чувство облегчения, как только остались позади подозрительные  трущобы,  и
тут же мысль о собственной слабости. Надо быть сильнее, а то окажется прав
Нолан... Может  быть,  спуститься  еще  раз,  подождать,  пока  разойдутся
завсегдатаи и, улучив  момент,  заговорить  с  угрюмым,  похоже,  свирепым
итальянцем? Нет, пожалуй, лучше потом, утром...
   Утром  в  кабачке  было  тихо,  пусто.  Тяжкий  ночной  дух  так  и  не
выветрился, но дышалось немного легче, чем накануне вечером, а главное, не
было пьяной толпы, которую Крэл не переносил. Он рассчитывал даже в ранний
час  застать  в  кабачке  посетителей,  устроиться  за  дальним  столиком,
незаметно понаблюдать за хозяином, и потом  уже  решить,  с  чего  начать.
Однако посетителей в подвальчике не было.
   Марандини, теперь он не казался таким свирепым, играл в шахматы.  Доска
лежала на высокой стойке. Итальянец сделал ход  белыми,  не  спеша  обошел
стойку и взялся за черную ладью.
   - Я бы пошел не так, - заметил Крэл.
   Марандини, даже не взглянул на советчика, оставил черную фигуру,  молча
побрел вокруг стойки и склонился над полем белых.
   - Ну!
   Кабатчик был неразговорчив  и  партию  у  Крэла,  считавшегося  сильным
шахматистом,  выиграл  запросто.  В  двух  следующих  кабатчику   пришлось
потруднее, но и они не  принесли  успеха  Крэлу.  Убирая  шахматы,  хозяин
бросил:
   - Продолжим завтра.
   - Собственно, я не собирался...
   - Когда такие вот, - Марандини глянул исподлобья на Крэла, -  забредают
сюда, то это неспроста.
   - Ничего особенного,  Марандини,  я  только  хотел  спросить  у  вас  о
скрипаче, который как-то играл здесь.
   - Много их у меня перебывало.
   -  Тот,  о  ком  я  спрашиваю,  говорят,  играл  так,  что  забыть  его
невозможно.
   - А, понимаю, о ком вы. Значит, хотите разыскать?
   - Да.
   - Месть? Женщина?
   Крэл  поморщился.  Простой  вопрос  о  скрипаче   осложнялся.   Неужели
Марандини знает о Ваматре не только как о музыканте?
   - Впрочем, это ваше дело, - так и не дождался ответа кабатчик, - однако
учтите, у Марандини ни один шпик еще ничего не выведал  о  людях,  которые
здесь едят, пьют или играют на любом инструменте. Понятно? Ну а скрипач...
   - Расскажите о нем! - попросил Крэл.
   - Единственное, что никогда не подводило нас, итальянцев, это любовь  к
музыке и вера в чудеса. Да,  это  чудо...  Его  действительно  забрасывали
помидорами, но и плакали. Играл он дьявольски хорошо. Это говорю вам  я  -
Марандини!
   - Мне нужно, поверьте, очень нужно послушать его.
   В темных глазах итальянца, не злых, но страшноватых, таких, с  которыми
встречаться взглядом тяжело, промелькнула настороженность.
   - Чуда хочешь?
   И вдруг он подобрел:
   - Выиграешь у меня партию, пусть одну - будет тебе чудо.


   Инсу он больше не видел. Три вечера прождал  ее  на  станции,  провожая
жадными глазами автобусы, уходящие в Рови, а на четвертый поехал туда сам.
Впервые он засветло подошел к домику, увитому глициниями. Дышалось  легко.
Не мучала одышка, особенно донимавшая в прокуренном,  пропитанном  винными
парами подвальчике. "Надо ездить в горы,  иначе  пропаду.  Опять  начнется
обострение, опять рентгенотерапия, переливание. Чаще, чаще нужно приезжать
сюда".
   Давно не было так хорошо на душе. "Це-ли-тель-ные го-ры, це-ли-тель-ные
го-ры", - отбивал он шаг и вдруг остановился. Горы? Нет, что лукавить,  не
только  горы,  но  и  радость  предчувствия  встречи.  Теперь  он  зашагал
медленней. Почему так тянет к  ней?  Ну  что  в  ней  особенного?  Ничего.
Ничего, кроме самого  главного  -  ни  с  кем  не  было  так  хорошо,  так
безмятежно и счастливо.
   В домике с глициниями Инсы не оказалось.
   Открыла  пожилая  женщина  и,  стоя  в  дверях,  нахмурясь,   удивленно
переспросила:
   - Инса, с канатной? Никогда не жила такая.
   - Да я же сам...
   Крэл осекся...
   - Ах, так это вы с ней приходили? Только не Инсой она звалась. Да и  не
жила здесь... Так, снимала помещение... На всякий случай.  А  на  канатной
фабрике, - женщина поджала  губы,  -  чего  ей  там  делать,  на  канатной
фабрике? Ее каждый раз отсюда на хорошей машине увозили. Только  машина  у
станции поджидала. А нам-то в поселке все известно бывает Вот так-то.
   Крэл пошел, не сказав ни слова. Только на миг  остановился  у  калитки,
где он впервые по-настоящему понял, как ему нужна Инса.
   А дверь в доме еще не захлопнулась:
   - Может, и вам снять помещение требуется? Так, на всякий случай.
   Крэл почти бегом пустился к станции.
   Казалось, никогда больше не захочется увидеть ее, не  захочется  ничего
узнать о ней, но в тот же вечер,  только-только  возвратясь  из  Рови,  он
опустил руку в почтовый ящик, нащупал конверт, и первой  мыслью  было:  "А
вдруг от Инсы?" Тут же, правда,  он  обругал  себя,  постарался  обозлить,
восстановить себя против нее, но это получилось у него не очень удачно.
   Письмо было не от Инсы, однако касалось и  ее.  Оно  не  прошло  почту.
Видимо, кто-то из людей Нолана бросил его в ящик.  Даже  в  таком  письме,
которое походило на  донос,  Нолан,  как  всегда,  был  изысканно  вежлив,
заботлив  и  предостерегал  Крэла,  намекая,   что   Ваматр   не   простит
вмешательства в его дела. Заканчивал Нолан добрыми пожеланиями здоровья  -
"Опять он о моем здоровье! Вот почему не взял", - и далее всего  несколько
слов: "Инса свой человек в лаборатории Ваматра. Это проверено".
   Очень все противно. Слежка,  доносы,  ложь,  притворство.  Притворялась
Инса. А если нет?.. Сделано открытие, но радость убита Ноланом. Пришел  на
помощь домик, увитый глициниями.  Тихий  уголок,  показавшийся  счастливым
прибежищем. Не осталось и этого. Глицинии есть, а Инсы нет... Тоже  Нолан.
Зачем  ему  это?  Заботится,  ограждает  от  Ваматра,  как  будто   боится
повторения истории  с  Лейжем,  любит.  Любит  по-своему,  очень  холодно,
эгоистично. Для себя. Он ничего не сможет поделать с Ваматром, если Ваматр
узнает секрет синтеза фермента.
   А нужно ли что-то делать с Ваматром?  Можно  ли,  только  полагаясь  на
сведения, полученные от Нолана, решать, кто из них прав. Нет, нет, следует
побольше узнать о Ваматре, найти его. Инса у него...  Надо  встретиться  с
ней. Хотя бы один только раз.
   Письмо Нолана не насторожило, а напротив, подзадорило Крэла.  Такой  же
эффект произвело и следующее письмо. В нем, лаконичном, немного суховатом,
очень нолановском, опять содержались предупреждения. Из него  было  видно,
что о каждом шаге Крэла, даже о посещении кабачка Марандини, уже  известно
Нолану. В письмо была вложена фотография Лейжа. Зачем? Как предупреждение,
как острастка? Смотри, каков - красив, молод, силен, и погиб, а ты... Крэл
не любил свою внешность, избегал встречи со своим  лицом  в  зеркале,  но,
получив фотографию Лейжа, потянулся за зеркалом.  Смотрел  на  себя  и  на
Лейжа. Так вот каким Лейж был перед тем, как пойти к Ваматру. Улыбающимся,
радостным, белозубым.  Погиб  страшной  смертью,  уничтожен  бессмысленно,
жестоко.
   Но и улыбка Лейжа не остановила Крэла, скорее  подбодрила.  Из  зеркала
глядело словно чужое лицо, однако не пугающее, чем-то даже обнадеживающее.
И подумалось: "Лейж красив, а вот безвольного изгиба губ у меня нет".
   В юности, когда еще не мучила лейкемия, Крэл мечтал о полете на Венеру.
Именно на Венеру. Ни Луна, ни Марс не привлекали его.  Привлекала  Венера.
Он, как и все его сверстники, отлично знал, что технические  средства  еще
недостаточны, что послать корабль с людьми, сесть на Венере и возвратиться
на Землю еще нельзя, но продолжал мечтать о полете. Мечтал долго,  упорно.
Больше того, он готов был удовлетвориться билетом  "туда"  без  обратного.
Только бы достигнуть, только бы узнать, повидать никем не виданное.  Пусть
даже не  вернуться,  но  долететь  туда!  В  те  дни  расплата  жизнью  не
представлялась чрезмерной, а теперь, когда из-за острого белокровия  жизнь
оказалась ограниченной малым сроком,  Крэл  считал,  что  отдать  ее  надо
подороже, и не страшась. Попасть к  Ваматру!  Смешно  -  человек  согласен
лишиться жизни, но не знает, как именно сунуть голову в петлю.
   И Крэл стал пробовать все, начал  перебирать  все  возможные  варианты,
стремясь проникнуть в тайну энтомолога.
   Присланная Ноланом  фотография  неожиданно  натолкнула  на  новые  пути
поисков: Крэл отправился в институт, в котором  работал  Лейж.  Да,  Аллан
Лейж  уволился.  Да,  года  два   назад.   Куда   уехал?   Говорили,   что
законтрактовался в Африку, похоже, подхватил там тропическую лихорадку. От
нее, вероятно, и умер. А впрочем, никто ничего толком не знал.
   Сведения скудные и малодостоверные, однако посещение института было  не
напрасным - там Крэл узнал, где жил Лейж.
   Хозяйка приняла Крэла приветливо, поверила, что ее посетил друг Аллана.
Гостеприимная старушка  безудержно,  пользуясь  редким  случаем,  болтала,
вспоминая своего постояльца, хвалила его за добрый нрав,  покладистость  и
только  сетовала,  что  в  последние  недели  он  вдруг   увлекся   губной
гармоникой.
   - Я терпелива. С трудом, но переносила эту ужасную музыку - ведь  Аллан
был таким хорошим! - А вот Китти...
   - Ваша квартирантка?
   - Нет, нет, кошечка. Бедняжка, она становилась прямо-таки бешеной, едва
Аллан начинал играть. Посудите сами, каково было мне.  Отказать  Лейжу  от
квартиры из-за  этой  гармоники  или  отказаться  от  любимого  маленького
существа. Ах, как я страдала! Китти до сих пор скрашивает мое одиночество.
Она уже совсем старенькая, а вот Аллан, -  старушка  всплакнула,  -  Аллан
говорят, погиб.
   Крэл насторожился. Исподволь, боясь спугнуть, он стал выспрашивать,  не
знает ли она, когда, где, как это случилось. Старушка ничего не знала. Уже
прощаясь, Крэл спросил, не осталось ли книг Лейжа, каких-нибудь записок.
   - Просто на память о нем.
   - Книг у него было немного, и он их взял с  собой.  А  бумаги...  Перед
отъездом он жег и жег в печурке бумажки. Меня это очень  тревожило,  но  я
себя успокаивала: раз  Аллан  это  делает,  значит,  так  надо.  Вероятно,
необходимо было сжечь все, понимаете - все. Но ему это не удалось. О,  как
я переживала, когда, убирая в  ящике  со  старыми  бумажками  -  счета  из
магазинов, квитанции из прачечной, что у меня может быть еще?  -  я  вдруг
обнаружила листочек, исписанный его рукой. Я храню этот листочек. Не знаю,
может быть, и его следовало сжечь, но я храню. -  Она  закинула  голову  и
посмотрела на Крэла горделиво. - Храню. А если Аллан вдруг вернется,  если
эта записочка ему будет нужна. Очень нужна. Ах, как все это мучительно...
   Теперь мучения начались для Крэла.  Показалось  совершенно  необходимым
прочитать эту записку. Он понимал: старуха - режь ее - не отдаст  бумажку,
и схитрил:
   - А вы уверены, что записка написана Алланом?
   Как важно уметь посеять сомнение. Два года  добрая  старушка  гордилась
своей преданностью, охраняя клочок бумаги, который  может  пригодиться  ее
Аллану, а теперь не смогла ответить на простой вопрос.
   - Я не могу вспомнить, какой у него почерк. В самом  деле,  как  же  он
писал? Пожалуй, я никогда не читала его бумаг,  его  писем.  А  вы  знаете
почерк Лейжа?
   - Ну разумеется, - соврал Крэл. Соврал он по наитию, и  это  получилось
искренне.
   Хозяйка попросила подождать ее немного и ушла  в  свою  комнату.  Минут
через десять она принесла шкатулку.
   Крэл прочел заветную бумажку, вернул ее хозяйке и уверенно заключил:
   - Это не его почерк...
   Теперь Крэл  стал  часто  бывать  у  Марандини,  часами  простаивая  за
стойкой, на которой лежала шахматная доска. С одной стороны  доски  стояла
тарелка с поджаренными фисташками - Марандини после каждого хода отправлял
в рот по зернышку, - с  другой  тарелка,  на  которой  лежал  запечатанный
конверт. Конверт был большой, продолговатый, сделанный из хорошей  бумаги.
На нем был оттиснут силуэт скрипача. Скрипка  летела  вперед.  А  скрипач,
будто и не касаясь земли, наклонялся, весь в  порыве,  весь  в  стремлении
угнаться за летящей скрипкой.
   После каждого хода Крэл украдкой  поглядывал  на  эту  тарелку.  Что  в
конверте? Приз? Марандини по обыкновению молчал.
   - Он и сейчас выступает?
   Кивок головой, ход, зернышко фисташка.
   - Редко?
   - Угу.
   - Где?
   - Да ходите же, черт побери!
   На вопрос "где?" Крэл получил ответ только на другой день.
   - В палаццо Койфа.
   В этот день Крэл доигрывал партию так, словно его непрерывно  хлестали,
и чуть было не выиграл. Узнав, наконец,  хотя  бы  что-то  определенное  -
особняк Койфа, Крэл поспешил начать поиски.
   Он вспомнил о  докторе  Феллинсене,  друге  отца,  большом  любителе  и
знатоке музыки, и отправился к нему.
   - Тебя интересует Койф. Ну  что  сказать,  мой  мальчик,  Койф  богатый
человек, крупный  промышленник,  меценат.  В  его  особняке  действительно
бывают концерты. Для избранных, конечно.  Собираются  у  него  литераторы,
композиторы, актеры. Многие считают за честь выступить на вечере у  Койфа,
многим такое выступление помогает добиться успеха,  известности,  а  то  и
славы. Почему ты спрашиваешь о концертах Койфа? Насколько я помню,  ты  не
унаследовал от отца любви к музыке.
   - Да, отец ничего не мог поделать  со  мной.  Я  всегда,  с  малых  лет
стремился только к одному: узнавать,  впитывать  информацию,  а  музыка...

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг