- Что именно?
- Снять комнату рядом с квартирой Никитина. Это облегчило бы нашу
задачу.
- Это уже сделано, - удовлетворенно улыбнулся Кузнецов. - Капитан
Бобров, как только приехал сюда, нанял комнату у хозяйки Никитина.
- Вот это чудесно! Молодец Петр Алексеевич! Как же ему это удалось?
- Сезон, Иван Алексеевич. Дачный сезон. Хозяйка переехала в летнюю
кухню и с удовольствием пускает дачников. Никитин - ее постоянный жилец.
Им она очень довольна. Не нахвалится: какой, говорит, симпатичный человек.
Работящий, самостоятельный, не пьет и вежливый. По хозяйству много
помогает. Старушка нам с капитаном доверительно рассказывала, что
непременно хочет подыскать Никитину хорошую невесту.
- Заботливая старушка. Не подыскала еще?
- Нет, Иван Алексеевич. Но похоже, что Никитин уже сам нашел себе
девушку.
- Вы с капитаном знаете ее?
- Это Белова, сотрудница спецлаборатории филиала.
Директор филиала института академик Зорин, которого предупредили о
приезде Титова, появился у себя в кабинете раньше обычного.
Кабинет Зорина был одновременно и его личной лабораторией. Кроме
обширного письменного стола, здесь стояло несколько лабораторных столов с
аппаратурой и множество колб и штативов с пробирками. Южная и восточная
стены были почти сплошь застеклены и заставлены легкими этажерками с
аккуратно расставленными на них растениями.
Рабочий день еще не начинался. В помещениях института царила та
особенная тишина, которая располагала к серьезным занятиям. Викентий
Александрович углубился в дела.
Рядом с солидными книжными шкафами стоял сейф. Зорин встал из-за стола
и нажал зеленую кнопку сейфа. Из средней его части выдвинулась маленькая
полочка, туго обтянутая плотной бумажной лентой. Викентий Александрович
расписался на ленте и отправил полочку в сейф. Послышалось ворчание,
щелкание - и полочка с треском выдвинулась снова. Одновременно с этим в
верхней части сейфа замигала красная лампочка и затрещал звонок.
Зорин недоуменно пожал плечами. Внимательно проверив подпись, он
заметил, что расписался не совсем точно.
- Ну, что ты волнуешься? - искоса поглядел академик на мигавшую
лампочку и поморщился от назойливого звонка. - Потише, потише, пожалуйста!
Не шуми. Я сейчас сделаю все как следует.
Викентий Александрович написал свою фамилию четче и опять задвинул
полочку в сейф.
Сейф удовлетворенно щелкнул своим металлическим нутром, и верхняя
массивная дверца плавно растворилась.
- Ну, вот, так бы и давно, - добродушно пробурчал Зорин, - а то
поднимаешь шум на весь корпус из-за какой-то едва заметной черточки! А
впрочем, молодец. Молодец, конечно.
Викентий Александрович вынул объемистую папку с проектом Резниченко,
бережно закрыл дверцу, подмигнул сейфу и направился к письменному столу.
Не меньше, чем история с Никитиным, его беспокоила судьба Резниченко.
Медленно, страницу за страницей просматривал он уже много раз читанную
рукопись. Время от времени он делал на полях пометки и подолгу задумывался
над отдельными местами. К сожалению, ничего! Ни одного мало-мальски
существенного преимущества перед его проектом, который лег в основу
"Защиты 240". Сергей выбрал неверный путь. Каски ничего не могут дать.
Включить их в комплекс "Защиты 240"?.. Бессмысленно. Если бы хоть
что-нибудь, хоть какая-нибудь новая деталь, делающая более совершенной
"Защиту 240". Как бы это было хорошо! С какой радостью он поддержал бы
проект Резниченко! А теперь?
Карандаш выскользнул из пальцев и покатился по полу. Зорин нагнулся за
ним и вдруг почувствовал приступ тошноты. Голова отяжелела, закачалось
кресло, потемнело в глазах.
Он до боли в пальцах сжал подлокотники и крепко сомкнул глаза.
Головокружение понемногу проходило.
"Да-а, стар. Немного позже обычного лег в постель, немного раньше
встал, поволновался, и вот, пожалуйста! Досадно! А ведь надо еще так много
сделать".
Стало как-то тревожно - эта история с Никитиным, и вот сейчас с
Сергеем.
"Да, старею! Ведь с тех пор только, как был построен первый прибор
прошло...
Пожалуй, прибор старше Резниченко. Открытие сделано еще до его
рождения. И уже несколько лет тому назад разработана "Защита 240".
С трудом поднятый с пола карандаш снова выпал из рук Зорина и покатился
прочь от стола, а он и не заметил этого. Рука упала с подлокотника и
бессильно висела так до тех пор, пока луч солнца не приласкал ее своим
теплым прикосновением.
Зорин встрепенулся.
Солнце поднималось все выше и выше. Его лучи пронизывали зелень
растений, и от них на страницы проекта ложились расплывчатые пятна - тени.
Рассматривая их путаный красивый рисунок, Зорин вновь подумал о
Резниченко.
Напрасно он перестал интересоваться растениями, биоксином, а мог бы
сделать многое. Его остроумные и изящно поставленные опыты подтвердили,
что биоксин, безусловно, можно использовать практически.
Несколько лет тому назад Резниченко с группой молодых ученых открыл
биоксин - вещество, влияющее на развитие растений более интенсивно, чем
все известные до сих пор стимуляторы роста.
Внедрение этого нового вещества в сельскохозяйственную практику
открывало огромные перспективы. Вот Бродовский... Молодец Михаил
Николаевич! Он понимает, чего можно достичь при помощи биоксина. Работает
с ним настойчиво, с Душой. А ведь трудно ему - радиофизик.
А Резниченко теперь целиком захвачен продвижением своего проекта защиты
от электромагнитной агрессии... Что это? Желание блеснуть? Желание
крикнуть на весь мир: я, Резниченко, первый предложил защитные каски. Чуть
ли не спаситель цивилизации. Эх, тяжело ему будет, а ведь сказать ему о
существовании "Защиты 240" - нельзя.
Зорин быстро, не глядя, перелистал последние страницы проекта.
"Как изменился Резниченко за последнее время! И изменился, нужно
сказать, в худшую сторону. Огонек карьеризма всегда теплился в нем, а
теперь этот огонек может разгореться в нехорошее пламя. Сожжет оно Сергея.
Да, сожжет".
Старик откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза ладонью. Всегда
требовательному к себе, ему казалось, что именно он должен был вовремя
остановить Сергея, указать ему правильный путь. Ведь давно стало известно,
что Резниченко вынашивает какую-то свою идею, а он делал вид, что не
замечает этого. Ему казалось, надо дать самостоятельность молодому
человеку. В его годы трудно, конечно, укладываться в рамки плановых
заданий, понятно желание взяться за свою собственную и, конечно, самую
"выигрышную" тему. Старый ученый уже давно с нетерпением ожидал, чем
порадует талантливый ученик, какие плоды принесет его тайное и,
разумеется, "гениальное" детище. И вот ничего... Нет, хуже, чем ничего...
Зорин отчетливо вспомнил первую встречу с Сергеем Резниченко. Высокий,
немного угловатый юноша, с пышными, слегка вьющимися волосами и светлыми,
жадно вглядывающимися в мир глазами появился у него на кафедре. С чем он
пришел? Какое-то очень интересное предложение, свежее, остроумное и
удивительно простое. Что же это было? Эх, память, память!.. А, кажется,
метод фиксации показателей. Да, да, ведь с этим долго и безрезультатно
возились в лаборатории, и вот пришел Сергей Резниченко. Молодец он все же,
но манера держаться, выставлять себя напоказ - противная. Еще в
университете, на кафедре, он всегда старался выдвинуться, заставить
говорить о себе. Шум, никому не нужный шум. Скромность нужна, молодой
человек, _скромность_.
Зорин посмотрел на размашистую подпись на последней странице проекта и
сердито захлопнул папку.
"Сегодня же надо сообщить ему об отклонении проекта".
Не сразу поняв, что звонит телефон, морщась от неприятного треска,
ворвавшегося в утреннюю тишину кабинета, Зорин укоризненно посмотрел на
сейф.
"А, телефон", - понял наконец он и потянулся к трубке.
- Я вас слушаю. Да, Зорин... А-а-а, Иван Алексеевич! Очень приятно.
Рад, что прибыли. Вы откуда говорите? С проходной? Хорошо. Я сейчас
распоряжусь в отношении пропуска... Жду, Иван Алексеевич, жду!
Зорин аккуратно сложил страницы проекта в папку и положил ее в сейф.
Титов вошел в кабинет знаменитого академика. Зорин, весь в белом,
маленький, худощавый, с белоснежной бородкой, поднялся навстречу ему. Иван
Алексеевич давно не видел Зорина и, зная о его болезни, представлял себе,
что он выглядит гораздо хуже. Подвижной, приветливый, с густыми морщинами
у темных, много повидавших глаз, Зорин не производил впечатления больного.
Титов не без волнения пожал сухую, теплую руку человека, сделавшего
необычайное открытие, а когда Зорин пригласил его сесть, устроился в
кресле, невольно продолжая оставаться подтянутым и особо почтительным в
течение всего разговора. Каждый раз, когда он встречался с Викентием
Александровичем, его не покидала приятная мысль, что вот сейчас он сидит
лицом к лицу с мудрым, так много сделавшим для науки человеком. Не
покидало сознание, что перед ним живой, знаменитый современник.
- Я рад, что вы приехали, Иван Алексеевич, рад! Хорошо, если удастся
распутать эту неприятную историю. Должен признаться, беспокоит она меня.
Вы, конечно, понимаете, почему? - Зорин замолчал, и только тут Титов
заметил нездоровый старческий румянец на лице академика.
- Да, - продолжал со вздохом Зорин. - Волнует. Мне всегда бывает
больно, когда с нашими открытиями связывается что-нибудь нехорошее.
Страшно думать, что дело, которое может принести людям столько добра,
используется иногда в целях пакостных. Подумайте только, вся эта охота за
нашими секретами вовлекает подчас в липкие сети предательства людей, быть
может и не плохих по своей натуре... Неужели и Никитин...
- Вы напрасно волнуетесь, Викентий Александрович, - мягко попробовал
вставить Титов, заметив, как изменился Зорин, когда заговорили о Никитине,
- может быть, Никитин и не виноват.
- Не знаю... Ничего не знаю. Очень огорчен буду, если этот молодой
человек... Давно он здесь работает, немало сделал и, поскольку я могу
судить... Впрочем... - академик задумался и, потеребив мягкую, реденькую
бородку, тихо закончил: - Как трудно бывает подчас знать о человеке хотя
бы что-нибудь, и никогда нельзя узнать о нем все.
- Ну, что вы, Викентий Александрович, у нас люди...
- Вы помните Алексея Семеновича? - перебил Титова Зорин.
- Протасова? Ну как же, отлично помню, и, нужно сказать, история с его
исчезновением мне до сих пор не дает покоя...
- Думается, что она не дает покоя еще кое-кому... Там, за рубежом.
Зорин вышел из-за стола. Титов тоже поднялся, но академик усадил его в
кресло и стал медленно расхаживать по кабинету, то подходя к книжным
шкафам, то наклоняясь над приборами.
- Вы уже ознакомились с отчетом Международного конгресса биофизиков?
- Ознакомился, Викентий Александрович. Есть очень интересные работы.
Особенно, как мне кажется, Дюка и Кеннеди. Они сумели блестяще выполнить
экспериментальную часть работы, решили задачи, имеющие большое
практическое значение. Мы внимательно следили за работой конгресса и
немало волновались, Викентий Александрович...
Зорин быстро повернулся к Титову и посмотрел на него вопросительно.
- ...Как бы там не подстроили каких-нибудь провокационных штучек.
Зорин подошел к лабораторному столу и стал сосредоточенно рассматривать
осциллятор.
- Ничего неприятного не было? - тихо спросил Титов.
- Неприятного? - Зорин оставил прибор и взглянул на Титова. -
Особенного ничего, если не считать встречи с Эверсом.
- Там был Эверс?
- Да, представьте, неувядающий тип. Выступал блестяще по форме и, как
всегда, туманно по существу, деятельно участвовал в нескольких
подкомиссиях. Встретился со мной в кулуарах и приветствовал как ни в чем
не бывало. Виду не подал, что уезжать ему отсюда пришлось более чем
поспешно. Теперь недосягаем! - развел руками академик.
- Делец от науки.
- Прохвост от науки! - резко поправил Зорин, подошел к столу и тяжело
опустился в кресло. - Да, так о чем это я? М-м-м... Прохвост... кулуары...
работы Дюка и Кеннеди... Ага! Перед самым отъездом в Москву ко мне подошел
Харнсби.
- Биофизик?
- Да, автор небезызвестного труда по ионной теории возбуждения. Так
вот, обратился с просьбой - не могу ли я оказать ему услугу. Он был бы мне
бесконечно, видите ли, благодарен, если бы я смог лично, "умоляю, коллега,
лично", передать записочку... Протасову.
- Протасову?
- Да, представьте себе - Про-та-со-ву! У меня создалось впечатление,
что "уважаемый коллега" почему-то из моих уст хотел услышать об
исчезновении Протасова.
- И вы?
- И я взял записочку и передал ее, но не Протасову, конечно.
Титов задумался. Зорин снял трубку и, вызвав заместителя директора
института, попросил его зайти с личным делом Никитина.
- Да, так о Никитине. Говорите, у вас с капитаном есть конкретные
предложения?
- Есть, Викентий Александрович.
- Расскажите.
Титов рассказал об общем плане проверки, разработанном вместе с
капитаном Бобровым.
- Ну что же, Иван Алексеевич, сделать это, пожалуй, удастся. И это
удобнее всего сделать в лабораториях Резниченко. Ведь он вас не знает.
Так, значит, сейчас вы снова отправляетесь в поселок? Хорошо. К вашему
возвращению я все подготовлю.
Титов встал. Зорин вышел из-за стола проводить его. У двери он спросил:
- Дополнительные данные о браунвальдском деле не получены, Иван
Алексеевич?
- Боюсь, Викентий Александрович, что это дело уже нельзя назвать
"браунвальдским". Видимо, оно перешло в другие руки.
- Перекочевало за океан?
- Кажется, да.
- А об инженере Крайнгольце, оказавшемся в Америке, есть что-нибудь?
- Нам попалась в газетах вот эта заметка. Больше ничего не удается
узнать.
Титов вынул из блокнота выписку из гринвиллской газеты и протянул ее
Зорину:
"Гринвилл. В ночь на 10 августа здесь разразилась сильная гроза. В
окрестностях города ударами молний было подожжено несколько ферм. Пожар
возник и на вилле Пейл-Хоум. Во время пожара погиб доктор Пауль Буш,
гостивший у инженера Крайнгольца. Хозяин виллы в тяжелом состоянии
отправлен в больницу".
Ушел Титов, явился заведующий отделом кадров с личным делом Никитина,
звонил телефон, приходили и уходили руководители отделов - жизнь института
шла своим чередом, а беспокойные мысли не покидали старого академика.
Никитин - Резниченко, Резниченко - Никитин. Чем закончится дело с этими
молодыми людьми? Как воспримет Резниченко решение комиссии?
Принесли почту. Зорин быстро перебрал конверты, вскрыл письмо
Бродовского. Перечитал ровно, округлым почерком написанные строки.
"Молодец Михаил Николаевич! Молодец, право!.. А что если они объединят
свои усилия и продолжат работы над биоксином... Надо хотя бы таким образом
попробовать смягчить удар", - подумал академик и вызвал к себе Резниченко.
Пришел Сергей, подтянутый, одетый в дорогой и даже щеголеватый костюм.
Он держался уж слишком уверенно и, как казалось Викентию Александровичу,
даже несколько надменно. Зорин любил своего ученика, всегда считал, что
он, несомненно, сформируется в крупного ученого и впишет и свои строки в
книгу науки. Но это зазнайство, подчас чванливость, которые появились в
последнее время! Неприятно. Злосчастный проект! А может быть, это пройдет,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг