загнутые книзу усы и эта хитрая улыбка сообщали всякому, что родился Слава
намного южнее северной столицы. Но лишь немногие знали - насколько южнее.
В Питер Зимородинский действительно перебрался из Днепропетровска. Однако
впервые увидел свет в Алжире. Оттуда - в Китай, из Китая - на Кубу, снова
в Китай и только в двенадцать лет, после смерти отца, оказался на Украине.
Впрочем Зимородинский не скрывал, что к боевому искусству впервые
приобщился не в буддийских храмах, а в областном городе Днепропетровске,
когда его тренер по самбо вдруг увлекся каратэ-до. Там, на Украине, это
было баловство. Мастерством он был обязан полутора годам армейской службы,
прожитыми в деревянном бараке с шестью такими же сержантами-связистами и
тремя вольнонаемными из местных. Один из последних, бурят по
национальности, решил, что из младшего сержанта срочной службы выйдет
неплохой ученик. После дембеля Слава не поехал домой, а остался там же еще
на три года. Вернулся на Украину только тогда, когда его наставник решил,
что обучение окончено. Спустя год Зимородинский занял первое место в своем
весе на закрытом чемпионате в Таллине. И был замечен абсолютным чемпионом
и одним из лучших каратэистов страны. Спустя еще год Вячеслав
Зимородинский переехал в Питер и получил первый дан. Его бурятский учитель
данов не присваивал: есть мастер и есть ученик. И все остальное население
земли. Прошел еще год - год расширения легализации и "спортизации" каратэ
- и Совдеп скорчил очередную гримасу. Каратэ было запрещено, большой
сэнсэй угодил за решетку (для повышения бойцовских качеств зэка, надо
полагать), а сам Зимородинский, от греха подальше, вернулся на Украину. Но
прошло всего два года - и он снова оказался в Питере.
Этот город как наркотик. Его ядовитые испарения проникают в кровь, и
избавиться от них можно разве что на солнечных берегах Калифорнии.
Таким был человек, ставший когда-то сэнсэем Андрея и по сей день
остававшийся самым надежным его другом. Ласковин пришел к нему не за
помощью: втягивать в свою борьбу человека с семьей, человека уязвимого, он
бы усовестился. Ни Слава, ни Митяй в этом деле ему не соратники. Андрей
пришел к Зимородинскому за пониманием, однако первый вопрос, который задал
ему Слава, выслушав:
- Зачем это тебе?
- Я виноват, - сказал Андрей. - Парень пострадал из-за меня.
- С ним должно было случиться подобное, - возразил Зимородинский. - Я
знаю Гудимова! Скорее уж я виноват, чем ты, раз не сумел научить его
смирению. Ты хочешь ему помочь? Хочешь, чтоб я ему помог? Я помогу.
Это были не пустые слова. Методы Зимородинского были не менее
эффективны, чем традиционная медицина (а уж о бесплатной медицине и речи
не было!). Особенно если дело касалось травм.
- Я помогу. Что еще?
- Еще я должен наказать этих!
- Андрей, - Зимородинский покачал головой, - разве ты можешь наказать
всех? Волк хочет задрать овцу. Может ли глупый щенок помешать?
- Я не глупый щенок! - возразил Андрей. - Ты прекрасно знаешь!
- Это ты так считаешь. Ладно. Ты не щенок. Ты - тигр. Так вот, и тигр
уступает стае диких собак. Вспомни Киплинга.
- Значит, ты считаешь, что я должен спасовать?
- Разве я так сказал?
- А разве нет?
Зимородинский засмеялся.
- Я спросил, - напомнил он, - зачем это тебе? Тебе, который уселся на
дороге только потому, что испугался собственной силы!
- Я не хочу убивать ради позолоченной медальки! - вспылил Ласковин.
- Вот! - с удовольствием сказал Зимородинский. - То, что требовалось!
Только не кричи, пожалуйста, пацанов разбудишь! Ты сказал: не хочу убивать
ради позолоченной медальки. Разве я спорю? А теперь ты готов рискнуть.
Ради чего?
- Ради справедливости, - буркнул Андрей. Слова казались истертыми, как
придверный коврик.
Зимородинский окинул его особым, "рассеянным" взглядом. Смотрел больше
минуты, так что Андрею стало не по себе.
- Думаю, ты прав, - сказал он наконец. - Это твоя карма. И никуда тебе
не деться. Жаль только, не я стану твоим проводником на этом пути. Могу,
впрочем, дать несколько советов.
- Да? - Андрей машинально глотнул тепловатый чай. Это было не очень
приятное чувство: видеть человека, знавшего о тебе больше, чем ты сам.
Зато было очень приятно слышать, что Зимородинский не считает его идиотом.
- Первое, - произнес сэнсэй. - Не важно, что ты делаешь. Не важно -
зачем. Важно - как!
- Буддизм, - скептически улыбнулся Ласковин. И обнаружил, что хорошее
настроение вернулось к нему.
- Скорее, Дао, - уточнил Зимородинский. - Может быть, тебе придется
отнимать чужие жизни... Не спорь! Я сказал: может быть! Это не должно
повиснуть на тебе.
Теперь о действиях. Как думаешь, когда в этом притоне на Мастерской
будет больше всего людей?
- Вечером. Часов в семь. Но я не собираюсь тянуть до вечера...
- Зря. Как ты помнишь, воин сам должен выбирать время и место боя.
Учитывая эффект неожиданности и собственную готовность. Тебе нужно время,
чтобы подготовить свой дух. И чтобы подготовить возможные пути отхода. Ты
не можешь выбрать благоприятное место атаки, но иметь выбор в отступлении
ты можешь. Это главное. Ответный удар будет куда опасней!
- Да, понимаю, - сказал Андрей, хотя, честно говоря, до сих пор не
рассматривал будущее с этой точки зрения.
- Если ответный удар тебя уничтожит, твоя... акция будет иметь обратный
эффект!
- заметил Зимородинский.
- Я думаю, что сумею как-то сориентироваться, - сказал Андрей.
- Твой недостаток! Ты солдат, а не полководец. В любом случае я советую
выбрать именно семь вечера!
- Почему?
- Максимальное число противников. Психологически это тебе на руку. Им
это даст ложную уверенность в себе, а тебе - наилучший пост-эффект. Кроме
того, вечером рефлексы обычного человека притупляются. Кое-кто будет пьян
или курнет травки.
Работать с неподготовленной, расслабленной, дезориентированной группой
проще, чем с шестью-семью вооруженными, готовыми к схватке бойцами. В
комнате, набитой народом, стрелять не станут. Сразу не станут, а потом ты
уже наработаешь себе преимущество, психологический прессинг. Тебя начнут
бояться. Сам ведь знаешь, что победить восьмерых иногда сложнее, чем
восемнадцать. Андрей, я абсолютно уверен, что ты управишься с двумя
дюжинами рэкетиров, если инициатива будет за тобой. Ты прекрасно работаешь
с группой. Они "потеряют" тебя на первой же минуте.
- Как-то все просто у тебя выходит, - сказал Андрей.
- Просто, если ты ухитришься проникнуть внутрь без сопротивления.
Вообще-то ты достаточно уязвим. Один точный выстрел - и все.
- Ты же сам учил меня уходить от ствола! - напомнил Ласковин.
- Я не учил тебя уходить от снайперской винтовки. Или от газовой
гранаты. Ты должен полагаться на чутье. Чутье опасности. И ты разовьешь
его. Или погибнешь.
Подумай, какой шанс для шага вперед! - Зимородинский улыбнулся.
- Ты имеешь в виду, что, разгромив эту шарагу, я сделаю шаг вперед?
- Нет, сэмпай! Я говорю об охоте, которая начнется потом. Ты будешь
сражаться не за медальку, а за свою жизнь. Это большая удача.
- А ты, - спросил Ласковин, спросил более резко, чем хотел, - ты
сражался за свою жизнь?
- Было дело, - кивнул Зимородинский. - И научись обуздывать свой боевой
дух. Это звучит парадоксально, но так. Дух воина толкает тебя вперед.
Сейчас - тоже. Если он будет управлять тобой, а не наоборот - мы больше не
увидимся.
- Значит, ты сражался за свою жизнь? - повторил Андрей. - И что же,
тебе понравилось?
- Нет, - ответил Зимородинский. - Но, как видишь, я жив. Ты покушал?
- Да, спасибо.
- Тогда отправляйся домой. Через два часа будешь спать сном праведника,
так что поторопись. Если прижмет - звони. Если прижмет по-настоящему.
- Спасибо, Слава. - Андрей поднялся. - Ты мне здорово помог!
- Я буду молиться за тебя... ученик! - серьезно сказал Зимородинский. -
Будь здоров, сэмпай! Когда мы увидимся снова, ты уже станешь мастером!
Примерно в то время, когда Андрей Ласковин покинул квартиру своего
учителя, в загородном доме, удаленном примерно на пятьдесят километров от
черты города, раздался телефонный звонок.
- Это Сипякин! - проворчало в трубке. - Хозяина позови!
- А... Конь, - отозвался мужской голос. - Занят он. Завтра звони!
- Занят? - недовольно произнес Сипякин. - Ну тогда... тогда передай
ему, что тот, о котором мы говорили, ну, он знает, в общем...
- Я в курсе, Конь, - сказал мужской голос. - Выкладывай короче!
- Ну так передай: мужик настроен серьезно, крепко завелся, пусть имеет
в виду!
- Насколько крепко? - Собеседник Сипякина не скрывал насмешки. -
Торчком? Ладно, Конь, мы имеем. Спасибо, что предупредил! - Мужчина на
другом конце линии расхохотался и бросил трубку.
- Коз-зел! - злобно процедил Сипякин, услышав короткие гудки. - Ну что
уставился? - рыкнул он на телохранителя, кривящего губы.
- Подставляешь своего! - сказал Абрек, выдвинув вперед и без того
внушительную челюсть.
- Заткни пасть! - рявкнул Сипякин, закашлялся, схватил бутыль
"Смирнофф", налил полстакана и выплеснул в глотку. Руки у него тряслись.
- Какой он тебе свой, - уже спокойнее продолжал Конь. - Фраер он!
- Жалеть будешь, - глядя исподлобья, негромко произнес Абрек.
- Хватит целку строить! - сердито бросил Сипякин. - Я тоже рискую! Все
мы рискуем!
- Все, - согласился телохранитель. - Только ты жопу свою в кресле
прячешь и подняться надеешься. А парня так и так в парашу спустят!
- Потому что мудак!
- Потому что честный! - возразил телохранитель. - А ты, Петрович,
честных не любишь!
- Я преданных люблю! - закричал Сипякин. - Преданных! Вроде тебя,
кабан! Все, твою мать! Кончай базар! И позвони этой, Мануэли, пусть
приедет! Едздаться хочу!
- Хрен там, - сказал Абрек. - Мандраж у тебя. Не телка тебе нужна, а
седуксен.
Сипякин хрюкнул.
- Глянешь на тебя, - сказал он, - говядины кусок! Зачем такой елде
мозги, Абрек?
- Узнаешь. Когда Крепленый тебя раком поставит!
- Хер! - закричал Сипякин. - Хер он узнает! А узнает - так Тошка меня
покроет!
- Угу. Во всех смыслах. Звонить бляди или передумал?
- Не звони. Не хрен баксы тратить. Налей мне стопарь и пожрать принеси.
Проголодался я! - Он откинулся в кресле, прижмурился. - Я, Абрек, -
хозяин жизни! Мне хорошо кушать надо!
- Мандавошка ты, - проворчал телохранитель и отправился на кухню
разогревать пиццу.
А шеф его тупо уставился в телевизор и долго не мог сообразить, куда
пропал звук. Потом вспомнил, взял пульт, и комнату наполнил вой
подраненного Хищника.
- Хер им, - пробурчал Сипякин, обращаясь сразу ко всему миру. - Хер им!
Абрек, сука, я же сказал: стопарь налей! Боров егучий! - И потянулся к
бутыли.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда отец Ласковина, отбывая за кордон, по его просьбе поставил
квартиру на охрану, он полагал, что сын будет жить с бабулей на Шпалерной.
Благо места там хватит на пятерых. Но Ласковин-младший решил, что свобода
должна быть полной. А тут еще подвернулись дальние родственники с просьбой
сдать квартирку хорошему человеку, однокомнатную квартирку на Блюхера,
неподалеку от авторынка. "Сам буду жить", - сказал Андрей. Он даже оформил
все официально, на три года вперед, со страховкой. Квартирка была хоть и
однокомнатная, но хорошей планировки, с балконом, со стоянкой прямо под
окнами. И двор зеленый. Рядом парк, куда Маринка ходила улучшать цвет
кожи. До того, как пристрастилась у бошей к соляриям.
Когда Ласковин, проспав ночь как убитый после Славиных травок,
проснулся от лучей позднего зимнего солнца, было уже около девяти. Постель
его пахла Ленориными духами, но самой кореяночки не было. Значит, спал он
один. Один - и никаких вурдалачьих снов! Что это, Славины травки? Или
вчерашнее берсерково решение?
Первую половину дня Ласковин провел дома. Упражнялся, укреплял дух,
думал. В основном, по совету Зимородинского, о том, что будет после его
визита на Мастерскую. Бандитскую команду можно было сравнить с очень
крупным, очень сильным и почти неуязвимым противником. Чтобы достать
такого, надо выйти на дистанцию короткого эффективного удара. Лучше
локтем, коленом. Роскошные киношные уромаваши в прыжке - они киношные и
есть. На длинной дистанции у противника все преимущества: ноги у него
длиннее, руки толще. Прорываться вплотную, атаковать, непрерывно
атаковать, делая больно, раздражая, уходить, меняя направления, не давая
себя схватить: ударил, ушел в сторону, отскочил, снова ударил. Организации
нужно время, чтобы отреагировать. Она опережает одиночку не в быстроте, а
в охвате пространства. Заранее подготовленными действиями. Банда -
медлительный тяжеловес. Зверь, которому непривычно шнырять в траве,
пытаясь схватить крохотную ласку. Банда делает деньги. Если он выстоит
некоторое время, выстоит и будет продолжать атаковать, банда поймет:
дешевле его не трогать.
Тут Андрей почувствовал слабину в своих рассуждениях. Дешевле ли? А
престиж? У нас не Чикаго. Убытки? Начхать! Денег нет? Достанем! Киллеров
нет? Наймем!
Киллеров не киллеров, а если правде в глаза смотреть, у нас каждый
десятый от семнадцати и старше соседа пришьет и не поморщится. Лишь бы за
руку не схватили.
За полбанки пришьет, за то, что баба у соседа сисястее, да просто так
пришьет, достало все потому что! А уж за сотню зеленых - прямо-таки с
наслаждением!
Только и радости, что не киллеры они, а, так сказать, любители.
Бутылкой по голове, стамеску в бок... Да, любители... Вон в урне на
Лиговке опять отрезанные руки нашли...
"Что-то я не о том, - постарался Ласковин упорядочить мысли. - Я не
могу наказать всех! Это Слава точно сказал".
Первое: ему нужно укрытие. Квартира отпадает. И эта, и родительская, и
тем более бабулькина. Вычислят на счет "раз". Друзья-подруги тоже
отпадают. Дача? Далеко.
Одну ночь можно поспать в машине. Потом рисковано. Мафия есть мафия.
Сами не найдут - ГАИ подключат. Убежище... Стройка? Холодно, зима
все-таки. Подвал?
Чердак? Чердак лучше. В случае чего можно уйти по крыше. Да, чердак. И
не один.
В старых районах, недалеко от метро. Там, где темные проходняки и
сросшиеся крыши. Этим он и займется попозже. Теперь... что взять?
Туристский набор:
спальник, фляга, фонарь, аптечка обязательно, манерка, спиртовка, две
смены белья. Хватит на первое время, а потом прикупить можно. Бритва,
зубная щетка, нитки, складной нож, веревка... ладно, если что и пропустишь
- не в лесу.
Следующий час Андрей укладывал вещи. Все они уместились в большую
сумку. С трудом уместились. Из-за спальника.
Собравшись, Ласковин полежал полчасика, помедитировал. Затем поел и
пошел одеваться. Уходя, оглядел напоследок комнату. Уютное местечко.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг