ракетодромов.
- Вы не боитесь заражения экипажа этого корабля? Или ему также
придется пройти карантин? - спросил Второв.
Стронций ответил, что весь космолет, как снаружи, так и внутри,
будет подвергнут дезинфекции.
- Это сделают без людей автоматические установки порта. Вы должны
оставить все люки корабля открытыми.
- А эти установки не могут повредить экспонаты?
- Нет, это исключено. Они же не слепые и понимают, что делают.
Подобный отзыв об автоматах было странно слышать даже людям
двадцать первого века, еще до отлета хорошо знакомым с успехами
кибернетики. Очевидно, роботы настоящего времени умели соображать, как
люди.
- А может, и лучше, - сказал Кривоносов.
Петр попросил позвать к аппарату старшего врача экспедиции.
Мельниковой разговор с ним принес новые неожиданности.
Мельникова и Федоров считали, что карантин должен продолжаться
несколько месяцев, а то и целый год. И, зная об этом, экипаж "Ленина"
приготовился к тому, что еще долго не попадет на Землю. И вдруг
оказалось совсем не так.
Петр сообщил, что карантин на Ганимеде будет продолжаться... пять
земных суток.
Мария Александровна так удивилась, что попросила повторить.
Бесстрастный стук аппарата подтвердил сказанное.
- Быть может, четыре, - добавил Петр.
Было похоже, что он утешает свою собеседницу. Пять суток казались
ему длинным сроком. А у двенадцати человек буквально захватило дух от
радости. Пять дней!
"Каких же высот достигла медицина!" - подумала Мельникова.
- Вы считаете такой срок достаточным? - осторожно спросила она,
все еще не вполне веря.
Ответ не оставил никаких сомнений.
- Вас двенадцать человек, - отстукивал аппарат, - да еще нас трое.
Всего пятнадцать. По четыре часа на человека. Если вас не утомит такая
нагрузка. На Ганимеде одна камера. Вторая по несчастной случайности
вышла из строя. Думаю, что сумеем уложиться в четыре дня.
- Если так, то зачем пять дней или даже четыре? - сказала Ксения
Николаевна. - Скажите ему, что мы согласны на любую нагрузку, лишь бы
скорее.
- Очевидно, они не допускают нарушений режима дня, - ответила ей
Мельникова. - Он имеет в виду сон.
- Можно спать по очереди.
- Нам, но не врачам на Ганимеде. Что ты хочешь, Ксеня? Мы были
готовы к месяцам ожидания.
Почти час между Петром и Марией Александровной продолжался
профессиональный разговор. Мельникова хорошо понимала, что в сравнении
с врачами тридцать девятого века она ничего не знает, но ее собеседник
ни разу не дал ей почувствовать этого. Он тактично избегал всего, что
могло быть непонятным врачу экспедиции. Со стороны казалось, что оба
собеседника равны по знаниям и опыту. Но Мельникова ясно видела
тактику Петра, и почему-то ей не было ни досадно, ни обидно.
В заключение от Стронция пришла короткая радиограмма:
"Ждем вас с величайшим нетерпением".
- Приготовиться к переходу на ракетоплан! - приказал Второв.
- Что брать с собой? - спросил кто-то.
- Абсолютно ничего. Все будет доставлено на Землю грузовым
кораблем. Поторопитесь, товарищи!
Вот теперь двенадцать человек окончательно осознали, что
межзвездный рейс закончен. Все было сказано, все решено. Осталось
только выйти из корабля, в первый раз всем вместе.
Несколько дней... и Земля!
Было грустно покидать корабль. Восемь незабываемых лет провели на
нем звездолетчики. Они знали, что корабль навеки останется здесь, на
Европе. Об этом сказал им Стронций.
Космолет будет переведен ближе к горам и останется там как
памятник первым фотонным ракетам.
Второв в последний раз подошел к пульту управления. Долгим
внимательным взглядом окинул он бесчисленные приборы, словно желая
запомнить их навсегда. Прямо перед собой он увидел небольшую
фотографию, которую сам же укрепил здесь восемь лет тому назад. Двое
людей смотрели на него с карточки. Один еще молодой, с темным от
загара лицом и светлыми глазами, другой старше, с небольшим шрамом на
лбу.
Второв протянул руку, но сразу опустил ее. Он сам приказал ничего
не брать. Не ему же нарушать этот приказ. Пусть фотография остается
здесь.
Медленно, точно желая протянуть время, он один за другим открыл
все люки на корабле, кроме выходного, и выключил механизм их
запирания. Роботам, которые будут производить дезинфекцию, ничто не
помешает. Выходной люк будет открыт в последний момент, когда все люди
наденут скафандры. Ведь за бортом космолета почти абсолютный вакуум.
Мгновение Второв колебался. Стронций сказал об автоматах: "Они не
слепые и понимают, что делают". Пусть так! Но можно ли до конца
доверять их сообразительности?
"Нет, этого они не смогут понять, - подумал Второв. - А не все ли
равно, корабль больше никогда не взлетит".
Переведя выходной люк на автономное управление, он разбил тонкое
стекло, закрывавшее красную кнопку в центре пульта, и резким движением
нажал на нее.
Пение приборов смолкло. В рубке наступила жуткая тишина. Стрелки
замерли. Одна из них медленно опускалась к нулю. Второв следил за ней.
Вот она вздрогнула в последний раз и остановилась.
- Ну, вот и все! - Второв еще раз взглянул на фотографию. Двое
людей, казалось, одобрительно улыбались. - Прощайте!
Он вышел, не оборачиваясь.
Гигантский корабль был мертв. Пройдет еще несколько суток, и
погаснет свет. Настанет мрак и вечная неподвижность. Никогда космолет
не отделится от Европы. Космический рейс действительно закончился.
Лифт не работал. Второв спустился вниз по аварийной лестнице,
отвесно идущей внутри узкой трубы. Одиннадцать товарищей ждали его,
уже одетые в скафандры, готовые к выходу. Он быстро оделся сам.
- Стронций подвел ракетоплан к самому борту "Ленина", - сказал
Кривоносов. - Нам придется только спуститься, и мы сразу попадем в их
выходную камеру.
- Хорошо. - Второв кивнул головой.
- Я очень волнуюсь, - сказала Ксения Николаевна. - Какие они?
Все поняли, что она говорит о людях, ждущих в ракетоплане, людях
нового времени, отдаленных потомках людей двадцать первого века.
- Я уверен, - сказал Крижевский, - они люди как люди.
Волновались все. Даже Второв. Слишком необычно было предстоявшее
свидание. Виктор Озеров был бледен и мрачен. Он не сказал ни слова.
- Ну что ж, пошли! - Второв нажал кнопку.
Наружная дверь корабля отошла в сторону. Открылся взору привычный
мир звезд. Внизу, под светом маленького Солнца, блестел корпус
"ЦМП-258".
- Лестницу!
Длинная лента металлических ступенек поползла вниз.
- Уничтожьте кнопку двери! - приказал Второв и первым начал
пятидесятиметровый спуск.
Котов быстро отвинтил прикрывающую пластинку и тремя ударами
оборвал все провода. Теперь дверь уже не могла закрыться. Через
несколько минут из корабля выйдет весь воздух и рассеется в
пространстве.
Один за другим космонавты покинули свой корабль.
Выходной люк ракетоплана был открыт. Когда все двенадцать человек
собрались в камере, он закрылся.
Помещение было довольно велико и ярко освещено. Чем? Они не видели
источника света.
Чей-то голос произнес по-русски, но с заметным акцентом:
- Снимите скафандры и сложите их в зеленый ящик.
Зеленый ящик стоял у стены. Он был металлическим.
Все, кроме Озерова, разделись удивительно быстро, быстрее, чем
проделывали эту процедуру когда-либо раньше. Виктор, словно нарочно,
снимал скафандр крайне медленно.
Но наконец и он сложил свои доспехи в зеленый ящик.
- Закройте глаза! - произнес тот же голос.
Они почувствовали короткое дуновение очень горячего воздуха, быть
может, газа, а когда открыли глаза, внутренняя дверь ракетоплана
оказалась уже открытой.
За ней стояли и смотрели на них трое людей. Очень высокие,
массивные, они были одеты в легкие одежды. На лицах, казавшихся совсем
молодыми, белозубо сверкали приветливые улыбки.
Около минуты обе группы внимательно рассматривали друг друга.
Космонавты облегченно вздохнули. Эти люди были такими же, как они
сами, но только крупнее. И они показались им очень красивыми.
Неужели все люди на Земле стали такими?..
- Это прекрасно! - прошептала Станиславская.
Один из встречающих выступил вперед.
- По поручению человечества Земли, - сказал он по-английски
(космонавты догадались, что это Стронций), - поздравляю вас с успешным
возвращением. Земля ждет вас.
Больше он ничего не сказал. Длинные речи, видимо, были не приняты
в тридцать девятом веке.
- Спасибо! - ответил Второв.
Экипаж ракетоплана, очевидно, счел официальную часть встречи
законченной. Все трое подошли к космонавтам и по очереди обняли и
поцеловали одинаково всех - мужчин и женщин. Это было сделано так
просто и искренне, что даже Озеров почувствовал себя свободно, словно
находился среди своих, близких людей.
- Меня зовут Стронций, - сказал тот, кто говорил первый. - Его -
Кремний. А это Петр. Ваши имена нам известны, но покажите, кому
принадлежит каждое имя.
Второв назвал всех своих товарищей. Он говорил довольно быстро, но
для членов экипажа "ЦМП" этого оказалось достаточно. В дальнейшем они
ни разу не перепутали ни одного имени.
Второв называл как имя, так и фамилию каждого. Но люди нового
времени как будто сразу забыли фамилии. Они стали называть всех просто
по именам.
Хозяева пригласили своих гостей пройти внутрь ракеты.
"ЦМП" не имел никаких кают. Одно большое помещение служило как для
управления, так и для пребывания экипажа.
- Ракетоплан летает только на короткие расстояния, - пояснил
Стронций.
"Ничего себе короткие, - подумал Второв. - От Марса до Европы!"
Стронций протянул Второву лист бумаги.
- Эта радиограмма, - сказал он, - получена нами в пути. Она
адресована вам.
Второв прочел вслух:
- "Мои дорогие современники! Нет слов выразить мою радость. Жду
вас с величайшим нетерпением. Обнимаю и целую каждого. Дмитрий
Волгин".
Космонавты переглянулись. Озеров вздрогнул и весь подался вперед.
- Кто это? - спросил Второв.
- Дмитрий Волгин, - ответил Стронций, - человек, пришедший к нам,
так же как и вы, из далекого прошлого. Из двадцатого века.
- Двадцатого?!..
Они хорошо знали, что в двадцатом веке еще не было межзвездных
кораблей.
- Каким образом...- начал Второв, но Стронций перебил его.
- Дмитрий Волгин не космонавт, - сказал он.
5
Не было на Земле человека, который не ждал бы прилета экипажа
"Ленина". Вся Земля готовилась встретить первых победителей Большого
Космоса. Их имена, вошедшие в учебники истории, были хорошо известны
всем. Эти люди были легендарны.
Но самым нетерпеливым, несомненно, был Волгин. С момента, когда
Лоций сообщил о возвращении людей, покинувших Землю в двадцать первом
веке ("в начале второго века коммунистической эры", - сказал он),
Волгин не имел больше покоя. Он считал не дни, а часы. Космонавты
должны были ступить на Землю 23 сентября, рано утром, на центральном
космодроме, расположенном в бывшей пустыне Сахаре. Волгин устремился
туда двадцать первого.
Его буквально жгло нетерпение. Увидеть, обнять, почувствовать
таких же, как и он, людей, родившихся в одну эпоху, говорящих с ним на
одном языке, - ни о чем другом он не мог думать.
Разница в их "возрасте" не смущала Волгина. Он был прапредком
вернувшихся космонавтов, но воспринимал их как современников.
Иначе и не могло быть. В сравнении с людьми тридцать девятого века
они были почти одногодками.
Имена, отчества, фамилии, профессии и краткую биографию каждого из
двенадцати космонавтов Волгин уже знал наизусть. Он знал, что самый
молодой из них - Всеволод Крижевский - родился через девяносто четыре
года после него. В книге, которую достал ему Люций, были портреты
Второва, Котова, Озерова и Станиславском, Волгин часами всматривался в
черты их лиц. Это были люди, во всем подобные ему самому. Они так же
отличались от теперешних людей, как отличался Волгин.
Остальные члены экипажа "Ленина" были сняты группой. Фотография
выцвела от времени, рассмотреть подробности было трудно. Но четверо,
командный состав экспедиции, на снимке сохранились хорошо.
Волгин попросил переснять портреты: книгу надо было возвратить в
архив. Его просьбу выполнили немедля. И четыре карточки бережно
хранились им.
Он уже любил этих людей, пришедших к нему, чтобы разделить его
одиночество. Теперь он больше не один. У него есть товарищи, которые
поймут его всегда и во всем.
Волгин был очень счастлив.
Три дня он провел в Ленинграде. О том, чтобы продолжать
путешествие по Земле, не могло быть и речи. Те, кто находился сейчас
на Ганимеде, несомненно, захотят ознакомиться с новой Землей - они
сделают это вместе.
Люций советовал отправиться на космодром двадцать третьего. Арелет
доставил бы их туда за полтора часа. Но Волгин настоял на немедленной
отправке, мотивируя свое желание тем, что хочет познакомиться с
переменами, которые произошли в Сахаре.
Впрочем, слово "Сахара" произносил только он один. Это название
давно было забыто.
В действительности Сахара его почти не интересовала. Его влекло,
влекло непреодолимо мучительное нетерпение.
Люций летел в Африку неохотно. Ему жаль было прервать работу, но
Верховные советы науки и техники должны были в полном составе
встретить вернувшихся космонавтов. Это давно уже стало традицией. На
космодроме соберутся все выдающиеся ученые Земли. Из академиков только
двое - Мунций и еще один археолог - не находились на Земле.
Утром в день отлета Сергей привел к дому пятнадцати местный
арелет, опять-таки того же вишневого цвета.
- Почему такой большой? - удивился Волгин.
- Потому что космонавты, безусловно, не захотят расставаться с
тобой, - ответил Люций. - Мне говорили, что они очень взволнованы и
обрадованы предстоящим свиданием. Не меньше, чем ты. Из них больше
половины уроженцы Ленинграда. Ты их встретишь и сам доставишь сюда.
- Этот дом слишком мал.
- Для вас приготовят другой. Не беспокойся ни о чем.
Волгина не удивили эти слова. Он уже привык. В тридцать девятом
веке переменить дом было совсем просто.
В каждом населенном пункте было больше зданий, чем необходимо.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг