единого обломка, ни одного самого маленького куска металла. Космический
корабль исчез бесследно.
- Тут ничего не выяснишь, - сказал Мьеньонь. - Несомненно, произошла
аннигиляция. Но почему и как, остается только предполагать.
Широков незаметно наблюдал за Линьгом. По его понятиям, командир погибшего
корабля должен был нести ответственность за гибель звездолета и смерть
одного из членов экипажа. В какую же форму может вылиться эта
ответственность, если, как он знал, на Каллисто нет никаких следственных
органов, судебных учреждений, не говоря уже о тюрьмах или
исправительно-трудовых лагерях, никакого аппарата для наказания виновных?
Лицо Линьга было грустно, но такая же грусть чувствовалась и у всех
остальных. Она относилась к погибшему каллистянину, а не к сознанию своей
вины. Неужели на Каллисто любой поступок остается безнаказанным? Это была
бы уже не свобода личности, а анархия.
Воспользовавшись тем, что Гесьянь отошел немного в сторону, Широков
обратился к нему со своими вопросами.
- Я понимаю, - ответил Гесьянь, выслушав Широкова, - чем вызвано ваше
недоумение. Несколько веков тому назад у нас было то, что вы называете
"судом". Люди судили поступки других людей. Теперь мы смотрим на эти
вопросы несколько иначе. Лучшим судьей человека является он сам. Суд
совести самый страшный и беспощадный, гораздо более суровый, чем суд
других людей. Мы не знаем, виноват Линьг или нет. Он знает это лучше нас.
И если виноват, мне жаль его.
Он замолчал, задумчиво глядя вдаль.
- Я расскажу вам случай, который произошел на Каллисто лет шестьдесят тому
назад. Это поможет вам понять нашу точку зрения. Я читал об этом случае.
Тогда только что появились в обиходе олити - летающие лодки, - пояснил он.
- Правил движения в воздухе еще не успели выработать. И случилось так, что
две олити столкнулись. Один каллистянин остался жив, второй умер. Никто не
знал, по чьей вине случилось несчастье. Оставшегося в живых никто не
обвинял ни в чем. Погибший был ему незнаком. Они были совсем чужие люди. И
вот этот человек покончил с собой. Очевидно, виноват был он и не перенес
этого. Никакой суд людей не вынес бы ему такого приговора.
- Вы одобряете его поступок?
- Трудно ответить на такой вопрос. Самоубийство на Каллисто редчайшее
явление. Мы не считаем человека автоматом, но не признаем за ним права на
добровольный уход из жизни. Это в некотором роде трусость. Но и трудно
представить, как может жить человек, зная, что убил другого. Вопрос очень
сложный.
- Вероятно, случались и другие столкновения?
- Нет, с тех пор не было ни одного. Существуют правила движения в воздухе;
как же оно может произойти?
Широкова поразили эти слова, сказанные так, как будто выполнение правил
движения само собой подразумевалось.
Но ведь и на Земле есть правила. Но, несмотря на них, происходят сотни
катастроф и на земле, и в воздухе. Почему же у каллистян достаточно было
ввести правила - и ни одного несчастья больше не произошло?
При всем желании Гесьянь не мог привести более красноречивого примера.
Высокая сознательность и бережное отношение друг к другу, хорошо известные
Широкову черты каллистян, проявлялись здесь с особой рельефностью.
Он совсем другими глазами посмотрел на Линьга, стараясь по его лицу
определить, виновен он в смерти инженера Льетьи или нет. Посмотрел с
тревогой, так как не сомневался больше, что если командир погибшего
корабля виновен, то его постигнет суровый приговор, который он сам вынесет
и сам приведет в исполнение.
Лицо Линьга показалось ему спокойным. Нет, вероятно, он ни в чем не
виноват. Широков почувствовал облегчение, хотя и не мог с полной
достоверностью утверждать, что понимает выражение лиц каллистян.
На обратном пути он продолжал думать о том же.
На вершине шара группу встретил Ньяньиньг.
- Вас вызывает Каллисто, - сказал он, обращаясь к Гесьяню.
Молодой врач немедленно улетел на станцию.
Вьеньонь и Синьянь были уже перенесены на корабль Гесьяня. Через два часа
он покинет Сетито.
- Мы улетим одновременно с ними, - сказал Диегонь. - Кетьо находится
сейчас примерно в том же направлении, что и Каллисто, только по другую
сторону Рельоса. Часть пути у нас общая.
- Значит, мы пролетим мимо Каллисто? - спросил Синяев.
- Нет, - Диегонь нахмурился. - Мы могли бы это сделать, но не сделаем. Это
свыше наших сил.
Синяев пожалел о своем вопросе. Мог бы сам сообразить.
- Напрасно вы это делаете, - сказал он.
Диегонь ничего не ответил.
Через час Гесьянь вернулся. У него было очень радостное выражение лица.
- Я лечу с вами, - сказал он. - Так решили на Каллисто. Раненых будет
сопровождать Мьесинь.
Широков подумал, что такое решение может обидеть Синьга. Ему как будто не
доверяют. И, словно в ответ на его мысли. Синьг сказал:
- Я сам просил об этом. Очень рад, что мое желание встретило поддержку.
"Нет, - подумал Широков, - каллистяне не люди. Они чище нас. Недаром на их
языке нет слова "самолюбие"".
- Значит, - сказал Диегонь, - экипаж нашего корабля будет состоять теперь
из шестнадцати человек.
- А кто еще? - спросил Синяев.
- С нами летит Дьеньи, - ответил Диегонь, - ей не хочется расставаться со
мной.
Он был доволен решением внучки. Это было понятно. До сих пор он не мог как
следует поговорить с ней, расспросить ее о своем сыне и других близких
людях. По дороге на Кетьо будет много времени.
- А почему с нами не летит Бьесьи? - спросил Широков.
- Она торопится на Каллисто, - ответил Гесьянь. - Соскучилась по дочке.
Прошел еще час, и Рельос низко склонился к западному горизонту.
Приближалась ночь.
- Пора в путь, - сказал Диегонь.
Он посмотрел на лица своих земных друзей и ласково спросил:
- Вам грустно расставаться с Сетито? Она так похожа на Землю. Это сходство
мы сразу заметили, когда впервые увидели природу Земли.
- Да, немного грустно, - за себя и своего товарища ответил Синяев.
- Вы можете еще раз прилететь сюда. Вместо того чтобы отдыхать в полярных
областях Каллисто, гораздо лучше будет здесь. Наши звездолеты всегда к
вашим услугам.
- Это очень хорошо. Спасибо!
- Сетито интересная планета. Вы видели только гиселий и одного кетьра, а
животный мир очень разнообразен и совсем не похож на животный мир Каллисто.
- А на Кетьо?
- Она во всем подобна Каллисто. Растительность, животные, птицы, люди -
все такое же.
- Если не считать культуры и техники.
- Конечно, но это вопрос времени.
- Любопытно, - сказал Синяев, обращаясь к Широкову на русском языке, - как
относятся каллистяне к дикарям Кетьо. Какую работу они ведут с ними? Ведь
по существу Кетьо - колония Каллисто.
- Ну, о колониализме здесь и речи быть не может. Но ты прав, это очень
интересно. Я даже рад, что мы не сразу попадем на Каллисто.
Представления о вежливости у каллистян были иные, чем на Земле. Широков и
Синяев часто прибегали к русскому языку, а иногда и к французскому, если
рядом находился Бьяининь, а они не хотели, чтобы их поняли. С точки зрения
каллистян это было естественно. Они расценивали поступки людей просто и
никогда не обижались.
Звездолет Бьесьи поднялся первым. На нем улетали на Каллисто восемь
человек: трое из его старого экипажа и пятеро с погибшего корабля.
Синьяня и Вьеньоня все еще держали в состоянии глубокого сна. Они ничего
не знали о людях Земли.
Экипаж белого шара собрался в центральном посту и через экраны наблюдал за
стартом.
Бледно-зеленый "ящик" незаметно отделился от земли и поднялся строго
вертикально на высоту около километра. На мгновение звездолет замер
неподвижно, четко вырисовываясь на фоне уже потемневшего неба, потом со
стремительной быстротой промелькнул и исчез. Никакого следа от его полета
не осталось в воздухе.
Диегонь выжидал.
Через пять минут засветился экран, и Бьесьи сообщила, что ее корабль
находится за пределами атмосферы.
- Вьельи! - сказал Диегонь.
Это слово, которое Широков когда-то услышал от Леньиньга в ставший уже
таким далеким день выхода каллистян из шара и которое он понял тогда как
"смелее", означало "вперед".
Каллистяне поспешно разошлись по своим местам, где должны были находиться
при старте. Широков, Синяев, Гесьянь и Дьеньи остались возле Диегоня.
Оба друга с грустью смотрели на зеленый пейзаж, окружавший корабль. Что-то
похожее на чувство, .которое они испытали при старте с Земли, охватило их.
Много времени пройдет, пока они увидят еще раз столь знакомую и родную
картину. Впереди были красные, желтые и оранжевые цветы Кетьо и Каллисто.
Повторилось то же, что происходило при старте с Земли. Тучи пыли,
смешанной с вырванной травой, закрыли экраны непроницаемой стеной. В этом
облаке звездолет плавно поднялся. Двигатели работали беззвучно, и это
создавало иллюзию легкости их работы. Чудовищная сила, оторвавшая от земли
исполинский корабль, не чувствовалась.
Через несколько минут туча, поднятая при старте, осталась внизу.
Звездолет поднимался все быстрее и быстрее. Небо постепенно темнело.
Исчезла нежная голубизна, туманная дымка скрыла поверхность Сетито с ее
лесами, равнинами, реками и "ископаемыми" хозяевами - гигантскими
кетьрами, уродливыми гисельями, которых видели люди, и многими другими
представителями животного мира, которых они не успели увидеть.
Еще немного - и знакомая картина звездного мира окружила корабль.
Диегонь немного увеличил ускорение, чтобы догнать Бьесьи. Через два часа
увидели на экране блестящую в лучах Рельоса быстро летящую точку; и вскоре
оба корабля летели рядом, на расстоянии нескольких километров друг от
друга.
- Сколько времени будет продолжаться ускорение? - спросил Синяев.
- Мы будем лететь девяносто два часа с ускорением и столько же с
замедлением, - ответил Диегонь. - Невесомого состояния больше не будет.
Если вы соскучились по нему, - пошутил он, - то подождите обратного рейса
на Землю.
- Вы не опасаетесь, что в пустом пространстве оба корабля должны
притягиваться друг к другу?
- Опасался, - ответил Диегонь. - Но Бьесьи сказала, что эта опасность нам
не угрожает.
- Ах да! - сказал Синяев. - Я забыл, что их корабль окружен
антигравитационным полем.
Все быстрее мчались вперед огромный шар и его маленький спутник. Через
тридцать два часа они разойдутся в пространстве, направляясь каждый к
своей цели.
Далеко позади виднелся зеленоватый диск Сетито, становившийся все меньше и
меньше.
Впереди была Кетьо - последняя остановка перед долгожданным финишем.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
"КАЛЛИСТЯНЕ"
Ночь, тайн созданья не тая,
Бессчетных звезд лучи струя,
Гласит, что с нами рядом - смежность
Других миров, что там - края,
Где тоже есть любовь и нежность
И смерть и жизнь...
В. Брюсов
ГЛАВА ПЕРВАЯ
КАЛЛИСТО
Горячим, ослепляющим блеском лучей Рельоса был пронизан воздух над
оранжево-красной травой огромного поля. Безоблачное небо сияло нежной
желтизной. Белые стены построек дышали зноем. Человеку Земли трудно было
бы на них смотреть - так ярко отражали они белый свет Рельоса. Но узкие,
пропускавшие мало света глаза каллистян привыкли к этому сиянию.
Позади зданий необъятным синим простором раскинулся океан. При полном
отсутствии ветра он казался огромным зеркалом, так неподвижна и гладка
была его беспредельная поверхность.
Близко от берега, почти у самых причалов набережной, выстроенной из
красного камня, стояло судно. Его длинный и узкий корпус, окрашенный в
серебристый цвет, был покрыт сверху прозрачным колпаком, сквозь который
можно было видеть палубу, лишенную надстроек. Несколько каллистян, одетых
в легкие, почти прозрачные одежды, находились на судне и пристально
всматривались в небо.
Туда же были устремлены взоры других, стоявших у входа в большое здание,
назначение которого выдавали огромные кольца, точно вложенные друг в
друга, - это была бьеньетостанция. Вход представлял собой широкую арку.
Ее фронтон, сделанный из материала, похожего на мрамор, был украшен по
бокам двумя скульптурными группами, по шести фигур в каждой, в которых без
труда можно было узнать экипаж звездолета, улетевшего к далекой Мьеньи.
Суровое лицо Диегоня выделялось на скульптуре слева от входа, лицо
Мьеньоня, которому художник сумел придать характерное для старшего
инженера корабля спокойное выражение, - справа.
Скульптуры были высечены из черного камня, и строгие скупые линии рисунка
создавали впечатление, что вся группа вот-вот оторвется от земли и
устремится вверх.
Над головами статуй, высоко в воздухе, на длинных прозрачных стрелах
висели два белых шара. Даже при блеске дня они слабо светились изнутри.
Будто именно к ним, как к символам небесных тел, стремились фигуры Диегоня
и его спутников.
Здание было очень высоким, но имело только один этаж. Огромные окна не
имели ни рам, ни стекол. Фронтон арки со скульптурами и низкая узорная
решетка по краю плоской крыши служили единственными архитектурными
украшениями. Кольца бьеньеты в блеске Рельоса сверкали, как хрусталь, и
казались почти что нереальными.
Возле арки стояло шестеро каллистян. Они были немолоды, с лицами,
покрытыми морщинами и седыми волосами. Только у одного волосы не были еще
седыми. Пятеро были одеты очень легко, в брюки, похожие на лыжные, и
прозрачные рубашки разного цвета. Один, высокого роста старик, был одет
гораздо теплее. Его костюм был сделан из плотной ткани, с мехом на
воротнике. Он стоял, опираясь на толстую трость.
Все шестеро смотрели в небо, полное блеска.
Расплавленным и раскаленным добела золотом раскинулась бездонная глубина.
Как из доменной печи изливался на Каллисто горячий свет Рельоса, висевшего
в небе снежно-белым шаром. Земля и небо, трава и стены дома - все дышало
зноем, но каллистяне не замечали этого.
Высокий старик повернул голову и обратился к каллистянину, стоявшему рядом.
- Если расчет Диегоня правилен, - сказал он, - звездолет должен уже
показаться.
- Как же он может быть неправильным?
Старик улыбнулся.
- Вы не допускаете, что ваш отец мог ошибиться?
- А разве вы, Женьсиньг, допускаете это? - вместо ответа спросил Вьег
Диегонь. - Мой отец всегда был точен. Раз он сообщил, что они прилетят в
определенное время, то так и будет.
Он вдруг подался вперед и протянул руку.
- Вот они!
Что мог он увидеть в расплавленном, сверкающем мириадами искрящихся точек
небе?..
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг