Но, очевидно, не один он что-то увидел.
- Летят, летят! - раздались взволнованные голоса.
Далеко-далеко, на самом горизонте, подобно яркой звезде, блестел
подлетающий межзвездный корабль.
На крыше здания произошло движение. Несколько каллистян торопливо возились
у небольшого аппарата.
- Вы готовы? - крикнул им Женьсиньг.
- Готовы! - ответили оттуда.
Гигантский шар медленно приближался. В белом свете Рельоса исчез
голубоватый оттенок, так хорошо заметный на Земле, и звездолет казался
ослепительно белым.
- Одиннадцать лет тому назад, - сказал Женьсиньг, - двенадцать героев
улетели с Каллисто. Мало кто верил в успех. И вот они вернулись, и
вернулись с победой. Мы переживаем сейчас одно из самых замечательных
событий в истории нашей планеты.
Звездолет опускался.
И вот белый шар коснулся земли и замер неподвижно.
- Они опустились на том же месте, где стоял корабль одиннадцать лет назад,
- сказал Вьег Диегонь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Три земных месяца, а не пятьдесят дней провели звездоплаватели на Кетьо.
Находясь на этой планете, отдаленной от Рельоса на восемьдесят миллионов
километров дальше, чем Каллисто, Широков в полной мере оценил
предусмотрительность каллистянских ученых. И он и Синяев первые недели
чувствовали себя очень плохо. Хотя и значительно менее горячие, чем на
Каллисто, лучи Рельоса - Сириуса были все же слишком жаркими для людей,
привыкших к климату северных областей земного шара. В полдень температура
воздуха доходила до шестидесяти градусов Цельсия, несмотря на то, что
звездолет опустился не на экваторе, а в средних широтах планеты.
Синьг и Гесьянь, постоянно консультируясь с учеными Каллисто (на Кетьо
было несколько бьеньетостанций), заставили людей Земли пройти детально
разработанную программу постепенной тренировки, которая должна была
приучить их к каллистянскому солнцу. Пятидесяти дней оказалось мало, и
экипаж корабля безропотно остался на Кетьо еще на месяц.
Широков и Синяев беспрекословно выполняли все указания врачей, терпеливо
дожидаясь конца этой скучной процедуры. Мучило сознание, что из-за них
страдают друзья.
- Нельзя рисковать, - отвечал Синьг на просьбы ускорить подготовку. -
Иначе, прилетев на Каллисто, вы будете вынуждены сразу же покинуть ее.
Гесьянь на такие просьбы не отвечал ничего и только хмурился. Что-то ему
не нравилось, чувствовалось, что какая-то мысль его тревожит.
Однажды Широков прямо спросил молодого каллистянина, с которым его
связывала уже тесная дружба, о том, что его беспокоит.
- Не меня одного, - ответил Гесьянь. - Синьг также тревожится, но лучше
меня умеет скрывать это. Нам не нравится состояние вашего организма.
Что-то не так. Очевидно, между Рельосом и Мьеньи разница не только в
количестве тепла. Но, к сожалению, мы слишком мало знаем о вашем солнце.
- Поговорите с Георгием, - сказал Широков. - Он хорошо знает Мьеньи.
- Сейчас это бесполезно. Такой разговор обязательно будет, но только на
Каллисто. Нужны астрономы, хорошо знающие особенности Рельоса и могущие
определить, в чем разница между ним и Мьеньи.
- У нас есть Вьеньянь.
- Наука не стоит на месте. Вьеньянь отстал за одиннадцать лет точно так
же, как Синьг в медицине. Они это и сами знают. Хотели же доставить вас на
Каллисто без подготовки. Все равно нельзя допустить, чтобы ваш полет
оказался безрезультатным. В любом случае вы должны попасть на Каллисто.
- Мы готовы рискнуть.
- Мы тоже. Это нужно для науки. Но надо сделать все, чтобы этот риск
уменьшить.
Очень скучными показались людям и каллистянам эти три месяца.
Чувствовалась относительная близость цели - планета Каллисто.
Она блестела по вечерам низко над горизонтом, притягивая к себе, тревожа и
волнуя.
Очень медленно шло время!
Все три месяца почти безотлучно провели на звездолете. Огромные кетьры и
хищные гисельи Сетито были менее опасны, чем дикие обитатели Кетьо.
- У них развито мьенькоедство, - сказал как-то Диегонь. - Много времени
надо, чтобы отучить их от этого обычая. (Напоминаю читателю, что "мьеньк"
по-каллистянски означает) "человек".)
- Были жертвы среди каллистян? - спросил Широков.
- Да, были, - неохотно ответил Диегонь.
- И что же предприняли каллистяне?
- Стали осторожнее.
В дальнейшем выяснилось, что каллистяне никогда, ни разу не применили
оружия. В жителях Кетьо они видели таких же людей, как они сами.
Настойчиво и терпеливо добивались они дружбы с туземцами, снабжая их
предметами первой необходимости в неограниченном количестве. Рано или
поздно это должно было принести плоды. Пока еще результаты были почти
неощутимы, но нельзя было забывать, что каллистяне появились на Кетьо
сравнительно недавно. Они понимали, что поспешность в таком сложном деле
ни к чему хорошему не приведет, и их план цивилизации обитателей Кетьо был
рассчитан на много лет. Но что значило это время в сравнении с тем,
которое понадобилось бы на тот же путь без вмешательства каллистян!
- Когда мы преодолеем последние остатки недоверия и добьемся их дружбы,
дело пойдет гораздо быстрее, - сказал Гесьянь.
Широков и Синяев видели кетьян несколько раз. Толпами, человек по сто и по
двести, они подходили к шару, очевидно ожидая привычных подарков. Они
нисколько не боялись звездолета, так как знали, что его экипаж не причинит
им вреда.
Чтобы не обмануть ожиданий туземцев, Диегонь распорядился вынести
несколько тонн самых разнообразных вещей, главным образом продуктов,
которые были уже не нужны экспедиции.
Широков и Синяев видели, с какой жадностью набросились на эти вещи
обитатели Кетьо, видели возникшее между ними побоище.
Кетьяне были очень похожи на каллистян ростом и даже чертами лица. Только
в сильный бинокль можно было рассмотреть низкие приплюснутые лбы и злобный
взгляд длинных, но не таких узких, как у каллистян, глаз.
Синяев обратил внимание, что у туземцев совершенно нет металлического
оружия.
- Мы им не даем, - пояснил Гесьянь. - Это приведет только к более частым
убийствам. У них есть камни и дубины. Даже этого, к сожалению, слишком
много.
- А звери?
- Крупных хищников на Кетьо нет, мы их всех уничтожили. А с мелкими они
хорошо справляются тем, что имеют. Камнями они ловко владеют.
Широкову пришлось на практике убедиться в справедливости этих слов.
Экипаж корабля наблюдал за кетьянами с площадки на вершине звездолета.
Первое же появление Широкова и Синяева вызвало среди них переполох.
Кетьяне заволновались, что-то крича и показывая друг другу на странных
белых людей, совсем не похожих на привычных для них каллистян.
И вот однажды, когда Широков и Синяев одни были на вершине шара,
рассматривая очередную партию, подошедшую к кораблю, кетьяне неожиданно
напали на них.
Что послужило причиной этого неожиданного нападения? Об этом не могли
догадаться ни люди, ни каллистяне.
До сих пор обитатели Кетьо вели себя мирно. Может быть, белые люди
показались им почему-то врагами и только постоянное присутствие рядом с
ними каллистян сдерживало дикарей. Увидя, что странные существа одни,
кетьяне проявили свою враждебность к ним.
Град камней обрушился на вершину шара. Надо было обладать поистине
исполинской силой, чтобы забросить камень величиной с кулак на такую
высоту.
Один камень попал в лоб Широкову и содрал порядочный кусок кожи. Лицо
Петра Аркадьевича сразу залилось кровью.
- Вниз! - закричал Синяев.
Он схватил Широкова в охапку и бросился к подъемной машине. Несколько
камней попало в него самого, но не причинило никакого вреда.
Синьг и Гесьянь немедленно уложили Широкова в постель. Хотя рана была
пустяковая, экипаж корабля был в отчаянии.
Широков смеялся, но вынужден был лежать два дня. У его изголовья дежурили
каллистяне, сменяя друг друга, точно он был тяжело болен.
Именно во время этой болезни, существовавшей только в воображении Гесьяня
и Синьга, произошел с Широковым памятный ему случай.
Он проснулся среди ночи и, открыв глаза, увидел Дьеньи. Она сидела возле
него, сменив кого-то другого. Склонив голову, девушка читала книгу при
свете тщательно закрытого со стороны постели маленького светящегося
шарика. Такие лампы, с заключенной в них самих энергией свечения, Широков
хорошо знал, привыкнув к ним за время пути.
Очевидно, Дьеньи услышала его движение и повернула голову. Широков успел
закрыть глаза, притворившись спящим.
Она подошла к нему, и он почувствовал ее взгляд на своем лице.
А потом... она наклонилась, и ее теплые губы коснулись его руки, лежавшей
на одеяле.
Каллистяне не были знакомы с поцелуем. Такого обычая у них никогда не
существовало. Дьеньи не поцеловала руку Широкова, она только коснулась ее
своими губами.
Его бросило в жар. Он боялся пошевельнуться, чтобы как-нибудь не выдать
ей, что не спит. К счастью, Дьеньи тотчас же отошла.
Зачем она это сделала? Широков не переставал задавать себе этот вопрос и
не находил ответа. Он никому, даже Синяеву, не говорил об этом случае.
Поведение Дьеньи по отношению к нему оставалось прежним. Она, казалось, не
делала никакой разницы между ним и Синяевым. Ширкову иногда мучительно
хотелось спросить ее о причине странного поступка, но какое-то сложное
чувство, быть может боязнь разочарования, удерживало его.
"Если бы она узнала, что я не спал тогда, - думал Широков, - изменилось
бы ее отношение ко мне или нет?"
И он не мог признаться даже самому себе, какой ответ на этот вопрос был бы
ему приятнее.
На память о Кетьо Широков получил маленький шрам на лбу, который, по
словам Синьга, должен был скоро совсем исчезнуть.
Настал, наконец, день отлета с Кетьо. Оба друга без всякой грусти
расстались с планетой. Она нисколько не походила на Землю, а видеть
оранжево-красную растительность они предпочитали на Каллисто.
- В Сетито, - сказал Синяев, - мы увидели далекое прошлое нашей родины.
Кетьо тоже прошлое, но более близкое. Теперь предстоит увидеть будущее.
Каким-то будет оно?
- Не может быть никакого сомнения, что прекрасным, - ответил Широков.
Рано утром, когда вокруг только начал расходиться ночной туман,
разгоняемый лучами только что взошедшего Рельоса, белый шар медленно
поднялся над равниной Кетьо.
Начался последний и самый короткий перегон. До Каллисто было всего пять
земных суток пути.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . .
И вот за прозрачными экранами раскинулась панорама долгожданной планеты.
Во все стороны, до самого горизонта, был океан. Оранжево-красный остров
ярким пятном выделялся на его темно-синей поверхности. Крохотными белыми
точками виднелись несколько зданий и тонкие ниточки колец бьеньетостанции.
Весь экипаж находился в помещении центрального пульта. Диегонь сидел у
щита управления, остальные толпились у "окон".
Взволнованные и мучимые нетерпением, каллистяне не спускали глаз с родной
картины. Долгие годы они ждали этого момента, и вот он, наконец, настал.
Остались позади бесконечные просторы Вселенной - черная безвоздушная
бездна. Звездолет летел в атмосфере Каллисто. Еще немного - они ступят на
землю, вдохнут родной воздух, обнимут близких. Им казалось, что корабль
почти не движется, и нетерпеливые взгляды поминутно обращались к Диегоню,
словно прося его увеличить скорость.
Широков и Синяев обнявшись стояли рядом. Они молчали, без слов понимая
друг друга. Цель, достижению которой они отдали столько лет жизни, была
перед ними.
Каллисто! К ней стремились они, оставив на Земле все, что было им дорого.
Ради нее, ради того, чтобы увидеть будущее своей Земли, согласились они на
томительные годы пребывания на звездолете. Ради новых знаний, ради пользы
для всего человечества совершили они долгий и тяжелый путь.
И вот Каллисто перед ними!
Впереди три года большого и напряженного труда.
Широков и Синяев отдохнули с избытком. Они были полны энергии и желания
трудиться. И только в самой глубине их сознания таилась смутная тревога,
вызванная опасениями Гесьяня. Они гнали ее от себя, но тревога упорно
возвращалась, отравляя радость достижения цели, вызывая теперь уже
бесполезные мысли.
С прямотой, свойственной каллистянам, Гесьянь не пытался успокоить их, он
открыто говорил, что считает их прилет на Каллисто преждевременным.
- Вам надо было несколько месяцев провести на Сетито и не менее года на
Кетьо. А еще лучше - провести соответствующую подготовку у себя, на
Земле, - говорил он, - а тогда уже лететь на Каллисто. То, что сделано
нами, недостаточно. Я не могу поручиться, что вам не придется в ближайшее
время вернуться на Сетито.
Широков как врач хорошо понимал основательность опасений Гесьяня. Он уже
убедился, что Рельос не Солнце. Его лучи обладали иными свойствами, несли
в себе гораздо больше энергии. Они явно действовали на организм не так,
как лучи Солнца.
- Что ж! - говорил Синяев. - Если Гесьянь окажется прав, вернемся на
Сетито, а затем снова отправимся на Каллисто. Задача, поставленная перед
нами, должна быть выполнена во что бы то ни стало.
Первое, правда малосущественное и давно предвиденное, отличие Рельоса от
Солнца уже на Кетьо дало себя знать. Оба человека Земли были вынуждены
надеть темные очки, с дымчатыми стеклами. Широко открытые глаза людей
были не в состоянии переносить ослепляюще яркий белый свет Рельоса. Все
три года пребывания на Каллисто им придется видеть мир через эти стекла.
Но очки были подобраны так, что все разнообразие цветов и оттенков не
пропадало, а только смягчалось, становилось подобным цветам и оттенкам на
Земле. Они видели окружающие предметы такими же, какими видели их
каллистяне незащищенными глазами.
Звездолет медленно опускался все ниже и ниже.
С жадным любопытством друзья всматривались в оранжевый остров. Они не
видели ни на нем, ни вокруг него никаких признаков, что обитатели планеты
готовятся встретить вернувшийся звездолет. А они хорошо знали, что
каллистяне все эти годы с нетерпением ждали Диегоня и его спутников, а
теперь, когда они узнали, что на корабле находятся двое людей другого
мира, это нетерпение увеличилось во много раз.
Остров, море и воздух были пустынны.
- Разве вас не будут встречать? - спросил Широков у Синьга, стоявшего
рядом с ним.
- Будут, но не здесь, - ответил Гесьянь, услышавший вопрос. - На острове
нас встретят только работники космической станции.
Диегонь протянул руку и повернул рукоятку на пульте. Изображение на
экране, возле которого стояли Широков и Синяев, дрогнуло, и вдруг весь
остров со стремительной быстротой "помчался навстречу". Через несколько
мгновений показались здания, приблизились вплотную, исчезли за краями
экрана, и вот перед ними, в двух шагах, мраморная арка. Они увидели по
бокам две скульптуры и группу каллистян, которые, казалось, смотрели прямо
на них.
- Вот мой отец, - раздался позади Широкова голос Дьеньи, и ее тонкая рука
протянулась к экрану, указывая на человека, стоявшего рядом с высоким
стариком, опиравшимся на толстую трость.
Широков вздрогнул. В последнее время, когда Дьеньи была близко, он
испытывал волнение и какую-то непонятную тревогу.
Диегонь попросил Мьеньоня сменить его и подошел к экрану.
Все расступились, и командир корабля около минуты всматривался в лицо
своего сына, которого он не видел так долго.
Что происходило в его душе? Какие чувства испытывал он в эту минуту?
Суровое лицо с резкими, выразительными чертами было таким же, как всегда.
Он повернулся и отошел к пульту.
- А это, вероятно, Женьсиньг? - спросил Широков, снова подходя к экрану.
- Да, это сам Женьсиньг, - ответила Дьеньи, подчеркивая слово "сам".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг