Потеря рассудка, способности здраво мыслить и рассуждать всегда
казалась ему самым страшным из всего, что может случиться в жизни человека.
Он вскарабкался обратно в седло - неловко и неуклюже, точно древний
старик.
Почудилось, будто лошади косятся на него с недоумением и скрытым
разочарованием, безмолвно ворча: "Мы-то надеялись, что ты, человек,
додумаешься, как нам попасть домой, в привычный мир с зеленой травкой и
солнцем, но ты даже на это не способен!"
Хруст костей, безжалостно перемалываемых лошадиными копытами в легкую
пыль, казалось, зазвучал громче и приобрел, если так можно выразиться,
некую осмысленность. Франческо невольно вслушался, вскоре различив
повторяемую на разные лады одну и ту же фразу: "Это ты виноват. Из-за тебя
мы здесь. Ты мог бы спасти нас, а вместо этого предпочел отойти в сторону.
Ты виноват".
- Что я сделал не так? - тоскливо спросил Франческо, отстранение
напомнив себе, чем закончился его предыдущий разговор с призрачными
голосами, требовавшими открыть некую дверь. Тогда его спасло появление
Бланки, велевшей голосам оставить гостя Ренна в покое, но запретную дверь
он и его спутники все-таки открыли. Пусть не тогда, позже, - и чего
добились? Ему везет, он еще -жив, но что сейчас происходит с его
попутчиками? Какие мрачные чудеса разворачиваются перед их глазами?
"Они здесь, - обрадованно зашелестело вокруг. - Они остались с нами,
чтобы никогда не воскреснуть. Ты виноват. Ты повернулся и ушел, сказав,
будто тебе не по силам эта ноша и ты не хочешь сломаться под ее тяжестью".
- Какая ноша? Почему мои друзья здесь? Они умерли? - Франческо поймал
себя на том, что говорит вслух, задавая вопросы несуществующим
собеседникам, что, как известно, является наивернейшим признаком
подступающего безумия. - Почему их лишили надежды на спасение? В чем я
совершил ошибку?
"Нас победили. - Над пеплом равнины пронесся короткий и еле заметный
порыв ветра, первый за все время пребывания незваного гостя с поверхности.
- Последняя Битва состоялась и была проиграна, потому что ослабевшие
людские души начали повторять то, чему их научил ты:
"Это меня не касается". Ты мог бы научить людей смелости, но предпочел
отсиживаться в своем тихом углу".
- Я никого ничему не учил! - завопил Франческо. - Кто я такой, чтобы
учить, если сам ничего не знаю?
Молчание. Глухие ритмичные удары шести пар опускающихся на землю копыт.
- Я никого ничему не учил, слышите? И не собираюсь этого делать! Я хочу
выбраться отсюда, только и всего!
"Перестань нести чушь. - Этот слегка раздраженный голос Франческо узнал
сразу и застыл с полуоткрытым ртом. Тихий, твердый голосок из
невообразимой дали, голосок его предчувствий и смутных надежд на лучшее. -
Кого ты обманываешь - самого себя? Последняя Битва еще не состоялась и
наступит не скоро, но приготовлениям к ней не суждено прекратиться
никогда".
- Но как мне быть? - Он растерянно посмотрел на неподвижное небо, точно
надеялся увидеть там ответ, начертанный огненными буквами. Голосок не
отвечал, сказав все, что считал нужным. Хор призраков тоже примолк. -
Какую ношу я должен взять и куда ее нести? Где я оступился? Эй, скажите
хоть что-нибудь!
Застывшая, мертвая тишина покинутого поля сражения. Ни единого звука,
никакого движения, крохотные точки, ползущие из ниоткуда в никуда по
навсегда опустевшему миру, - три лошади и человек. Франческо никогда еще
не испытывал такого ошеломляющего одиночества - сколько он себя помнил,
поблизости всегда находились люди, семья, родственники, дорожные
попутчики... Он не умел быть один.
- Мне надлежит свершить нечто важное в этом мире, - выговорил он
немеющим языком и услышал тихий, жалобный звук - словно порвалась верхняя
струна его виолы, самая тонкая и самая щемящая. Он подумал о чаше,
наверняка оставшейся стоять на окне их комнаты в Ренне. Он хотел взять ее
с собой, но не смог: сначала не решился, потом - не успел. Его попутчики
скорее всего просто не обратили на нее внимания, и он не собирался
обвинять их - вряд ли они разглядели бы в невзрачном деревянном кубке то,
что померещилось ему, то могущество, которое он самоуверенно попытался
разбудить. Чаша вернется туда, откуда он ее забрал, - в крипту под
часовней Святой Магдалины. Вернется, чтобы впредь не появляться на свет,
теперь хозяева Ренна об этом позаботятся...
Призрачный звон повторился, сделался сильнее. Франческо устало
огляделся - может, ему приготовили новый подвох?
Шагах в тридцати вспыхнуло блекло-желтоватое сияние, сквозь которое
отчетливо просматривались два стоящих рядом человеческих силуэта. По мере
того как свет мерк, фигуры обретали отчетливость и осязаемость, становясь
все более и более узнаваемыми.
Изабель опять услышала раздающийся где-то поблизости тяжелый топот.
По весьма приблизительным подсчетам, она прошагала уже не меньше лиги,
и этот путь стал дорогой от холодного ужаса, сковывавшего мысли и движения
толстой коркой льда, до всевозрастающего раздражения. С ней ничего не
происходило. Она шла по коридору с угрожающе низким потолком, через
тусклый Свет/и полумрак.
Пятнадцать шагов - очередной факел с подтеками смолы и черной полосой
копоти на стене. Под ногами хлюпали лужицы стоячей воды, время от времени
она поднималась или спускалась по лестницам, открывала двери - одинаковые
двери из темно-желтого дерева, укрепленные бронзовыми полосами, закрытые,
но не запертые. Ручками на дверях служили латунные головы всевозможных
хищных животных, сжимавших в зубах сплетенные из колючек кольца. Иногда ей
казалось, будто она улавливает запахи - в основном раскаленного металла
или застоявшейся воды, но раз повеяло цветущим лугом, а еще - звуки:
вскрики, попискивания, шлепанье тяжелых капель с потолка.
В каком-то месте ее настигло звучание далекого хора, тянувшего низкое,
перекатывающееся по бесконечным переходам "о-о-о", от которого чуть
заметно подрагивали стены.
Сначала она боялась. Потом ей надоело подпрыгивать при каждом шорохе, и
она начала злиться. Раз уж она угодила сюда, это неспроста. Вокруг ничего
не менялось - коридор, выложенный темно-серыми, плохо обработанными
плитами, сочащаяся между швов вода, налет блекло-зеленого мха на стыках
между стенами и полом. Никто не бросался из темноты, не выл дурным голосом
и не пытался пролезть сквозь стены.
Отыскать выход пока тоже не удалось.
Изабель остановилась на очередной развилке, посмотрела влево-вправо и
пожалела, что у нее не оказалось с собой ничего, чем она могла бы
оставлять знаки на стенах. Вполне возможно, она уже давно бродит по кругу
- полутемные коридоры ничем друг от друга не отличаются. Можно, конечно,
выцарапывать на замшелых стенах стрелки кинжалом, но жаль портить лезвие.
Она уже сообразила, что угодила в какой-то огромный и запутанный лабиринт,
попыталась вспомнить все, что знала о подобных сооружениях, но додумалась
только до одной полезной вещи - на каждом ветвлении сворачивала налево.
Мысль, что лабиринт может вообще не иметь выхода, она старалась гнать, как
только та осмеливалась показать свою чешуйчатую морду, распяленную в
гнусной ухмылке. Она не впадет в панику. Возможно, по сравнению с
остальными ей еще повезло - она всего лишь бродит по гигантской пустующей
норе.
Чутье утверждало, что она по-прежнему находится глубоко под землей, и
Изабель не видела причин оспаривать его выводы. Она всего лишь хотела
поскорее убраться отсюда и по возможности отыскать своих попутчиков.
Из левого коридора несло гнилью и прелыми листьями. Изабель
принюхалась, недовольно скривилась, поколебалась, но все же пошла вперед,
чуть пригнувшись и сжимая в руке кинжал с тонким острым лезвием. Пока она
использовала его только один раз, и то не по назначению - после некоторых
размышлений отрезала подол собственного платья до колен, чтобы не мешался
под ногами. Неровно обрезанные лоскуты тщательно обернула вокруг ладоней -
не перчатки, но хоть какая-то защита.
"Мак-Лауд носит юбку, и ничего, никто над ним не смеется, - угрюмо
размышляла она, возясь с плотной тканью, не желавшей поддаваться стали. -
Впрочем, только полный дурак рискнет острить по поводу его одежды... или
манеры разговаривать...
или поведения... Черт, я бы не отказалась от пары штанов - наплевать на
приличия, зато бегать удобно". Бегать, как упрямо подсказывало ее сердце,
придется еще много.
- Из огня да в полымя, - вслух проговорила Изабель, - пытаясь хотя бы
звучанием собственного голоса разогнать осязаемо висящую вокруг хрупкую
тишину. Кожаные сапожки еле слышно шлепали по неровным плитам пола, она
чувствовала, что натерла мозоли на обеих ногах. Еще немного - и придется
искать укромное местечко для отдыха, хотя вряд ли она сможет заставить
себя вздремнуть здесь, в этом месте.
Поэтому она шагала дальше и дальше, пристально вглядываясь в полумрак в
поисках малейшего движения, вслушиваясь и раздумывая о том, как быть. В
миг первоначального испуга, когда она пришла в себя в тупике коридора, ее,
точно безжалостная молния, пронзила мысль - вдруг ей целую унылую вечность
предстоит скитаться по равнодушным пустынным коридорам? Отблески этого
кошмара еще порой мелькали в уме, затмевая все здравые соображения.
"Возможно, мне все это только кажется, - упрямо твердила она. - Я сплю
и вижу сон".
От этой мысли становилось еще хуже. Любые сны рано или поздно подходят
к концу, и что она увидит, когда проснется? Комнату в замке Ренн и
тусклые, похожие на фальшивые медяки, погасшие глаза наследника фамилии де
Тран-кавель? Лучше уж мрачный лабиринт... За все в конечном счете
приходится расплачиваться.
Она замерла, повернув голову и насторожившись. Нет, не показалось -
издалека доносились непонятные звуки, похожие на ритмичное "топ-топ-топ".
Убежать или пойти навстречу? Бегство выглядело более разумным - вряд ли
тут можно наткнуться на доброго самаритянина или другого такого же
заблудившегося странника. Это местечко мало походило на излюбленное место
уединенных прогулок.
"Смотря чьих прогулок. - Изабель поежилась и навострила уши. - И зачем
я только позволила им совершить такую глупость? Мы могли бы попробовать
бежать другим путем. Могли бы... Кого ты пытаешься обмануть? Нам не
оставили иного выбора. Не скули, пошевеливайся, если хочешь жить!"
Следующая развилка предоставляла ей целых четыре возможных пути, и она
упрямо выбрала самый крайний, левый. Топот сделался отчетливее, теперь она
уже не сомневалась, что поблизости бродит некое крупное создание. Не
человек, слишком тяжелые и частые шаги. Животное. Скорее всего опасное.
Она пошла быстрее, настойчиво твердя себе, что не должна, не имеет права
срываться на бессмысленный бег. Если она побежит, зверь услышит ее и
наверняка захочет разузнать, кто забрел в его владения. Пока она ведет
себя тихо, у нее остается возможность проскользнуть незамеченной. Здесь
должен быть выход. Какой прок создавать лабиринт без выхода, ведь тогда
пропадает само его содержание и цель? Во сне она сейчас или наяву - не
имеет значения. У нее есть долг и невыполненные обязательства, и никакие
запутанные коридоры не заставят ее сдаться, захныкать и истошно звать на
помощь.
"Выберешься - сможешь вволю порыдать, и желательно на чьем-нибудь
надежном плече, - хмыкнула она, перепрыгивая через расплывчато
поблескивающую лужу. - А сейчас помалкивай".
Она едва не споткнулась о ступеньку ведущей вверх лестницы и поспешно
начала подниматься, стараясь одновременно коситься назад и вперед. На ум
пришло совершенно неожиданное и несвоевременное воспоминание. Однажды Хей
довелось побывать на острове Крит, в городе Капее, и вместе с несколькими
друзьями она отправилась посмотреть на развалины царского дворца,
выстроенного в те времена, когда пожар войны еще не погубил великолепную
Трою. На одной из уцелевших стен она заметила полустершуюся от времени
фреску, изображающую тавромахию, танцы с быками. Люди казались такими
маленькими по сравнению с животными...
"Это бык, - панически подумала Изабель. - Бык, вот кто там ходит!"
Ей отчетливо представился этот самый бык - черный с белыми пятнами,
коротконогий, грузный и невероятно проворный. У него будут длинные
изогнутые рога, изжелта-светлые на концах и каштаново-темные у основания,
и красные маленькие глаза навыкате. Он учует ее, побежит следом и
непременно догонит, потому что с рождения знает все хитросплетения
коридоров. Она еще успеет почуять его теплое вонючее дыхание, прежде чем
острые кончики рогов с размаху вонзятся ей в спину чуть пониже лопаток.
Наверное, она успеет вскрикнуть и увидит, как на противоположной стене
расплывается грязное пятно выплюнутой ею .густой крови.
Она упадет, бык пробежит дальше и вернется - завершить дело. Он
пройдется по ней, слушая, как трещат ломающиеся человеческие кости, может,
обнюхает труп, пыхтя и недовольно фыркая. Потом он отправится дальше
обходить лабиринт в поисках шатающихся по коридорам подозрительных
личностей.
Она уже не шла - бежала, судорожно хватая отдающий тухлятиной воздух и
слыша нарастающий рокот. Случилось то, чего она боялась: зверь почуял
чужака и отправился в погоню. Она неслась по мелькающим мимо коридорам,
все быстрее и быстрее, факелы сливались в сплошную оранжево-красную
полосу, бык скакал где-то сзади, не приближаясь, но и не отставая, грохоча
рогами по стенам и злобно ревя.
В какой-то миг Изабель почудилось, что ее почти догнали, она истошно
завизжала, оглянулась и запуталась в собственных ногах.
Приземление вышло неудачным и на редкость болезненным. Она с размаху
приложилась левым бедром о камни пола, заскользила дальше, выронив кинжал
и нелепо размахивая руками, врезалась в стену и зажмурилась, ожидая
сокрушительного удара снизу вверх.
На макушку упала с потолка тяжелая капля и разбилась. Изабель
нерешительно приоткрыла один глаз, затем второй, осторожно приподнялась.
Коридор пустовал.
Никаких быков и иных животных. Она представила себя со стороны -
растрепанная девица в платье с косо обрезанным подолом, из которого торчат
нитки, стоит на четвереньках в пустом коридоре и еле слышно подвывает.
Глаза у этой особы вытаращены, сердце колотится, точно собирается вот-вот
разорваться, кожа бледная, точно шляпки вырастающих в заброшенных сырых
погребах поганок, перекошенный рот разинут, и с его уголка наверняка
тянется прозрачная ниточка слюны. Полюбуйтесь, люди добрые, на девицу,
всегда гордившуюся своим хладнокровием и выдержкой!
- Изабель-Джулиана Уэстмор, ты глупая гусыня, - пробормотала она и
тыльной стороной правой ладони вытерла рот. Губы походили на два плохо
выделанных и пересохших кусочка кожи. Изабель качнулась в сторону, неловко
села, подвернув ногу. - Даже не гусыня, вы - квочка. Вы отвратительны,
мистрисс Уэстмор. Вы ошибка Господа, позор семьи и достойны только
всеобщего презрения.
Она привалилась к влажной стене, пару раз шмыгнула носом и тяжело
вздохнула.
Кажется, воображение cыгpaлo с ней дурную шутку. Может, в этом месте
потаенные страхи обретают плоть и кровь? Миг назад бык действительно
существовал, она заметила его краем глаза, когда оборачивалась, -
черно-белый, с низко опущенной лобастой головой, он мчался за ней,
выбрасывая вперед короткие толстые ноги, и из его ноздрей вырывались
струйки горячего пара, каплями оседавшие на холодных стенах.
- Им бы стоило написать на стенах: "Xie sunt taurus"*. - С истерическим
смешком Изабель поднялась на ноги и поковыляла дальше, наклонившись, чтобы
подобрать кинжал. Лабиринту удалось сделать то, чего не могли добиться
люди, - заставить ее на несколько мгновений испытать всепоглощающий ужас.
Она не столько испугалась быка, угрожавшего растоптать ее, как человек
мимоходом растаптывает гусеницу. Ее тревожило иное - что, если здесь, в
месте, лишенном времени, ведется игра без правил? В обычном мире любой
лабиринт - не только запутанное строение, но и зашифрованная фраза, символ
в извечном безмолвном разговоре людей и Бога. В нем обязательно должен
иметься выход - как любое изречение завершается логическим выводом. Но
если здешний лабиринт создан безумцами, презревшими все законы, и она
обречена до конца времен бегать по темным коридорам от черного быка и иных
чудовищ, явившихся из древних языческих времен?
* Здесь обитает бык (лат.).
- Я же не Тезей, - поделилась она с мокрыми стенами. - И даже не Ариадна.
Я всего лишь Изабель, и у меня нету спасительного клубка.
Она прислушалась - топот отдалился и вроде бы затих, что ничего не
значило. Бык мог вернуться. Может, уже вернулся и крадется по соседним
коридорам, подняв тяжелую морду и ловя влажным носом запах ее страха...
"Прекрати! Прекрати немедленно!"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг