Сегодня утром мне принесли некое весьма любопытное известие. Ни до
Тира, ни до франкских городов на Побережье эта новость, видимо, еще не
дошла. Она неизвестна даже королю Ричарду... который не слишком
обрадуется, услышав ее. Человек, на помощь коего так рассчитывает господин
Коррадо, этот самый управитель Англии Лоншан - мертв.
- Вот как? - заинтересовался базилевс. - Когда же произошло сие
прискорбное событие?
- Две седмицы назад. По приказу принца Иоанна, младшего брата Ричарда,
господина наместника, позволившего себе считать казну страны своей
собственной казной и самочинно присвоившего права короля, вздернули. В
гавани города... - Дигенис заглянул в одну из принесенных с собой бумаг и
по буквам прочел непривычное ромеям название, - в гавани города Дувра,
откуда он пытался бежать в Массилию, под защиту своего короля.
Андроник выразил свое отношение к делам далекого европейского острова
презрительным фырканьем:
- Слишком медленно бежал, раз попался. Ричарду стоит тщательнее
подбирать слуг.
Его покойный отец, Анри, никогда бы не допустил подобного. Что ж,
выходит, все далекоидущие замыслы нашего друга Коррадо рушатся, да и наши
надежды тоже.
- Ни в коей мере. - Эпарх неспешно свернул пергамент. - Напротив,
теперь мы находимся даже в более выгодном положении. Не спорю, правитель
Англии еще слишком молод и частенько совершает ошибки, а поставленный им
наместник был крепко нечист на руку. Однако бумаги, на которые ссылался
господин Коррадо, весьма любопытные бумаги, из-за которых собираемый
Крестовый поход вполне может быть отложен или вовсе позабыт... Они
существуют и около десяти дней назад покинули Лондиниум. Несколько
человек, всецело преданных царственному и своей родине, в суматохе вывезли
их.
Базилевс в легком удивлении чуть приподнял брови. Дигенис мельком
упоминал, что на всякий случай содержит при английском дворе нескольких
соглядатаев, однако умудриться похитить из-под носа правителей франков
целый архив, да не чей-нибудь, а королевского наместника? Должно быть, там
подобрались люди весьма незаурядные и достойные всяческого поощрения.
- Если все пройдет успешно, через полтора-два месяца эти бумаги
окажутся в руках царственного, - невозмутимо продолжил эпарх
Константинополя. - Он один сможет решить, каковой станет их дальнейшая
судьба.
"Как много иногда зависит от совершенно неизвестных и неприметных
личностей, - отстраненно подумал Андроник. - Кто-то из моих подданных
сейчас мчится через владения франков, увозя с собой вещь, способную
изменить судьбу мира. А я должен сидеть и ждать. Впрочем, Коррадо в своем
Тире тоже придется несладко. Мы все обречены на временное бездействие. Что
ж, не в первый раз. Выигрывает тот, кто окажется терпеливее".
Правитель Византии взглянул на расстилавшуюся внизу сияющую гладь
залива, переливавшуюся светло-голубым и зеленоватым цветами, с желтыми
отметинами мелей и яркими пятнами парусов. Он подождет. Разве не в этом
умении кроется сила Империи? Дождаться подходящего момента и изо всех сил
обрушить свой удар на ничего не подозревающего противника. Месяц или два?
У него есть полгода.
Германская армия еще топчется по горам Болгарии, молодые короли Англии
и Франции застряли на берегах Европы или островах Средиземноморья. Они
спешат в Святую Землю? Что ж, вскоре им придется резко переменить свои
планы. Лишь бы там, в далекой и загадочной варварской Европе, не случилось
непредвиденного. Тогда все переменится. Переменится согласно желаниям
Византии, как это происходило уже не одно столетие.
"Все переменится. - Широкая плоскодонка-хеландион, шедшая под
зарифленным парусом, подпрыгнула на волне, и устроившегося на носу
человека обдало дождем теплых соленых брызг. - Никто даже не догадывается,
насколько все переменится!"
Он оглянулся назад, на поднимающиеся из воды темно-серые мрачные
крепостные стены и башни, стерегущие с моря Палатийский дворец базилевсов,
на вырастающие за ними разноцветные черепичные крыши в зелени садов,
позолоченные купола и тонкие башни колоколен. Владения Палатия занимали
почти весь далеко выдающийся в Мраморное море обширный полуостров,
господствуя над Проливом и заполненной кораблями бухтой Золотого Рога. Он
напрасно пытался отыскать взглядом в. толчее разномастных корпусов
принадлежавшее ему судно - вытянутый стремительный одномачтовик
серо-голубого цвета под непривычным для европейского глаза скошенным
парусом. Дангия, как называли такие корабли их создатели арабы, не слишком
годилась для боя или перевозки груза. Зато мало кто мог тягаться с ней в
быстроте хода и маневренности.
Рулевой хеландиона заставил свое суденышко снова вильнуть в сторону,
пропуская низко сидевшего в воде и неповоротливого "купца" под трещащим на
ветру флагом торгового союза Венеции. Длинная, глубоко врезавшаяся в берег
гавань напоминала ярмарку в разгар торговли, но человек не отвлекался -на
разглядывание пестро разукрашенных кораблей. Он и так извел целое утро,
разливаясь перед старым базилевсом. Новости доставлены, можно вздохнуть
спокойно. Через семь, самое большее десять дней дангия "Ларисса" ворвется
в защищенную и надежную гавань Тира. А дальше? Дальше - посмотрим! Дожить
хотя бы до конца осени!
Гость базилевса негромко засмеялся. Иногда ему казалось, что весь
огромный мир стал его личным владением. Безумие, конечно, и непомерная
гордыня, да кто из нас безгрешен?
Лично он, мессир Коррадо ди Монферрато, как его называли ромеи, или
Конрад, маркграф Монферратский, cnacитель Тира от неверных и нынешний
правитель этого древни и богатого города, кем он был для европейцев,
полунемец полуитальянец, тридцати с небольшим лет, наследник одной из
самых древних и знатных фамилий Европы, человек, почти заполучивший
единоличную власть над королевствами Святой Земли, отнюдь не считал себя
ангелом во плоти или рыцарем без страха и упрека. В отличие от большинства
соплеменников он точно знал, чего хочет от жизни, и шел к своей цели
напролом. Крестовый поход? Отлично, при необходимости он примкнет к нему.
Даже приведет с собой армию. Не слишком большую, но такую, чтобы заставить
считаться с собой. Он встанет под знамена... тут следует хорошенько
поразмыслить. Скорее всего он присоединится к кому-нибудь из родственников
из Германии. А может, к Филиппу Французскому. Или, на худой конец, к
Ричарду, при условии, что поблизости не будет маячить унылая физиономия Ги
де Лузиньяна. Все равно без его участия ничего не получится. Он, а не Ги,
- некоронованный правитель Святой Земли, к которому прислушиваются и в
Константинополе, и в Багдаде.
Но если Андроник свяжется с Англией, получит необходимые бумаги и
решится действовать...
Тут даже такой отчаянный выдумщик и авантюрист, как Конрад, не рисковал
загадывать наперед. Он сам в точности не знал, что заставило его со всей
возможной поспешностью броситься в великий город на берегах Пролива.
Тревожные известия из Европы, принесенные безотказными голубями?
Собственное дурное предчувствие? Он ведь намеревался самостоятельно
завязать отношения с мэтром де Лоншаном, начал потихоньку переписываться с
друзьями в Англии, выясняя обстоятельства, и вдруг ни с того ни с сего
щедрым жестом подарил все императору Византии. Конечно, христианскому
рыцарю вроде бы не пристало строить козни, мешая такому великому деянию,
как Крестовый поход. Но крестоносцы приходят и уходят, не добиваясь
особенного толку и только разрушая все с таким трудом созданное. Арабы же
остаются, как и богатства, текущие с далекого Восхода.
Неужели он допустит, чтобы бесценные сокровища достались кому-то
другому? Ги, например...
Да никогда в жизни! Лучше делиться доходами с ромеями, хоть они и
схизматики с накрепко запертыми сундуками вместо сердец! Если Крестовый
поход неотвратим, пусть он пойдет согласно его, мессира маркграфа Конрада,
замыслам и принесет пользу!..
Парус хелапдиона с шумом опал, разогнавшаяся плоскодонка с размаху
ткнулась задранным носом в дощатую пристань по соседству с одномачтовым
парусником, выкрашенным в светло-серый цвет. "Ларисса", чья команда
"нетерпеливо ожидала владельца, могла хоть сейчас отправляться в обратный
путь.
- Все переменится, - повторил сам себе Конрад, поднимаясь на борт
дангии. Эти слова звучали для него самой обнадеживающей и приятной из
молитв. - Очень скоро всe переменится!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
СНЫ О НЕСБЫВШЕМСЯ
ВРЕМЯ И МЕСТО ДЕЙСТВИЯ ОКУТАНЫ ТУМАНОМ БЕЗОПАСНОСТИ
Серая глухая пелена, прорезаемая ослепительными серебряными вспышками,
постепенно истаивала, но открывающийся пейзаж не казался особенно
оживленным и готовым приютить усталого путника. Скорее наоборот - во все
стороны, насколько хватало глаз, тянулась пологая равнина, накрытая
пепельным куполом небес.
Солнечный диск вопиюще отсутствовал, хотя некоторый свет имелся - поток
болезненно-желтоватых лучей, скупо льющихся снизу вверх. В первый миг
Франческо растерялся, не в силах решить: то, что он видит, - морок или
существует на самом деле? Он отчетливо помнил, как они спускались в
туннель, уловил отголоски непонятной ссоры между Мак-Лаудом и отцом
Ансельмо, помнил даже нелепое обещание, сгоряча данное им монне Бьянке, -
вернуться в замок Ренн, и снисходительно-вежливую улыбку ее молчаливого и
загадочного брата из числа тех, что зовутся "себе на уме". Четверка начала
спуск вниз по широкому, сочащемуся водой коридору... и угодила прямиком в
это непонятное облако. Франческо услышал отчаянный выкрик Изабель:
"Держитесь вместе! Ради всего святого, держитесь вместе!", а затем его
вместе с лошадьми точно накрыло приливной волной и потащило за собой в
глубины неведомого океана. Все пропало - звуки, голоса попутчиков,
ощущение движения, осталось только непроглядное марево.
И вот теперь он находился неизвестно где. Впрочем, их честно
предупредили, что подземные ходы Ренна отличаются своеобразием и в отличие
от прочих сооружений подобного рода совершенно не обязательно выводят на
поверхность земли. Оно и понятно: разве можно ожидать чего-то хорошего от
двери, открываемой ключом, взятым у демона? Да, тогда этот путь казался
наилучшим из возможных - через ворота все равно не выпустят, потайная
дверь - под охраной. Так сказал Тьерри, но Франческо заподозрил, что
средний - и, возможно, отныне единственный - из наследников семейства де
Транкавель слегка покривил душой, преследуя какие-то свои загадочные цели.
Впрочем, какая разница, солгал Тьерри или нет? Они здесь, они потеряли
друг друга, и он представления не имеет, как отсюда выбираться.
Какое-то время Франческо с ужасом размышлял, не Чистилище ли это -
место неприкаянных душ, не заслуживших ни награды райского света, ни
проклятых темных подземелий ада. Очнувшийся от обморока здравый смысл
въедливо напомнил, что в Чистилище вряд ли бы пустили животных, а лошади
по-прежнему оставались с ним и мало походили на бестелесных призраков. Он
слышал размеренные вздохи темно-солового Фламандца, принадлежавшего
мессиру Гаю Гисборну и временно перешедшего в его пользование, чувствовал,
как справа натягивается и ослабевает притороченный к седлу ремень, что
тянется к уздечке серого жеребца Мак-Лауда, как пыхтит идущая слева гнедая
кобыла, груженная уцелевшей поклажей, и все больше убеждался: лошади -
настоящие. Кроме того, он сам продолжал испытывать вполне бренные чувства,
скорее всего невозможные в Ином мире: неудобство от сидения в непривычном
седле, ноющую боль в наскоро вправленной руке и, как это ни смешно,
сильнейшее желание перекусить.
Кони, не понукаемые и не направляемые человеком, неспешно рысили
вперед, поднимая вокруг себя облачка сероватой пыли. Здесь все - и небо, и
земля - носило тот или иной оттенок серого. Этот цвет уныния вскоре щедро
окрасил безрадостные размышления Франческо. Равнина не имела пределов и
каких-либо примет, без сгинувшего солнца невозможно определить
направление, и самое главное - неясно, куда вообще держать путь. Может, на
самом деле он все еще находится в подземном коридоре? Лошади ведь не
испугались ни призрачного тумана, ни того, что внезапно очутились в
совершенно ином месте. Животных наваждениями не обманешь - их разум
слишком прост, чтобы осознавать несуществующее. Они спокойны, и. если
положиться на них, возможно, лошади благополучно довезут его до конца
подземного хода, где все мороки непременно сгинут. А если не довезут?
Если они тоже обмануты? Что ж ему теперь, до конца жизни ехать через
эту пустыню, словно засыпанную пеплом, над которой не светит солнце и не
носится ветер?
Вскоре он усомнился и в том, что едет. Лошади, конечно, перебирали
ногами, но вокруг ничто не менялось. Даже парочка темно-синих размытых
облаков, висевших над линией горизонта, не двигалась с места. Он постоянно
озирался по сторонам, но не замечал ничего, хоть немного напоминающего о
жизни, оставшейся там, наверху. Теперь даже Ренн и его обитатели
вспоминались с тоскливым сожалением - при всех своих недостатках они все
же как-никак живые люди. Интересно, после всего случившегося оставят они
свои далекоидущие замыслы или нет? Франческо казалось, что и не подумают.
Вдобавок он сомневался, чтобы людей, вольно или невольно принесших столько
неприятностей, так легко отпустили на все четыре стороны. Растворенное в
крови умение предвидеть вероятную опасность позвякивало в тревожный
колокольчик, и в иное время Франческе непременно уделил бы ему все свое
внимание. Но сейчас... сейчас его занимало другое.
Он нерешительно потянул за жесткие поводья - конь Гая, конечно, обладал
на редкость спокойным характером, но кто знает, захочет ли он подчиниться
незнакомому всаднику? Соловый тряхнул головой и послушно встал. Сзади
недовольно зафыркал Билах, Франческо не мог в точности сказать, зачем ему
понадобилось останавливаться. Это место на равнине ничем не отличалось от
прочих, но в голове его кружилось несколько догадок, нуждавшихся в
проверке. Он спрыгнул на землю, подняв облачко пыли, взлетевшее медленно и
как-то сонно, точно под водой. Больше всего он боялся выпустить из рук
поводья и еще - что лошадям вздумается покинуть его посреди этого
безжизненного поля.
Отойдя на шаг в сторону - ровно столько позволяла длина повода - он
наклонился, с внезапно обострившимся вниманием вглядываясь в серую, слегка
неровную поверхность. Он не заметил этого с высоты седла, зато отчетливо
видел теперь:
кости, множество костей. Облепленные непонятной серой коркой,
ноздреватой и потрескавшейся, отчасти смахивающей на растущие у берегов
Средиземного моря кораллы, под ногами у него лежали кости людей и
животных, рассыпающиеся при малейшем прикосновении. Он успел разглядеть
поблизости вытянутый лошадиный череп, с которого свисало подобие истлевшей
уздечки с позеленевшими бронзовыми пряжками, изящно выгнутые арки
человеческих ребер, чью-то оторванную кисть со сложенными в неприличном
жесте костяшками пальцев... Его вдруг затрясло, он шагнул назад,
прижавшись лицом к теплому лошадиному боку, мерно поднимавшемуся и
опускавшемуся.
"Я еду через поле давно отгремевшего боя. - Ему очень хотелось завопить
от ужаса, но обитавшая где-то в глубине души капелька самообладания не
позволяла. - Не знаю, что за сражение здесь гремело, но лучше тебе
постараться взять себя в руки. Это всего лишь кости. Они не способны
причинить тебе никакого вреда".
Однако малейшая попытка представить, какое количество людей способна
вместить эта бескрайняя равнина, повергал его в холодный, всхлипывающий
кошмар. Он почему-то вспомнил услышанное (или прочитанное где-то?)
высказывание, над смыслом которого никогда всерьез не задумывался, сочтя
его противоречащим учению Церкви: "Не существует ни рая, ни ада, потому
что не пришел еще Страшный Суд и не настало время отличать праведников от
грешников. Кара не коснется злых раньше, чем будут вознаграждены добрые, и
лишь в конце света добрые семена будут окончательно отделены от плевел. Ни
одна душа не обитает в аду, ибо она еще не осуждена, и ни одна душа не
пребывает в раю, ибо не настал еще час ее вознаграждения; но души всех
умерших дожидаются своего срока sub altare Dei, у алтаря Господня..."
Монотонный голос, произносивший слово за словом, неумолчно гудел в
голове, и Франческо вдруг вскинул стиснутую в кулак руку и с силой ударил
себя по виску.
Перед глазами вспыхнула россыпь искр, но заунывное чтение прервалось.
- Я не сойду с ума, - слегка дрожащим, но упрямым голосом проговорил
молодой человек. - Может, это испытание, смысла которого я не в силах
понять, но я не сойду с ума...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг