раскрылась пасть Бездны и поглотила его, случилось что-то метафизическое,
не мог такой человек, как Павел, просто пасть от ножа банального убийцы
или грабителя. Судьбы-то не здесь пишутся, а на Небе.
Но какова эта Бездна, поглотившая его, - сказать никто не решался,
боялись конкретизировать, и в подтексте истеричных мнений так и мелькали
разночтения. В милицию тем не менее звонили непрерывно и настойчиво,
используя даже связи. Там даже обозлились.
- Пока трупа нет, нет и человека, - заявляли там. - Ищем, но ничего не
знаем.
Сводки о пропавших все время поступают... Что?.. Что?.. Да вы с ума
сошли?!. Да, бывает. Бывает и труп найдут, а человек потом приходит... У
нас все бывает, это вам не детские игры с логикой... Да, да, о нем все
время звонят, спрашивают со всех концов... Да кто он такой, этот Павел
Далинин, чтоб о нем так звонить?!.
Кто он - писатель, генерал? Или какой-нибудь другой необычный
человек?!! Что вы нам мешаете искать трупы?!
Таня реагировала особенно болезненно: "не уследили за мальчиком, не
смогли уберечь... А ведь предупреждали, столько раз предупреждали..."
Егор был в отчаянии, пил, хулиганил и чувствовал, что, теряя друга,
теряет часть себя. Тамара Ивановна, родственница, целыми ночами при свечах
гадала на Павла. И выходило такое, что однажды ночью, взглянув, как легли
ее особые специальные карты, упала в обморок. Она бы могла отдать Богу
душу, если бы не кот, который стал лизать ее губы и щеки, и она вовремя
очнулась.
От Черепова при упоминании о Павле веяло какой-то неутоленной жутью.
Одна Уленька смягчала эту жизнь своей жалостью к Павлу и страданием по
нему.
Но в конце концов по поводу всего этого прозвучало где-то замечание
Орлова, что самое страшное случается, когда человек принимает себя за
индивидуальное существо, за "человека", скажем, - последствия, и даже
возмездие за такое понимание неотвратимы.
Марина, естественно, соглашаясь с этим, позвала Таню, и они вместе
встретились с Егором, пытаясь хотя бы его образумить: не искать своих
двойников, разбросанных по всему чудовищному и холодному пространству
времени, ибо ничего это в сущности не изменит, потому что главное
изменение должно произойти в нем, в настоящем, "здесь и сейчас", чтобы
осуществить прорыв в свое Вечное Я, в действительное бессмертие, в
Абсолютную Реальность, по ту сторону от космического пожирателя и пляски
"обезьяньих форм" и масок.
- Себя любимого вы не жалеете, Егор, - добавила Таня. - Тут, по эту
сторону, одни триумфы и смерть, там - все иное, но, по крайней мере, там -
вы неуничтожимы в принципе, а не то что в разных длительных парадизах и
уютных райках с пародией на вечность...
Одним словом, это было продолжение старого "разговора". Но Егор,
мучимый алкоголем и исчезновением друга, впал чуть ли не в истерику и
твердил свое:
- Да, да, я хочу этого, хочу, чтобы в этой комнате, или в Моем
сознании, появились все мои ближайшие воплощения. Мои ближайшие жизни, все
мои лица окружили бы меня, опьянили, избили, надорвали вопреки другому
пространству и времени, обезумили бы меня... Я хочу этого... Я хочу видеть
себя везде...
- Да невозможно ведь это, - прервала его Марина, - как раз только
поднявшись вверх по вертикали, в Запредельное и Вечное, вы можете увидеть
с той позиции все свои жизни внизу...
Но зачем вам тогда знать эти шутовские существования?
- Я хочу знать тайну миров... Зачем они тогда, если они шутовские?..
- Егор, это вопрос истинный, но вы не с той стороны к нему подходите...
Егор еще больше напился, но сказал, что подумает...
А Боренька все не появлялся и не появлялся: ушел в свою деревню. Там
хохот его принял иное измерение: смешили его теперь в основном животные,
их вид казался ему до безумия нелепым. Особенно надрывался он при виде
черного козла.
Одна старушонка, ходившая в ведьмах и не раз зимой летавшая на метле,
что деревенские никогда не отрицали, "сами видели, вопреки глупой науке",
предупреждала Бореньку: "Смотри, сынок, как бы Сам на тебя не обиделся...
из-за черного козла... Он его любит и им порой оборачивается, но не для
смеха... Он, Сам-то, вообще не обидчивый, но мало ли чего... Береженого,
как говорится...
ох... ох... ох..."
А Боренька хохотал, не удерживался...
И все-таки надо было найти Безлунного, Тимофея Игнатьича. Принимали
его, как известно, за всякое: фантом ли он, оборотень ли, пришелец, просто
ученый человек со средневековыми науками или, наконец, лихой умелец со
знаниями, ходившими сто тысяч лет до нас, - мнения были разнообразны.
Адреса, конечно, не было, да и какой тут адрес такому. У него адресов,
сгоряча говорили некоторые, может быть, на дню штук двести бывает, и не
все из нашего мира. Опять же не видел его почти никто, все больше
разговорчики по телефону, странные и мистически назойливые. В сновидениях
его, правда, больше видали. Даже "фамилия" его вызывала подозрения.
Раз "безлунный", говорил Егор, то, значит, не идет путем предков, путем
Луны, как почти все смертное человечество, но и, естественно, путем
Солнца, путем богов, также не похоже: просто без Луны он, без предков,
один болтается во Вселенной, и безобразничает.
Искали, искали его, а Безлунный сам позвонил - Марине. - Пропал Паша,
знаю, знаю... как не знать, - раздался в трубке его, на сей раз
добродушный, голос.
- Тимофей Игнатьич, встретиться бы надо, - ответила Марина. - Это
вполне нам доступно, ласточка. Выходи прям щас из дому, в садик, что у вас
сбоку, - прозвучал Безлунный.
Марина выбежала. Она всего-то раза два видела Безлунного (в земной его
форме), но сразу признала - такого сразу отличишь! И это несмотря на то,
что Безлунный в чем-то действительно изменился, словно принял чуть-чуть
другую форму. Такой же толстенький, приятный старичок, глаза стали
отдавать мучительной голубизной, и вообще было что-то тихонечко не то. Это
было чуть-чуть неприятно.
Сели на скамеечку, кругом - собачки, детский смех.
- Что с Павлом? Где он? - сразу спросила Марина.
Безлунный повернул к ней свое круглое лицо, глаза из глубины своей
выглянули прямо на нее - и Марина тут же поняла, что он не знает.
- Не знаю, не знаю, дорогая Марина Дмитриевна. Я не Господь Бог, к
примеру.
Марина молчала.
Безлунный взглянул на верхушку деревьев и процедил как будто даже в
сторону:
- О провалах в прошлое и в будущее... Я могу знать место, время, когда
это может быть, но не знаю "куда", в какую точку прошлого или будущего. Не
я же всем этим управляю. Но все-таки... Может, хотите прокатиться
туда-сюда? Марина рассмеялась.
- Хотите разрядить некоторое напряжение между нами?
- Шучу, шучу, Марина Дмитриевна... Слабость такая: никак не могу
избавиться от своих шуток, во всех смыслах. Знаю: вы далеки от всей нашей
суеты. Но смотрите: сами-то не пропадите. А наша-то суета великая! - вдруг
взвизгнул Безлунный, голубые глаза его расширились и совино повернулись на
Марину. - Вам этого не понять! В теле-то, в форме, вами проклятой, в виде
существа, страшнее, ответственней, таинственней быть, чем там - и он
указал на Небо, - в стране Чистого Духа и Чистого Бытия. Вот так-то!
Пусть я мерзок, похотлив, блюю от злобы, как все люди, хочу жить
бесконечно здесь, в мирах, а не там. Пусть хоть все грехи человеческие,
тошнотворные, смрадные, змеиные копятся во мне - но путешествовать по
мирам буду! Марина развела руками.
- Вольному воля, - сухо сказала она. - Но все-таки, может, откроетесь,
почему вы Павла тогда, с этого ведь и началось, подставили?
- А это уж мои дела, Марина Дмитриевна. Профессиональные секреты не
разглашаются. Но зла я никому не хочу.
- Неужто?! Но выходит-то не по-вашему.
- Правильно. Не все гладко у меня получается. - И Безлунный погладил
себя по животику. - У кого все гладко-то?.. Вот если Павлуша нашел бы ключ
к Никите, а я все-таки надеялся, что именно он доберется, - все было бы
по-иному. А где он сейчас, если убит, то как, извините, с душой - ведать
не ведаю, сам озадачен.
Или, вы думаете, я не бываю озадаченным?
Марина чувствовала: не врет старичок, не врет.
Она уже рассеянно глядела вокруг. И внезапно встретилась глазами со
взглядом одиннадцати-двенадцатилетнего мальчика, пристально смотревшего на
нее.
Неожиданный холод и ток прошли по спине Марины.
"Неужели узнал? - подумала она и внимательно посмотрела на мальчика, -
вот этот будет сверхнаш, а если сложится благоприятно, все перевернет. А
может, и уйдет - года через два-три".
- А все-таки вы лукавите, Тимофей Игнатьич. Иногда бывает, что вы
можете определить "куда", в какую эпоху, и даже в другой цикл
человечества, ну насчет этого я шучу, - и она подмигнула Безлунному.
- Не так ли?
Тимофей Игнатьич хохотнул даже как-то похотливо, но не совсем в
человеческом плане, и пробормотал:
- "Иногда" не считается. Но учусь, учусь. Ученье - свет, как известно,
- захихикал опять старичок и замахал ручками.
Но потом вдруг жуткая многозначительная мрачность овладела им, возникло
молчание, и он проговорил:
- Я знаю, в какой точке времени мне надо быть. Но чтоб определять "куда"
занесет... - и Безлунный как-то рассвирепел.
- Нужны такие тайные знания, Боже мой! Марина Дмитриевна! Господь Бог
ближе нам, чем все это!.. Хотя, кстати, к разговору, у нас еще с
дореволюционных времен в этом направлении работали. Кое-кто и в глубокой
норе. Такие уж у нас люди... А Павла жалко...
Марина встала.
- Я пошла.
Но пошли они вместе - Марина домой, а Безлунный неизвестно куда.
- Интересные дети стали появляться, не правда ли, Тимофей Игнатьич? -
отстраненно спросила Марина, поглядев, пока они шли, на лица детей.
- То ли еще будет, - буркнул Безлунный и исчез в толпе.
...Как только хохотун Боренька появился в Москве, его тут же взяли в
меру компетентные органы, уже изучающие дело о тайном обществе, об
убийстве его главаря Крушуева и о диком Юлике. Допрашивали Бореньку часа
два с глазу на глаз в тихом кабинете, но когда кто-то из чиновников
проходил по бесшумному коридору мимо, он вздрагивал от звуков
неестественного хохота, раздававшегося из кабинета. Такое им приходилось
слышать впервые: ведь такие места не очень располагают к юмору.
...Бореньку, разумеется, выпустили. Но после этого он замолк. Замолк в
том смысле, что о всей этой туманной истории он никому - ни-ни. Ни одного
слова.
Может, просто предупредили о чем-то неопределенном, но пугающем, но в
остальном Боренька вел себя почти весело.
...Так что его появление в Москве ничего не изменило - слух ходил в
основном тревожно-простой: Павел пропал, но куда, где и что с ним стало и
тьме неизвестно.
...Павел медленно приходил в себя, глаза еще были закрыты, словно
сдавлены непонятной тяжестью, но внутреннее ощущение определило: он будет
жить. Не текла кровь. Значит, кто-то помог. С трудом он открывал глаза, но
когда открыл - закричал. В тумане на него смотрело лицо Верочки. Потом
вдруг лицо растаяло, исчезло, точно снятая маска прошлого, и на Него уже
смотрели пронзительные, непомерно широкие глаза неизвестной женщины. Она
была неподвижна, как мумия, и в странном одеянии, но глаза были живые и
наполненные тоской и полнотой такого фантастического знания что Павел
понял: все кончено с его прошлой жизнью там, в XX веке.
Отсюда он уже никогда и никуда не вернется.
ЭПИЛОГ
В конечном итоге исчезновение Павла внесло странное, неожиданное
изменение в жизнь тайной Москвы.
Больше всего это коснулось Егора Корнеева. Однажды вечером он впал в
глубокое забытье и даже, когда очнулся, не понял, что с ним происходило:
сон или виденье наяву. Он прозрел в этом своем состоянии огромную черную
тень. Тень надвигалась на него, как тень его собственного непознаваемого
будущего. И вдруг среди этой тьмы будущего стали появляться... Нет, не
существа, а, скорее, одно существо.
Оно по своей сути отличалось от всего, что содержалось в нашем мире. От
него исходил взгляд, но глаз не было. Форма, казалось, все время менялась.
Была ли это только тень? Или сам он в будущем? Но Егор чувствовал, что это
существо имеет прямое отношение к нему в бездонно-далеком грядущем.
Может быть, это были лишь сгустки огня или бытия, которые то
появлялись, то исчезали, но где? В его сознании или извне? Он не знал. Но
было тупое, дикое ощущенье, что вот оно - его почти конечное будущее. И
вместе с тем оно здесь.
Оно входит в его душу, сковывает его. И одновременно наполняет какой-то
бесконечной радостью. И в то же время это существо вызывало страх.
Особенно, когда Егор видел его взгляд. Взгляд был поглощающий, внеземной
по своей пронзительной жестокой бесконечности. И Егор не хотел погружаться
в него. Но какой-то внутренний голос сказал ему: "Не бойся, иди туда... Не
бойся".
И таким образом, одна сила толкала его туда, в бесконечность, может
быть, в жестокую бесконечность, а другая сила останавливала его. Говорила:
"Не иди".
Весь в поту он очнулся. Была ночь. Изнеможенный, он подошел к окну. Над
Москвой все то же звездное небо, такое же таинственное, как всегда. И
вдруг молнией в его сознании возникла неожиданная мысль: "Хочу к Павлу!"
При чем здесь Павел и это существо?! Но он опять чуть не взвизгнул в душе:
"Хочу к Павлу!"
Среди ночи позвонил Тане. К его счастью и ужасу, среди этой тьмы она
сняла трубку. Он истерически закричал: "Хочу к Павлу! К Павлу! К Павлу!" В
трубке никто не ответил. Егор остался один, без ответа. Стал метаться по
квартире, бросая взгляды то на бездонное звездное небо в окне, то на
картины, развешанные по стенам. Но, естественно, несмотря на эту мысль о
Павле, образ ночного виденья не оставлял его.
Он подошел к шкафу, открыл, достал водки, налил, но не выпил, стал
ходить по комнате, думать, а потом думы прерывались, и он впадал в
безмолвие, полное, абсолютное безмолвие, и, наконец, оно победило, и он
оставался в этом безмолвии до утра.
Но утро заставило его опять думать, снова появились эти мысли,
беспомощные мысли, перед лицом великого неизвестного. "Хочу к Павлу! Хочу
к Павлу! - стояла, как огненный гвоздь в его сознании, мысль, - но где
Павел?" Никто не знает, погиб он? Смешное слово! Наверное, он где-то
"там", в невидимом для нас.
Но Егор все же вышел из своей квартиры и решил сначала поехать к
Кириллу, к тому странному человеку с необычайной манией величия, такого
страшного величия, которого Егор не знал никогда и ни у кого. Откуда был
источник этого величия?
Было непонятно. В конце концов Кирилл не совершал ничего, чтобы в
глазах человеческих хоть на десятую долю оправдать это величие. И поэтому
Егор решил ехать именно туда, к человеку, который был менее всего понятен
ему, ибо само видение Егора и исчезновение Павла было непонятно. И в этом
смысле существовала какая-то связь между этим видением и поездкой к
Кириллу. К тому же Кирилл мог знать, где Никита. Может быть, в руках
Никиты лежит ниточка, которая привела бы к открытию, что случилось с
Павлом...
Егор подъехал к бесконечно угрюмому, но стандартному дому, в котором
жили, впрочем, странно живые люди. Было дико передвигаться по Москве на
трамвае, но это точно соответствовало состоянию Егора, потому что, когда
он ехал медленно-медленно, возникали какие-то образы и Москва казалась ему
обширнее, таинственнее. Пока едешь - смотришь, как все меняется, хотя,
казалось, внешне ничего особенного не виделось.
Он постучал в квартирку Кирилла. Тот открыл. Сохранялась мода приезжать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг