Глава 18
Чайная, в которой они назначили встречу, была на редкость уютной.
Первая комната представляла собой булочную, со свежими кренделями,
калачами и пухлыми плюшками - все качественное, но из булочной дверь вела
в чайную, небольшую по размерам, стены которой были расписаны под народные
сказки и легенды. В углу, у прилавка, где торговала буфетчица-толстунья,
всегда пыхтел самовар. И сластей было видимо-невидимо. Таня любила именно
такие заведения; современные кафе, пусть и самые пристойные, раздражали ее
своей мишурой и нелепой музыкой. Да и эзотерическое окружение тоже
тянулось именно к этой чайной. Тем более, таких чайных в Москве, да еще в
центре, было совсем маловато.
Старые пивные с их беспределом, с дремучими песнями, тоской и радостью
безвозвратно ушли в прошлое. Замены им не существовало.
Душевно посидеть было негде, кроме вот, может быть, таких заведений.
Эта чайная словно создавалась для уединенных бесед, на небольшую
компанию, не более трех-четырех человек, а еще лучше - для двоих:
тесновато было, зато как-то по-теплому. Тем более серьезные беседы лучше
вести вдвоем-втроем.
Днем здесь было немного посетителей. Таня сразу нашла уже довольно
взъерошенного Павла. Он сидел один за расписным, в русском духе, столиком
в углу.
Таня подсела. У Павла все было уже готово: и чай, и калачи, и плюшки, и
незаметная водочка, замаскированная под минеральную воду. Кот был под
столом.
И сразу начался буйный разговор. Таня рассказала ему о своем утреннем
потоке мыслей. И она заключила:
- Благодаря Буранову и Веданте я поняла, как велик и бессмертен
человек, что он в своей скрытой глубине - бог. Благодаря Орлову я увидела,
что человек может быть страшнее и бесконечнее самого себя, что он -
беспредел...
И отсюда она прямо перешла в атаку:
- Павлик, о каком там будущем или прошлом можно говорить всерьез, когда
все самое высшее и невообразимое содержится в тебе самом? Куда бежать,
когда все есть внутри? Самопознание - трудный путь, потому что все высшее
и невообразимое скрыто в тебе, и к этому надо найти ключ... Зачем тебе
миры, будущее, все это безумие, когда, если ключ найден, первая награда:
Вечность... А потом и другое... Кем ты хочешь быть, сумасшедшим или
бессмертным?
Но тут Павел взорвался. Хлебнув полстакана водки, он закричал на всю
чайную:
- Вы все бьете в одно место... Вечность, богореализация... Да ты пойми,
Таня, в конце концов сама же ты сколько раз говорила, что для этого нужен
дар. И этот дар в наше время - почти исключительный случай...
- Редкий, но не исключительный...
- Ладно, утешительница, тоже мне!.. Даже чтоб изобрести самовар, нужен
дар, а тут... У меня нет, и в этой жизни не будет, подходов к этому... Я
пробовал, бесполезно, нечего меня тянуть... Я иду по касательной.
- Хорошо-хорошо. Все-таки остановись...
- Ты еще скажи, к батюшке пойди, за помощью... Дескать, побывал в
прошлом, помогите! Своего отца покалечил там...
- Ну знаешь, батюшки всякие бывают... Помолится за тебя...
- Что происходит, пусть происходит. Значит, так надо! Не нужны мне
милости, они только нарушают Высший Промысел...
- А ты попробуй...
- Таня, нет, нет и нет! Хватит меня тянуть и спасать. Я хочу свободы;
вы нашли свой путь - и ладно! А я хочу теперь в водоворот!
- Водоворот, и вся жисть наоборот! - вдруг кто-то заорал рядом.
Кот бросился наутек. Таня вздрогнула, обернулась: так это же Валера
Иглов, сотоварищ Черепова, Клима!
Но Иглов был жуток - полурваный, глаза блуждали, и все лицо багровое то
ли от водки, то ли от какого-то внутреннего напряга. Он очутился рядом с
Павлом.
- Павлуша, плесни водяги! - пробормотал он. - Не могу! - Что так?!
- Конца света не вижу, Павел! - отчеканил Иглов. - Конец света, Таня,
опаздывать... - и он обернул к ней вдруг ставшее жалобным лицо. - Как же
после этого жить?
Таня засмеялась:
- Хватит юродствовать! Иглов взвизгнул:
- Не доживу до конца!
Павел еле унял его, утер сопли своим платком, налил водочки. Тогда
Иглов примирился, дескать, на нет и суда нет, и затих.
Таня почувствовала, что Павел теперь непреклонен в своих метажеланиях,
и, может быть фантом Безлунного сыграл здесь большую роль. Вообще говоря,
Таня не считала, что Безлунный - человек, скорее всего фантом, вихрь,
внутри которого фигура человека, псевдосущество, лихой, но локальный
смерч, посланный каким-нибудь богом из подполья, чтоб почаще и погаже
нарушалась гармония, и чтоб предупредить: держитесь, ребята, ужо вам
будет... Привыкайте... И эту Танину мысль порой разделяла даже Марина.
Таня вздохнула и, не обращая внимания на умолкнувшего, как крот, Иглова,
спросила Павла:
- И что же ты намерен делать?
- Вот это другой разговор! - обрадовался Павел. - Я уже надумал: надо
мне поискать Никиту! Все-таки в нем есть зацепка: как-никак, а из
будущего... Может быть, через что-то и откроется, попадешь в какой-нибудь
поток... Кстати, Безлунный бормотал мне последний раз по телефону:
"терпи!", а потом исчез. А я терпеть не хочу. Я бежать хочу!
Таня опять вздохнула и заметила:
- Вот и Никита тоже, Марина рассказывала, сидит, сидит, а потом вдруг
вскочит и вскрикнет "Мне бежать!" И исчезает... Куда ему теперь бежать?..
Иглов поднял голову.
- А я хочу, пока конца света не видно, в растение превратиться. У них
сознание ничтожное и застывшее, им не жутко... Когда Бездна все поглотит...
- Какая еще Бездна? - спросил Павлик.
- Не ваша, не ваша, а которой еще не было, друзья... Которую Черепов
ждет.
- Ну раз Черепов ждет, так и будет, - развел руками Павел, но в уме
снова мелькнула Верочка... "Почему она умерла?.. Но, если бы жила, была бы
сейчас...
какая? Но я бы ее нашел все равно. И спросил бы: помнишь тот вечер,
тридцать лет почти назад, молодого человека, который был влюблен в тебя в
тот день... И вот я пришел за тобой... Как видишь, не постарел... Но
многие ушли за это время в пропасть, и нет нигде Верочки. А что искать
кладбище, что толку в могиле?"
Валера Иглов в это время встал. Лицо его побагровело еще больше.
- Прощайте, пока я еще не растение, и ветви с листьями не растут на
мне, - твердо сказал он. - Пока могу говорить, а не шептать... Я, между
прочим, с Череповым примирюсь. Не думайте, мы одного поля ягоды...
Иглов пошатнулся, но Павел удержал его.
- Я доеду. Меня ждут.
И он указал на дверь в булочную. Там за дверью, в булочной, двигались
какие-то тени. Потом появилось лицо, опухшее, но призывающее Иглова. И тот
пошел на зов...
Павел поглядел на Таню.
- Черепов велик, но опасен, - сказала она. - В теории о некоей Бездне,
о "новом"
для нас, точнее, скрытом Абсолюте, скрытом за нашим псевдо Абсолютом -
здесь, вроде, здорово, радикально, безумно... Истина это или нет - никто
не знает...
Тут интуиция должна быть сверхчеловеческая... Но на практике, сам
знаешь, Черепов только тупо ждет этого Прихода... А что остается делать...
Об этой Бездне - что можно предположить? Вот он и ожидает, пьет,
скитается, бушует, такое выкидывает, что мурашки по душе ползают...
- Иглов-то, просто как юродивый при нем, - вставил Павел.
- Если бы не Улюша его, Клим бы давно погиб. Он сам мне признавался
однажды:
умру под забором, - продолжала Таня. - Кто, тем более сейчас, может
выдержать такой загиб жизни? Сейчас кто в квартирах сидят, и те мрут...
- Но Улька молодец! Вот наша баба, действительно! Правда, Тань?
- Правда. Но Черепов - это перегиб, отклонение в стане запредельных.
Это тебе не Орлов. Во всем бывают извращения, даже в запредельном. Но он
велик даже в своем постбезумии.
- Бог с ним. Пусть постбезумствует. "Мне бежать", Таня, как говорил
Никита, человек будущего.
- Бегуны вы оба, - рассмеялась Таня.
- Бегу, бегу. В неизвестность. А тебе ведь надо ехать по делу куда-то,
ты сказала...
- К сожалению, часа на три я не свободная птица. И они расстались.
Глава 19
Решение Павла искать Никиту, выбрать его в качестве путеводной звезды,
или просто типа, на котором лежит печать и который выведет из замкнутого
пространства и времени, было выстрадано им долгими ночами.
"Иного выхода не было, иной нити не виделось. Безлунный исчез, да и
жутковат при этом, фантом во тьме эдакий, но по телефону позванивает. А
сейчас звонков нет.
Сыночек? Да где его искать? Умер ли, провалился или бродит?" - думал
Павлик.
Первоначально он заехал в подвал, где устроила пир Марина.
Встретили его недружелюбно, да и опустел подвал как-то.
- Шляются тут всякие, - сказал диковатый старичок, вылезший из-под
доски. - И все Никиту ищут. Ночует тут один у нас, тоже как вы, любитель
Никиты, - вытаращил глаза старичок. - Громадный такой, но идиот. Много вас.
"Бред какой-то", - подумал Павел.
- Но Никита-то где?
- Говорю всем, хоть Господу Богу: Никиты нет. Давно пропал. Не ходит.
- А концы-то какие-нибудь есть?
- Какие концы? Да, может, он в Германию уплыл. От Никиты всего можно
ожидать.
Про него было сказано: непонятный человек. Я тогда от етих слов под
стол залез.
Раз непонятный человек - всякое может быть. Нигде вы его не найдете.
- А этот громадный идиот что-нибудь знает, где Никита?
- Да он сам ищет, ничего он не понимает. Идиот и есть идиот.
Павел погрустнел. Обстановка в подвале была какая-то опустошенная,
словно дух этого подвала ушел из него. Да еще сырость кругом, полумрак,
тени.
Во время пира было иначе. Жизнь била ключом. А после него все точно
заснуло.
Кошмар!
Павел не стал углубляться и ушел.
На другой день, в субботу, тихонько выпивая в полумраке своей комнаты,
он раздумывал, куда бы обратиться. И мысль его колебалась между громадным
идиотом и Мариной. Первый ведь, может, что-то да знает, Марина же
наверняка знает, но не укажет ему путь.
И в это-то время шумно звякнул телефон. У Павла екнуло сердце:
наверняка Безлунный, даже руки задрожали, когда снимал трубку. Но в ней
визжал сам Валера Иглов:
- Паша, родной, Черепову плохо. Напился у Никитиных. Самый жуткий
вариант. Сам знаешь. Приезжай, вытаскивай. Обойдемся без Ульяны. Она меня
не любит, скажет:
"вы спаиваете"... Приезжай скорей, золотой...
Павел смутился, но делать было нечего: переступать закон о помощи
друзьям, пусть и бредовым, он не мог...
Далинин долго добирался до этого района за Новогиреевом. Его
заброшенность нарушалась массовым потоком машин, людей, шумом. "Сколько же
стало народу в Москве", - удивлялся он.
Дом был обычный, девятиэтажный, но квартира - необычная. Павел всегда,
как только входил туда, столбенел: такое могло быть только в шестидесятые,
так уверяли его старшие друзья по метафизике.
Собственно, в огромной квартире ничего не было, кроме трех стульев,
подобия стола и драного дивана. Но на стене висел, как все хором уверяли,
чистый листик с подписью Василия Кандинского. Хозяева, два молодых
человека, он и она, были вообще непонятно кто друг для друга- то ли брат,
то ли сестра; то ли муж, то ли жена; то ли вообще никто друг другу. Пьяны
они были каждый день, а деньги были невесть откуда. Да никто этим и не
интересовался. Сами гости приносили вино. Главное же ощущение от всего
этого была аура дикой бесшабашности, сна, визга и радости саморазрушения.
Здесь саморазрушались, но не до конца, не до гибели, а просто до
сладострастия наслаждались самим бездонным процессом, ходом саморазрушения
в самих себе. - Все, кто находились тут, как будто плыли пьяные по
Вселенной. Необычные книги - по алхимии, по трансу, о сознании ангелов -
были разбросаны повсюду, особенно на полу. Все читалось, но некоторые
страницы были облеваны. На полу же и спали.
Редко сюда заходил кто-нибудь из великих, кроме Черепова. Но Черепов
порой бывал рад этому дому. Пред ним, конечно, преклонялись все, кто здесь
был: за его знания о "потустороннем", за феерические легенды о нем, и за
его фантастические рассказы (Черепов иногда даже позволял публиковать их,
кстати, в лучших российских журналах). Ходили сюда не то чтобы "пропащие",
но несколько "особые"
люди во всей закрученной на необычном Москве.
Когда Павел вошел, "она" (Катя Никитина) рыдала. Почему - неизвестно,
ибо сразу же бросилась целовать Павла и хохотать. "Он" (Петр Никитин)
молча указал Павлу на дверь в кухню.
- Он там спит, - тихо, расширив глаза, прошептал Петя.
Павел тихонько вошел. Черепов лежал на том самом драном диване -
единственном ложе здесь. Он действительно спал, но лицо его было в такой
страшной отрешенности, что непонятно: умирает он или ушел в ожидаемую им
Бездну. Рядом с ним на полустульях сидели два совсем молоденьких искателя,
лет по девятнадцать на вид, и, замерев, смотрели на Черепова. Один даже
слегка приоткрыл рот - он первый раз видел Черепова.
- Тише, - проговорил другой, обратясь к Павлу.
Павел не знал куда деваться и сел на пол. Тут же раздался истерический
шум, и влетел Иглов с пирамидоном. Не обращая внимания на молодых, Иглов
так занервничал, так затараторился, что перепугал Павла. Валерий,
оказывается, на днях был приглашен Череповым, и был прощен. Иглов теперь
отчаянно боялся, что Клим умрет и он потеряет такого недоступного друга.
- Гляди, какой он красный, какое лицо! - бормотал он второпях. - А губы
побелели уже, побелели... Ему холодно... Он холодеет.
В этот момент Черепов открыл один глаз. Молодые остолбенели и не знали
что сказать. Они и не считали, что Черепов умирает. Наоборот, они
полагали, что он думает.
Черепов же по-лунному посмотрел на Павла одним глазом. Другой глаз
открыть было трудно - веко отяжелело.
- Что вы, ребята, с ума сошли, - с трудом выговорил он, обращаясь к
Иглову и Павлу, - меня не надо спасать. Я сам кого угодно спасу.
И он тяжело приподнялся на драном доисторическом диване. Но правый глаз
был по-прежнему закрыт.
- Плесни-ка мне немного водки в стакан, Валера. Пятый день пью эту
проклятую дешевую водяру, от которой и бык околеет. Но другого ничего нет.
Павел злобно посмотрел на Иглова: ну зачем, как всегда, поднял панику.
Разве с Климом может быть плохо?
- Черт вас всех возьми, - проговорил, тем не менее, Черепов. -
Отдохнуть не дают. Вчера прочел собравшимся тут целую лекцию... И хоть бы
кто-нибудь чего-нибудь понял... Одна какая-то тут была, Зина, что ли, она
поняла, но в обморок почему-то упала...
- Откачали сразу! - закричал Иглов, возвращаясь в кухню с водкой. - Все
в порядке, Клим.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг