конструктивными достоинствами самолета. Там, на станции Вайгач-3, был
назначен старт третьего, заключительного этапа. Шесть часов спустя
начинался подсчет прибылей и убытков, выплачивались ставки и, самое
главное, заключались договоры, а еще - после станции Вайгач открывались
перспективы на грядущий через пять месяцев чемпионат мира.
Эрликон переменился внешне. Он похудел и стал выглядеть значительно
старше; седые волосы появились у него довольно рано, лет в двадцать, но
лишь теперь они превратились в настоящую седину. Если раньше он курил от
случая к случаю, по прихоти Дж. Дж., то сейчас, уже в Фарборо, как-то
вечером, после одуряющей воздушной кутерьмы, спрыгнув на бетон возле
мокрого самолета, он с невеселым удивлением отметил, что вытащил сигарету
из полупустой пачки и уже держит в руке зажигалку. Накрапывал мелкий
дождь, по ту сторону машины Кромвель клял Вертипороха, а механик клял
каскадные фильтры. Эрлен покачал головой, размял сигарету, втянул
горьковатый дым. Курим, значит.
В Фарборо Кромвель заставил его летать на трех машинах ("Хорошо, не
одновременно", - мрачно шутил Эрликон): "Кранфилд А-1" - учебный самолет
для отработки азов летного дела, как будто Эрлен был зеленым первогодком,
"Тайгер-2000" - тренировочный аналог "Милана," и, наконец, сам "Милан",
когда его покидали муравьиные полчища техников и экспертов. "Наше дело, -
твердил Дж. Дж., - ликвидация безграмотности". На практике это
превращалось в сущую каторгу.
Каждое утро, ни свет ни заря, маршал гнал Эрлена на тренажер, где
втолковывал, чего он хочет на этот раз, потом - на летное поле, и там по
два, по три часа с перерывами старина "Кранфилд" выделывал такие штуки,
что Баженов, Лабрада - тот, что пилотировал обиженный Кромвелем "Матадор",
да и другие летчики, тренировавшиеся рядом, чесали в затылках и спрашивали
себя, не зашел ли у их коллеги ум за разум. Впрочем, Эдгар, а за ним и
многомудрый Такэда вдруг на некоторое время поддались этому гипнотизму и
тоже пересели на "кранфилды". В результате пошел слух, что лидеры, глядя
на Эрликона, с досады повредились рассудком и уж не знают, что бы такое
выкинуть почуднее.
После полетов Эрликон снова шел на тренажер, и Кромвель наглядно разбирал
совершенные ошибки, заставляя десятки раз проделывать одни и те же
эволюции. Дальше - теоретические занятия, обед, общефизическая подготовка,
ужин, сон. Сам же Кромвель успевал еще вместе с Вертипорохом заглядывать в
самолет, вести переговоры с экспертами, судейской коллегией и
Бэклер-хорстом.
В это время "Шпигель-СП", младший родич "Интеллидженсера", писал так:
"Описывая ситуацию накануне третьего этапа, невозможно перебрать с
красками. Ушедшие в отрыв трое лидеров ныне практически недосягаемы для
соперников, но вопрос стал еще острее: кто из трех? Эдгар Баженов -
признанный мастер турнирной импровизации. Говорят, что там, где все пилоты
знают десять уловок, Эдгар всегда придумает одиннадцатую. Он знаменит и
своим бойцовским характером, однако его преследуют технические неполадки -
"СААБ" пока что показывает себя довольно ненадежной машиной и не может
обеспечить превосходства над конкурентами.
"Мицубиси", без сомнения, стал "гвоздем" сезона. Столько технологических
находок не привезла на мемориал ни одна компания. Однако Такэда Сингэн,
во-первых, еще очень молод, во-вторых, по своему профилю он спортсмен
скорее камерного, "кубкового" стиля; специалисты отмечают отсутствие у
него трассового опыта. Как-то он проявит себя среди вихревых столбов
Валентины?
Эрлен Терра-Эттин, герой первого и второго этапов, несомненно, творит
чудеса - как и парадоксальный военный самолет, на который его буквально в
последнюю минуту посадил "Дассо". По резерву тяги французская машина
обходит датскую и японскую, но Терра-Эттин уже два раза испытывал судьбу.
Если перед нами случай фантастического везения, то не изменит ли оно на
третий раз?
Итак, на что же делать ставку? На характер Баженова, на техническое
совершенство "Мицубиси" или на счастье Эрлена Терра-Эттина?"
Нагрузки дали свои результаты. Уже в середине второй недели Эрликон хотя и
с трудом, но выдерживал Кромвеля в среднем режиме на протяжении
предполагаемого летного времени, однако же ясно ощущал, что в целом такой
контакт ему не по силам. Покалывало сердце, частенько охватывала слабость,
непонятно немела левая рука. Врач, просматривая его кардиограмму, сказал:
"По-хорошему вас надо бы отстранить от полетов уже сейчас. Во всяком
случае, соизмеряйте, молодой человек, соизмеряйте..." Но Эрлен не желал
соизмерять. Он истово вычерпывал себя до дна, не оглядываясь на ресурсы,
отпущенные природой.
Тем пасмурным вечером, когда Эрликон, посмеиваясь над собой, принялся за
полупустую пачку "Данхилла", они закончили пораньше, полет был последним в
программе, и Вертипорох остался загонять "Тайгер" в ангар, а Эрлен с
Кромвелем на аэродромном джипе поехали ужинать.
Трапезы, по крайней мере ужины, по стародавнему обычаю, были совместными.
Еду дневную - все эти витамины, анаболики, протеины и углеводные загрузки
- каждый принимал индивидуально и строго секретно. Дж. Дж. в этом плане
усердствовал особо и сверх всего пичкал Эрликона какой-то невероятной
заказной смесью из сорока трав. Но вечером было принято собираться в так
называемом Верхнем зале дома, и компания возникала самая пестрая -
менеджеры, техники, врачи и даже юристы. Администрация гордилась тем, что
за весь сезон сюда не удалось пробраться ни одному репортеру.
Пилоты держались особняком, они то прибывали, то убывали, и костяк
составляли четверо - Эрлен, Эдгар Баженов, Ли Лабрада - пилот "Матадора" и
Такэда Сингэн, вечно молчащий, но исправно поддерживающий компанию. Пятым
был, естественно, Кромвель, но об этом знали только он сам да Эрликон. Ли
и Такэда пострадали от маршальских бесчинств во время второго этапа, но
если Сингэн благородно негодовал и здоровался с Эрленом весьма холодно, то
Лабрада, будучи вдвое старше, благожелательно усмехался и смотрел на
обидчика словно на неразумное дитя.
Сам Эрликон этих сборищ не любил, поскольку любое общение было для него
трудом, а Дж. Дж., напротив, развлекался беседами и сожалел лишь о том,
что не имеет возможности усесться на председательское место в готическое
кресло и открыто поучать все общество. Однако и без всякого кресла, устами
Эрлена, маршал постоянно вставлял свои издевательства и парадоксы -
Эрликона это изводило, но он был вынужден признать, что его компанейский
рейтинг заметно поднялся.
Такая диспозиция стала, ко всему прочему, дополнительным маслом в огонь
давнего конфликта Эрлена с Эдгаром, начавшегося лет пять назад буквально с
первого дня знакомства.
Баженов был на семь-восемь лет старше Эрликона. Характер у Эдгара был
въедливым и довольно ядовитым. На какой почве эта ядовитость выросла, это
уж бог весть, но неистребимая злая ирония сопровождала все проявления его
натуры. Уже будучи то ли физиком, то ли кибернетиком, он теперь учился
какой-то авиационной математике, и, как говорили, учился блестяще, хотя
большую часть времени летал и готовился к полетам. Баженов был насмешлив,
рассудителен, самонадеян, но все знали, что эти черты в любой момент может
оттеснить свойственный ему особый род увлеченности - глухой и слепой
азарт, "разгорающийся, как сера под землею", питающий неугасимым огнем его
дьявольское упорство. К Эрлену, которого считали его другом, Эдгар
относился с покровительственной насмешкой, не отказывая себе подчас в
удовольствии подразнить мятежную душу товарища. Эрликон защититься должным
образом не умел и не стремился и то злился, то грустил, но, по своему
обыкновению, ничего не предпринимал и, кажется, был готов терпеть такое
положение вечно.
В последнее же время начались чудеса. Приноровившись как-то по привычке
"пощипать" Эрлена, Эдгар налетел на весьма ехидный ответ; повторный наскок
был отбит не менее уверенно. Дальше - больше, начали открываться
ошеломляющие странности. Эрликон, оказывается, помнил все детали
баженовских выступлений вплоть до бог знает какого-то года, все ошибки и
весь технический плагиат его личных внедрений, что давало повод для
всевозможных оскорбительных изощрений. Пару раз Баженов не поверил и полез
в справочник - все точно, все сходилось, и это Эрлен, который отродясь
ничего в технике не смыслил! Эдгар даже растерялся, но никогда не
дремавшая в нем гремучая змея уже затрещала своей погремушкой - это
нестерпимое нарушение, это вызов... это черт знает что такое!
Теперь, сидя за общим столом с белоснежной вышитой скатертью, заставленной
фарфором, Баженов с усиленным веселым и ожесточенным вниманием приглядывал
за Эрликоном. Обстановка зала, в котором они располагались, была
невероятной смесью стилей со сдвигом в сторону неопределенного
средневековья; главным компонентом интерьера служил камин - чудовищный
контрфорс от пола до потолка, с резными львами на нависающем уступе и
каминной полкой размером с кровать. Все это создавало ощущение скверной,
но забавной театральной декорации и диктовало соответствующее настроение.
Ужин, после дневных ферментов и концентратов, рассчитанных компьютером,
разрешался любой (о спиртном, само собой, и речи не было), но достаточно
легкий. Впрочем, техники и персонал могли есть что угодно - летный стол
держался строгих правил.
В этот раз подавали какую-то необыкновенную рыбу под диковинным соусом;
ваза, а скорее хрустальный таз, с фруктами занимала главенствующую высоту.
Обыкновенно в застольной беседе избегали профессиональных тем, но сегодня
Лабрада на правах патриарха - ему было за пятьдесят - решился нарушить
традицию:
- Эрлен, зачем при такой облачности вы опускаетесь за полторы тысячи? На
"Кранфилде" это чрезмерный риск.
Лабрада был не просто старше всех присутствующих пилотов - у него был еще
и самый длинный послужной список. Если большинство летчиков выступали на
трех-четырех соревнованиях в год, то Лабрада летал на шести и восьми,
представлял самые экзотические фирмы, а порой и самого себя; кроме того,
иногда Ли демонстрировал широту своих профессиональных навыков и
подвизался на ниве аэробатики в легких авиационных классах - словом,
постоянно напоминал о себе и зрителям, и судьям. В мировом рейтинге он
кочевал вверх-вниз в первой пятерке и собрал, вероятно, самую обширную
коллекцию наград всех званий и достоинств. Одевался Лабрада необычайно
тщательно, имел безукоризненно подстриженную седую бородку, в любую погоду
не снимал дымчатых очков, предохраняя драгоценное для его профессии
зрение, а ножом, вилкой и прочими мудреными приборами владел не хуже
Эрликона.
Баженов поддержал ветерана:
- Да, покрытие не держит, старик, какая-то дурацкая храбрость.
Эрлен пожал плечами. Не оправдываться же за Кромвеля, который
придерживается замшелых нормативов полувековой давности и при этом
говорит, что-де ни хрена, по старинке вернее и для пространственного
мышления одна польза. Впрочем, Лабрада и не ожидал немедленного ответа. Он
повернулся к Эдгару и погрозил ему пальцем:
- Вы бестактны, Эдгар. Следует высказывать мнение, но не осуждать.
Эдгар, не обращая внимания на изумленный взгляд Такэды, щедро поливал из
длинноносого соусника:
- Ли, все дело в подходе, а точнее сказать - в мотивации. Вот вы,
например, профессионал и летаете ради денег.
Лабрада ничуть не обиделся:
- Вы странно рассуждаете, Эдгар. Каждый из нас - профессиональный пилот.
Что же здесь необычного?
- Именно, именно. Вы - профессионал, хорошо. Я - конструктор авиационных
экзосистем и летаю потому, что могу, скажем, своим именем сделать рекламу
машине... - Эта мысль страшно развеселила Эдгара, он захохотал, чуть не
подавился, однако продолжал: - Но почему летает Эрликон? Он не
конструктор, а деньги зарабатывать ему не надо. Следовательно, для него
авиация - род самоутверждения, он что-то доказывает себе и нам, а значит,
мы вправе сказать ему: "Дурацкая твоя храбрость, разобьешься!"
Лабрада постучал костяшками о стол, отгоняя несчастье, и снова возразил в
своей неизменно доброжелательной манере:
- Вы снова не правы, Эдгар. Даже если это и так, то ведь по каким-то
причинам наш коллега избрал именно пилотаж, а не что-либо иное.
Профессионализм - это прежде всего школа.
- Конечно, избрал. Пилоты нравятся девушкам. Тут Эрлен потемнел лицом, и,
надо заметить, эмоциональное влияние его было велико, потому что все,
включая и самого Эдгара, поняли, что разговор перешел грань. Однако
чемпион останавливаться не захотел или уж решил выяснить, сколь далеко
ныне простирается Эрленово долготерпение, и, отставив свой соус, пошел в
лоб:
- Послушай, ты все еще дуешься на меня из-за Кристины?
Эрликон не ответил, и молчание его длилось едва ли не сорок секунд - срок
для застольной беседы недопустимый. Собеседники могли истолковать это как
угодно, не подозревая, что за это время Эрлен успел переговорить с
Кромвелем. Они с маршалом довели технику общения до практически полной
беззвучности и неразличимого шевеления губ.
- В чем дело? - спросил Дж. Дж. - Что, эта верста отбила у тебя девушку?
- Отбила, - мрачно ответил Эрликон.
- Что же ты молчал? - В голосе маршала прозвучала такая солидарность, что
Эрлен чуть не улыбнулся. - И что же, она к нему ушла?
- Ушла.
- Почему?
- Потому что он блондин, потому что высокого роста, потому что чемпион.
- Чемпион? - Кромвелевский сарказм не менялся, но Эрликон почувствовал,
что эта история задела его. - Ты в десять раз интереснее, а летаете вы все
по-медвежьи, гореть вам, как факелы, в первом же бою... Да почему же ты
раньше не сказал?
- Джон, остановись ради бога.
- Нет, такие вещи спускать нельзя.
Разговор этот разом переменил всю ситуацию за столом. Эрлен ахнуть не
успел, как Дж. Дж. вписался в него, уперся ногами в нижнюю перекладину
стола и оскалил Эрленовы зубы, насколько позволяла анатомия; Эдгару стало
немного не по себе от вспыхнувшего в глазах приятеля безумного любовного
внимания.
- Да, Кристина, - начал маршал вкрадчиво, - Кристина и профессионализм,
вот какая тема... Что ж, Эдгар, я скажу тебе...
- Я вижу, вы спорите из-за девушки, - вмешался Лабрада.
- Что вы хотите, молодежь, - ответил ему Кромвель и продолжил: - Итак, я
стал пилотом, и девушка меня полюбила. Ты это хочешь сказать?
- Ну, допустим.
- Так-так-так. Ты летал лучше меня и забрал ее себе... какое-то
переходящее знамя... такова твоя логика. Нет, уж подожди, я закончу.
Баженов слушал, ожидая, какой оборот примет разговор, и надеясь
перехватить инициативу.
- А теперь, - упорно гнул свое маршал, - я сделаю тебе предложение. Я
лечу лучше тебя, а ты отдаешь мне Кристину. Как тебе такой вариант,
чемпион?
- Зачем тебе сейчас Кристина? - спросил Эдгар, увидев в этом для себя
выход. - Не много ли для тебя будет?
Такой намек на Ингу мгновенно выбил бы Эрликона из равновесия и увел бы
разговор далеко в сторону, но для Кромвеля подобные уколы были что слону
дробина.
- Не заговаривай мне зубы, Эдгар Баженов, - отозвался он, радостно
оскалившись. - Давай заключим пари: ты ставишь Кристину...
- Да, а что ты?
- А я пролечу "Стоунхендж" на переворотах.
- Интересно, когда и на чем?
- Сегодня, на "Милане".
Эдгар откинулся назад и в поисках поддержки посмотрел на Лабраду.
- Старик, ты съехал.
- Вовсе нет, - успокоил его Дж.Дж. - Скажу больше, ты уже согласился на
мое предложение, просто тебе нужно собраться с силами, чтобы об этом
сказать.
- Не будем ссориться, - вмешался Лабрада. - Все равно это невозможно,
Эрлен, вы же знаете, разрыв шестнадцать и пять на семнадцать и три - ваш
переворот не укладывается на ноль восемь корпуса.
- Когда считали эти корпуса, - возразил Кромвель, - на самолетах не было
тормозных венцов.
- Богоматерь дель Кобре! Вы что же, собираетесь тормозить перед каждой
опорой?
Становилось понемногу страшно. Каждый понимал, что происходит дикость, но
наваждение имеет способность завораживать. Неожиданно подал голос
молчавший до сих пор Такэда:
- Прошу прощения, но у вас ничего не получится. Административный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг