начисто сраженный таким сюрпризом, как рождение дочери, поначалу
остолбенел, а потом, осознав безысходность ситуации, захохотал, как гиена,
вывалил на пол упаковки стодолларовых банкнот и кончил тем, что напился до
бесчувствия, украсив банкет фирмы "Хиллстрем мода" картинкой нравов
преступного мира.
Заполучив в руки даже не просто деньги, а состояние, Рамирес решил
заняться музыкальным бизнесом - единственным ремеслом, которое знал. Скиф
не возражал, но требовал быстрее наладить связи с мафией - скоро
понадобятся люди. Что же, в таком деле Рамирес чувствовал себя как рыба в
воде.
Он выехал в Нью-Йорк - "понюхать атмосферу": как нынче рок, как джаз и
кантри, какие теперь авторитеты и течения, сколько кому платят. Встречаясь
с музыкантами и менеджерами, он говорил, что собирается открыть
собственную студию, и это было чистой правдой. Слово за слово, в одном из
разговоров он мимоходом заключил краткосрочный контракт на два выступления
здесь, в Штатах, с безработной в то время группой симфоджаза, провернув в
миниатюре операцию, которую потом проделывал четверть века в самых
разнообразных формах и масштабах. Суть ее предельно проста: Рамирес
заплатил музыкантам аванс, снял для них помещение, закупил рекламу и за
это оговорил себе тридцать пять процентов со сбора.
Условия более чем божеские, просто благотворительные, ни на какие барыши
Пиредра не надеялся, но с не лишенным суеверия интересом ожидал
результатов запуска своей микромодели. И результат не заставил себя ждать.
Арендованная в Южном Бруклине сцена - наполовину двухдолларовый спортзал,
наполовину кинотеатрик с литературным названием "Жерминаль" - оказалась в
полосе ожесточенных военных действий. Поблизости выясняли отношения два
милых семейства - старинный и могущественный клан Джентильи и менее
влиятельная, но щетинистая семейка Ригозо - хозяева портовых профсоюзов.
Что они там не поделили, для нас сейчас несущественно, но вышло так, что
Рамирес, никем не предупрежденный, влез на спорную территорию как невежа и
нахал, не заплатил дани ни той ни другой стороне и очутился между двух
огней.
То, что Пиредре и его парням дали возможность выступить и получить деньги,
свидетельствует о величайшей неразберихе в делах дона Антонио
Джентильи-младшего, который, к печали всей родни, пошел не в деда, как
многие ожидали, а в отца. Когда все-таки Антонио узнал, что в пограничном
районе, куда нахрапом лезут свиномордии Ригозо, какой-то наглец что хочет,
то и делает, то впал в неописуемую ярость, ибо темпераментом пытался
заменить ум, и сгоряча едва не приказал разнести в куски несчастную
"Жерминаль", но потом поутих и распорядился разнести одного Пиредру, а
труп забросить в доки - пусть-ка Тоскано Ригозо покумекает, что к чему.
Ригозо тоже доложили о вторжении, но тот, к его чести, выяснив, что
Рамирес - человек случайный, махнул рукой: есть дела поважнее.
Ничего не подозревающий Пиредра мирно пил кофе в крохотном ресторанчике
все в том же Бруклине, когда у дверей остановилась машина и вошел смуглый
курчавый кубинец в выцветшей рубашке и куртке, перекинутой через плечо. Он
подошел к столику Рамиреса и с мягкой, чуть даже извиняющейся улыбкой
спросил:
- Разрешите?
Рамирес скользнул по нему равнодушным взглядом и кивнул на модернистский
пластмассовый стул. Пиредру на его веку столько раз пытались убить и
повидал он столько всяких убийц, что экстерьер этого застенчивого
посетителя оценил почти не глядя. Из ресторанчика они вышли вместе, сели в
машину и уехали неизвестно куда.
В первом часу того же дня Джентильи-младший вызвал к себе капо,
отвечавшего за ликвидацию Рамиреса, и среди прочего поинтересовался,
почему до сих пор нет доклада по ригозовскому музыканту. Тут выяснилось,
что ни исполнитель, ни шофер с задания не вернулись. Джентильи молча
посмотрел на капо. Тот выскочил за дверь и бросился нажимать на все
кнопки. По рождению он был не сицилиец, а сиенец, и эта деталь биографии
во многом осложняла ему карьеру.
Машину отыскали через три часа в мусорном портовом тупике. Подоспевший
капо, снедаемый недобрыми предчувствиями, собственноручно открыл багажник.
Открывшаяся картина недвусмысленно сообщала, что Рамирес задавал вопросы и
что отвечали ему не сразу и неохотно.
Капо связался с Джентильи. Состоялся краткий, но необычайно образный
разговор. На ноги были подняты все, у кого они были. В конце концов
Рамиреса обнаружили. Выяснилось, что он уже сорок минут как сидит в
самолете, который сейчас над Северной Атлантикой, и держит он путь в
Реджо-ди-Калабрия. Джентильи невесело помянул некоторых святых, почесал в
голове обеими руками одновременно и велел соединить его с Мессиной.
От Калабрии до Мессины путь не так чтобы очень близкий, но ход времени и
обстоятельств привел солидную часть обоих городов и побережья под власть
одного человека - дона Альберто Дженовезе, патриарха сицилийской мафии,
одного из полузабытой породы старозаветных усачей, чьи деды некогда
перевезли через океан лупару и гарроту. В штатовских синдикатах подробные
динозавры давно вывелись, но в глубинке еще попадались и почитали себя
солью земли. Поэтому просить помощи у старика Дженовезе дон Антонио
решился от великой нужды.
- Здравствуйте, дон Альберто, - начал Джентильи-младший. - Как поживаете?
Как здоровье?
- Спасибо, сынок, - отвечал Дженовезе. - Мне болеть некогда. Мне еще
много успеть надо. Это у вас, у молодых, время есть.
- Скоро Рождество...
- Да, Рождество. Не тяни, сынок, говори, что случилось. Так просто ты бы
обо мне не вспомнил.
Благостный тон дедушки итальянской преступности отдавал ехидцей, и
Джентильи почувствовал, что роняет достоинство. Но отступать было некуда.
- Дон Альберто, у вас девятичасовым рейсом будет такой Рамирес Пиредра.
Он тут очень грубо поступил с моими мальчиками, и я хотел просить вас, дон
Альберто, чтобы вы сначала узнали у него, кто он такой и откуда, а потом
отправили к рыбам на дно вашего пролива.
- Сынок, даже твой отец сказал бы - нашего пролива.
- Нашего пролива, - повторил Антонио, наливаясь кровью, и скрепя сердце
добавил: - Мой дед называл вас другом, дон Альберто, пусть ваши люди
приходят ко мне в Нью-Йорке, к чему нам этот Ванунцио.
- Спасибо, сынок, - поблагодарил Дженовезе. - Не очень-то ты меня радовал
последнее время, но если ты хоть чуть-чуть станешь похожим на деда, то
знай - я умру спокойно. Я помогу тебе. Будь здоров.
Джентильи-младший на своем конце провода тоже повесил трубку, с ненавистью
посмотрел на телефон и пробормотал что-то об индюке. Через три недели его
застрелили в этом же самом кабинете вместе с двумя помощниками, но это уже
не имеет отношения к рассказу. Четверо специалистов отправились в аэропорт
встречать Пиредру, но их ожидал необъяснимый казус: Рамиреса не было.
Поиски ни к чему не привели: загадочный объект как в воду канул.
Нашелся он спустя сутки. Накануне праздников Альберто Дженовезе выбирал
подарки внукам и правнукам в громадном супермаркете "Бенавера", в изобилии
насыщенном розовыми эскалаторами и фигурным пористым известняком.
Сопровождения обычной свиты охранников он в этих случаях не терпел.
Остановившись возле аэродрома с "Конкордами" и "боингами", которые
самостоятельно взлетали и садились по радиокоманде с земли, дон Альберто
вдруг обнаружил рядом с собой незнакомого высокого шатена с лункой посреди
правой брови и желтыми веселыми глазами. Дженовезе оглянулся, ища взглядом
телохранителя. Телохранителя не было. Вместо него невдалеке виднелась
разбойничья физиономия Гуго Звонаря. Дон Альберто остро ощутил всю
непрочность и ломкость своей восьмидесятилетней оболочки.
- Привет, - дружелюбно произнес шатен. - Я Рамирес Пиредра. Ну, пойдем со
мной, - и скорчил дону Альберто "козью морду".
Держа в руках объемистый пакет с покупками, Дженовезе проследовал на
второй этаж, в кафе, отделенное от зала стеной из волнистого стекла, и сел
за столик.
- Что, дед, - приветливо заговорил Рамирес, - убить меня захотел? - но
потом на мгновенье примолк.
Против него сидел грузный осанистый старик и смотрел напряженно, но с
пониманием и без страха. Бесступенчатая коробка передач в голове у
Рамиреса пришла в движение, и он без всяких объяснений сменил свое
безупречное тосканское произношение на провинциальное сицилийское наречие,
нимало не смущаясь, что каждое четвертое слово из этого диалекта - загадка
для современного уха.
Авантюрист, как всегда, не ошибся. Услышав знакомый с детства деревенский
говорок, дон Альберто расслабился. Кто бы ни был этот парень, он свой.
Чужой - будь он хоть семи пядей во лбу - не может знать этого языка. Уже
через пятнадцать минут Дженовезе полыхал перстнями у носа Рамиреса:
- Сорок процентов? Не круто ли берешь, сынок?
А тот нежно улыбался ему.
Еще через десять минут в двери кафе, где в нормальных условиях могли
разойтись двое людей, разом вбежали пятеро дженовезовских телохранителей,
засунув правые руки под левые полы пиджаков, но дон Альберто остановил их
властным движением подагрической кисти - не мешайте, у нас разговор, а
Пиредра вообще не повернул головы.
Добившись рекомендации Дженовезе, Рамирес решительно повел свои веселые
доллары на тучные нивы грамзаписи и музыкального менеджмента. Здесь
организованная преступность проросла не слишком густо, хотя из смежных и
плотно контактирующих областей, в первую очередь киноиндустрии, где
синдикаты давно захватили главенствующие высоты, и на Рамиреса посмотрели
косо. Однако, ведомый Скифовой стратегической информацией, поддержанный
звонаревскими автоматчиками, Пиредра безошибочно вел свой корабль в бурном
море профсоюзного рэкета и одно за другим вдохновенно лепил
прокатно-арендные студийные объединения: вначале это была итальянская
"Музыка", затем итало-испанская "Валенсия-джаз-студио" и, наконец,
французская "Олимпийская музыкальная корпорация". К моменту появления
Эрликона ее бюджет шагнул далеко за миллиард, а Рамирес превратился в
одного из самых преуспевающих боссов музыкального мира. Таким образом, в
лице Пиредры Эрлен встретился не с чем иным, как с собственной,
сознательно избранной профессией. Однако, чтобы понять, почему эта встреча
обернулась столь роковым сюрпризом, надо хотя бы в общих чертах
представлять, чем же именно занимались Рамирес и Скиф за своим
эстрадно-граммофонным фасадом.
В том невидимом миру котле, который раскочегаривал неутомимый
исследователь Программы, пиредровская мафия составляла одну ложку - пусть
даже самую наваристую, но отнюдь не решающую. Главную часть варева
стряпали люди, вставшие под знамена Скифа еще в те времена, когда Рамирес
тихо-мирно почивал в гробу, похожий на ситечко для чая.
С разгромом Стимфальского союза и падением Стимфала вторая мировая война,
строго говоря, не закончилась. Колонии, оставшиеся без метрополии,
всевозможные группировки, содружества и просто пиратские соединения, густо
обогащенные разными воинскими частями, вплоть до дивизий, отколовшимися и
затерявшимися в финале космической бойни, продолжали куролесить по дальним
и не слишком дальним рубежам. В отсутствие кромвелевской железной десницы
землянам самим пришлось заняться регулированием их притязаний.
На поставки оружия и военных систем было наложено множество эмбарго, вето,
принято немало мораториев, но "черные караваны" со смертоносным грузом
продолжали кочевать по Вселенной от одной горячей точки к другой.
Контрабанда оружием была делом налаженным, разветвленным, главари его на
удивление успешно пережили все военные коллизии, падение империи, и теперь
лишь с интересом осматривались: что это за новая власть, от которой, как и
от прежней, придется отстреливаться и откупаться.
В Гео-Гестианском секторе, то есть на линии, соединяющей Землю и Гестию,
такой властью оказался Скиф, в начале сорок восьмого года перешедший из
резидентов в бюрократы и назначенный навести порядок в хорошо ему знакомых
местах. Ознакомившись с ситуацией, он понял, что подобный шанс - редкость
даже для его нечеловечески долгой жизни.
В ту пору ни о какой Программе еще и речи не было, не было еще и Института
Контакта, но ученым Скиф уже был, желал им остаться и знал, что за научную
независимость надо платить большие деньги, а за независимость
историка-экспериментатора - деньги громадные. С другой стороны, он не
строил никаких иллюзий относительно своей дальнейшей карьеры - ему,
наполовину роботу, пусть уникальному, пусть даже уравненному во всех
правах с людьми, - в служебном продвижении был положен незримый, но
неодолимый предел. Поэтому Скиф загодя начал возводить золотой мост в
будущее и создал то, что позже стало "Олимпийской музыкальной корпорацией".
Военная и послевоенная неразбериха позволили Скифу примерно за год сделать
то, на что в другое время мог потребоваться не один десяток лет:
практически вся верхушка иерархической пирамиды кланов, контролировавших
контрабанду оружия, была срезана или, точнее сказать, вырезана. Их
насмешливое ожидание нового начальства было окончено без предупреждений и
переговоров, и опустевшие кресла заняли те, кого Скиф хотел там видеть.
В сущности, ничего не изменилось. Платили все - фирмы-производители,
перекупщики, транспортники, платили и группировки-заказчики, в руководстве
которых уж и подавно сидели Скифовы люди. Плату взимали давно известные
корпорации, и вряд ли кто догадывался, что где-то в далеких краях все эти
денежные ручейки соединяются в единый поток, льющийся на одну, вполне
определенную мельницу.
Разумеется, Скиф не собственноручно сгребал эти заляпанные кровью
банкноты. Их судьба была куда сложнее. Сразу по получении, а то и раньше
они вкладывались во множество раскиданных по глубинке предприятий - от
проката стали до стриптиза. И вот их-то вполне реальная прибыль и
переводилась сначала в периферийные банки, а из тех - в филиалы банков
"Олимпийской корпорации", офис которой находился на Земле, в Париже, на рю
де Бриссе, где со вкусом и расположился президент компании Рамирес Пиредра
со своим закадычным приятелем Гуго Сталбриджем.
Только эти двое на всем белом свете знали истинного владельца "Олимпик
мьюзикл", только им были известны масштабы дела и точные цифры, но мало
этого. Только Рамирес и Гуго были в курсе того, на что эти деньги
расходуются, - их руками Скиф контактировал с Программой, и лишь эти двое
могли быть хоть сколько-нибудь шокированы его экспериментальным
богоискательством. Но они не удивлялись и ни о чем не спрашивали, хотя и
по разным причинам.
Рамирес, мафией вскормленный и вспоенный, полагал безупречно естественным
тот факт, что, достигнув высших позиций в криминальном мире, он пользуется
поддержкой главы международных разведслужб. То, что при этом требовалось
выслеживать и нападать на каких-то странных людей, его вовсе не смущало,
даже наоборот - на том стоим, услуга за услугу, а лишние вопросы жизнь не
удлиняют.
Гуго Звонарю, явившемуся в наш век прямиком из внеземельного средневековья
с его баронами и лесными разбойниками, Скиф представлялся типичным ученым,
а стало быть, колдуном, магом и чернокнижником. Такое суждение Гуго вынес
из знакомства с владыкой своего родного края принцем-регентом Ричардом
Длинноруким Тратерским, буйным алхимиком и некромантом, и несколько наивно
считал, что если уж кто занялся наукой, то волей-неволей должен идти
всяческими дьявольскими путями и при необходимости платить за это
дьявольские деньги. Гуго Сталбриджу еще предстоит сыграть в нашей истории
весьма значительную роль, но пока вернемся к Пиредре.
К началу событий ему - второй раз в жизни - перевалило за пятьдесят, а
выглядел он едва-едва на сорок, дела его шли превосходно: поддерживаемый
самым могущественным из тайных управлений, Рамирес в своей сфере уверенно
теснил конкурентов; музыкальный бизнес, звукозапись и профсоюзы несли ему
дань официально и неофициально, и в европейском списке "крестных отцов"
бывший барселонский мальчишка прочно занимал верхнюю строчку. Был ли он
счастлив?
Нет, не был. Напротив, на рубеже шестого десятка Рамирес вступил в пору
психологического кризиса - жесточайшего по форме и необъяснимого по сути.
И здесь в гангстерской саге начинается самая темная по смыслу строфа.
Психический сдвиг, настигший Рамиреса в самом расцвете его поприща, столь
же непостижим, как и все, происходившее под этой каталонской шевелюрой.
Вначале было просто беспокойство - зудящее чувство, невнятно напоминающее
то ли об упущенной возможности, то ли о каком-то промахе, - словом,
ощущение опасности. Рамирес, как и всегда, реагировал молниеносно:
проделал все необходимые вольты, обманные ходы, и зрачки пистолетов -
колодцы смерти - с готовностью уставились в окружающее пространство.
Но вот чудо! - в пространстве никто не появился. Непогрешимый контакт с
действительностью разладился, биологические часы прозвонили вхолостую.
Прибыль шла, а Рамирес чувствовал, что для таких денег пригрозил
слабовато; Тино Джильо, горячая голова, по всем законам должен был
организовать покушение - милости просим! - а он пожал руку да и уехал в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг