прижав её к полу. Фейсса в ужасе закричала.
- Остановись! - Тигр перехватил Симбада, готового изнасиловать
рабыню, - Не сходи с ума, ты ведёшь себя как зверь!
Фесс яростно рычал. К нему подскочили Барс и Пантера, повисли на
плечах.
- Успокойся, Симбад! - Рысь наклонилась над стонущей от боли
фейссой. - Успокойся...
- Симбад?... - тёмно-серый ирбис в углу каюты медленно привстал,
его подруга ощетинилась. - Ты - жёлтая смерть Симбад?!...
Бывший гладиатор стряхнул повисших на нём пардов и угрюмо протянул
руку противнице.
- Встань, - глухо сказал фесс. - Прости меня.
Фейсса с огромным трудом села, держась за плечо.
- Простить ТЕБЯ?! - в её словах прозвучала страстная ненависть.
- Убийца!!!
Десантники переглянулись.
- Симбад? - Пантера прищурилась. - Что ты скажешь?
Фесс тяжело дышал, его ноздри расширились от гнева.
- Заткнись! - рявкнул он на Пантеру. Затем обернулся к молодой
рабыне.
- Как тебя зовут?
- Киара! - презрительно бросила фейсса.
- Так вот, Киара, - Симбад опустился на колено и посмотрел
фейссе в глаза. - Ты меня знаешь. Ещё один раз скажи, что я убийца.
Поняла?
Не сказав больше ни слова, фесс поднялся на ноги. Рабыня дрожала от
боли в руке.
- Ты...
- Я мёртв уже пятнадцать лет. - глухо произнёс Симбад. - Запомни
это с первого раза, потому что я никогда не повторяю своих слов.
Бывший гладиатор отошёл к стене каюты и стал там, спиной к
остальным. Под жёлтой шерстью перекатывались могучие мышцы,
кисточка на конце хвоста нервно подёргивалась.
- Пантера, займись ею, - не повернув головы, приказал фесс. -
Молча.
Десантница метнула взгляд на Тигра и едва заметно приподняла
кисть, чуть выпустив когти. Тайрр слегка покачал головой.
- Зейсан, помоги Киаре, - сказал он мягко. - А я поговорю с
нашим общим другом.
Симбад резко повернулся.
- Я не собираюсь...
- Пойдём, выйдем в коридор, - тихо предложил Тигр. Глаза
десантника блестели.
Фесс прищурился.
- Тигр? - спросил он на феррите.
- Я тоже никогда не повторяю своих слов, Симбад. - прозвучал
ровный голос.
Парды молча смотрели на двоих воинов, замерших один против другого.
- Тигр, лучше не надо. - предупредил фесс.
В следующую секунду дверь каюты с треском рухнула наружу. Тело
Симбада прочертило жёлтую молнию по коридору, тяжело ударившись о
переборку в десяти метрах от прохода.
Сквозь выломанную дверь, чуть наклонив голову, вышел Тигр.
Рыжая, полосатая шерсть тайрра встала дыбом, однако в глазах горела
спокойная решимость и знание своих сил. Десантник встал над хрипло
дышащим фессом.
- Теперь понял, почему тебя не пустили на Полигон? - спокойно
спросил Тигр, опустившись на колено. Симбад отшатнулся.
- Ты... Ты...
- Я по-прежнему твой подчинённый, Симбад. - заметил Тигр. -
Операцией командуешь ты. Но пожалуйста, больше никогда не забывай,
что из нас пятерых ты - самый слабый и неопытный. Это ясно?
Фесс попытался встать, Тигр протянул ему руку.
- И последнее... - почти ласково произнёс тайрр. - Если ты ещё
хоть раз оскорбишь Пантеру, я вырву у тебя сердце и вложу его
обратно, но уже со спины. Понял, командир?
Симбад не ответил.
Глава шестнадцатая
______________________________________________________________
До вечера я совершенно измотала Куросао и себя скачкой. Мы
проехали, наверно, два дневых пути, и когда Солнце коснулось
горизонта, напоминали выжатые лимоны. Хотя конь устал сильнее,
конечно.
Зато Тошиба прекрасно провёл день. После обильного завтрака,
который я на скорую руку приготовила из пойманного зайца, он
забрался мне на колени, прижался и почти до самого вечера спал,
убаюканный равномерной тряской. Я всё больше привязываюсь к этому
малышу.
Уже вечерело, когда мы наконец остановились у небольшой речки.
Куросао прямо рухнул в воду, мне пришлось насильно вытащить его
обратно - после долгого бега нельзя много пить. Это я постаралась
объяснить жеребцу, но он, похоже, не захотел понять.
Так или иначе, скоро мы все трое плескались в холодной воде и
рычали (мы с Тошибой), ржали (Куросао), дрожали (все трое) и
смеялись (только я). Хотя смеяться я старалась не очень громко; кто
знает, вдруг мы здесь не одни...
Далеко на горизонте виднелись горы. Всё, что я о них знала -
название; горы звались попросту Серыми Горами, и в них не было
золота, как гласила пометка на карте. С чего бы мне искать там
золото?...
Немного отдохнув, я крепко привязала Куросао к кусту, взяла лук
и пошла на охоту. Исполняя обещание, не обратила внимания на табун
диких лошадок, пришедший к водопою. После часа поисков мне повезло
подбить странного зверя, вроде дикобраза, только размером с
человека. Две вонзившиеся стрелы совершенно не были заметны среди
точно таких же по длине колючек.
Несколько секунд я раздумывала над этой мыслью, потом
взвизгнула от восторга и бросилась снимать со зверя шкуру. Иглы,
конечно, оказались жутко ядовитыми - даже цвет, ярко оранжевый на
конце и краснеющий к основанию, как бы предупреждал об опасности.
Зато стрелы из них получились просто потрясающие! Почти вдвое
тяжелее деревянных, прочные как металл, они обладали удивительным
свойством вонзаться в добычу под любым углом и не выскользать.
Позже, разглядывая у костра новое оружие, я заметила множество
мелких крючочков, прилегавших к игле. В теле жертвы они
раскрывались, намертво зацепляя стрелу и причиняя невообразимую
боль. Точно как гарпун...
Первую стрелу я испытала на мелкой птице, а остальным приделала
оперение из перьев дичи. Теперь мощь моего лука увеличилась в
десять раз! Очень вовремя.
Немного побродив по берегу речки, я подстрелила ещё одну птицу
обычной, неядовитой стрелой, и нагруженная добычей вернулась.
Быстро разожгла костёр.
Куросао, похоже, наконец понял, что я ходила на охоту мимо
табуна диких лошадок. Краем глаза заметила, как жеребец тянет шею,
пытаясь разглядеть мою добычу.
- Я дала обещание, конь, - сказала я, не повернув головы. -
Сомневаясь в моих словах, ты наносишь оскорбление.
Куросао прекратил подглядывать. Но мне показалось, он испытал
большое облегчение. Тогда я встала, подошла к жеребцу и опустилась
перед ним на траву.
- Послушай... - конь навострил уши. - Не знаю твоего истинного
имени, поэтому буду звать Куросао. Я хочу сказать...
А в самом деле, как ему сказать? Как сказать, что теперь я
хорошо понимаю чувства, испытанные им на той охоте?
- В общем... - я подняла голову и посмотрела в глаза чёрного
коня. - Мы едем на запад, чтобы предотвратить гибель двоих моих
сородичей. Или отомстить за них. И я... Я теперь понимаю, что ты
ощутил, когда видел смерть лошади.
Куросао молча смотрел в глаза, не прячась за маску животного.
Мне очень тяжело давались слова. Но так было надо.
- Завтра, скорее всего, мы догоним врага и я приму бой. Это
будет очень опасный бой, из которого я могу не вернуться. Поэтому я
хочу, чтобы ты...
Помолчала. Затем, отойдя к костру, подняла на руки Тошибу и
вернулась.
- Я хочу, чтобы ты спас малыша. Если меня убьют, отнеси его в
общину тавров, а сам делай что хочешь. Пожалуйста.
Конь замер, переводя глаза с Тошибы на меня и обратно. Я молча
ждала. Наконец, Куросао осторожно шагнул вперёд и коснулся носом
моего плеча. Я вздохнула.
- Будем считать это согласием... Завтра, перед боем, я выброшу
сбрую в реку. Независимо от исхода сражения ты станешь свободен, а
дальнейшее будет уже зависить лишь от тебя. Бросить нас - или
дождаться. Хорошо?
Жеребец ничего не ответил, и я со вздохом вернулась к костру.
Тошиба мирно спал на руках, потрескивали ветки, в небе сверкали
звёздные острова... Я крепко задумалась о будущем.
Надо ли рисковать жизнью, пытаясь предотвратить гибель никогда
не виденных мною сородичей? Вполне возможно, они даже не сумеют или
не захотят оценить мой поступок...
Подумав об этом, я резко ударила хвостом. Так нельзя. Я -
самурай, а самурай поступает согласно кодексу чести не из жажды
почестей или боязни потерять лицо. Бусидо - не закон, не правила
поведения, даже не учение. Это нечто большее.
"Самурай должен прежде всего постоянно помнить - помнить днем и
ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить
новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит
свои долги - что он должен умереть. Вот его главное дело.", говорит
напутствие для молодых воинов, Будосёсиньсю. "Если он всегда помнит
об этом, он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и
сыновней почтительностью, избегнуть мириада зол и несчастий,
уберечь себя от болезней и бед, и насладиться долгой жизнью.".
Я могла бы сказать, что самурай впитывает бусидо с молоком
матери, но я никогда не пила материнского молока, да и мать не
видела. Значит, бусидо врастает в личность по мере взросления,
становится её неотъемлемой частью, и поступать против него -
означает отрезать куски от собственного "я", рушить камни,
слагающие душу. Сейчас я вся, без остатка, чувствовала: отступление
будет позором. И какая разница, что никто никогда об этом не
узнает? "Бусидо, Путь воина, требует, чтобы поведение человека было
правильным во всем. Если нет проницательности во всем, не будет и
знания должного. А тот, кто не знает должного, едва ли может
называться самураем"... И пусть я не человек, это не освобождает
меня от долга. В мире нет более строгого судьи, чем собственное
сердце. Лишь сердце невозможно обмануть.
- Кагири... - впервые за много дней я заговорила с медальоном. -
Я знаю, тебе известна вся правда о моём рождении и воспитании. Ты
знаешь, кто и по какой причине оставил меня Годзю; знаешь, почему
из всех дочерей только меня Годзю посвятил в бусидо...
Медальон мягко светился собственным светом.
- Так вот, Кагири... - я закрыла глаза и несколько секунд
внимала звукам ночи. - ...Я не хочу всё это знать. Я - Хаятэ Тайё,
Сокол Бури, и какая бы жизнь не ждала меня впереди - я проживу её
сама.
Глаза рисунка на медальоне внезапно полыхнули зелёным пламенем.
Впервые с памятного дня в замке, Кагири заговорил чужим голосом,
таким могучим, что на дереве задрожали листья.
- Жизнь моя принадлежит только мне. Я - Скай! И какая бы жизнь
не ждала меня в прошлом или будущем, я проживу её сам.
Голос изменился, теперь он был женским, мелодичным и приятным.
Медальон засверкал фиолетовым пламенем.
- ...Жизнь на то и дана, чтобы прожить её как подобает
дракону!...
И вновь изменился цвет огня, теперь драгоценность светилась
пурпуром подобно раскалённому углю. Голос стал мягким и усталым,
словно его обладатель был бесконечно мудр.
- В мире нет и никогда не будет ценности, сравнимой с жизнью
простейшего из живущих, и это - простейшая из истин. Но она ценнее
всех остальных.
Медальон засиял золотым пламенем, подобно маленькому солнцу. В
голосе, молодом и энергичном, звучала страстная сила убеждения.
- ...каждый воспринимает мир по-своему. Вселенная для всех -
своя, она уникальна в представлении любого из мириадов чувствующих,
Вселенная рождается с каждым живым существом и затем развивается
подобно ребёнку, познающему мир. Убивая, ты не просто лишаешь
существо жизни - ты уничтожаешь целую Вселенную!...
И внезапно всё стихло. Медальон погас, после золотого сияния он
казался чёрным. В полной тишине прозвучали последние слова,
сказанные низким, громоподобным голосом.
- ...все мы убийцы.
***
Проснувшись утром, я долго не могла понять, приснился мне
разговор с Кагири или нет. Медальон молчал, весёлый Тошиба играл с
костями вчерашней добычи, в стороне на траве спал Куросао... Погода
стояла отличная, ни ветерка, голубое небо простиралось в
бесконечность - и я громко рассмеялась, встречая утро. О мрачном
сне больше не вспоминала.
- Хэ-э-э-эйя! - вскочила, огромным прыжком взвилась в воздух и,
совершив тройной переворот с вращением против хода солнца, нырнула
в реку. Ледяная вода смыла последние остатки сна, вынырнула я
бодрой и готовой к сражению.
- Куросао, просыпайся скорей! Тошиба, бросай кости! Вперёд!
Скоро мы мчались по степи, навёрстывая упущенные часы. Горы
впереди становились ближе с каждой минутой, я уже видела скалу, о
которой говорил Тотчигин - её оказалось легко найти, так как я сама
избрала бы такую для постройки дома. С минуты на минуту следовало
ждать встречу с врагом; я вытащила из колчана шесть настоящих
стрел, зажала под крыльями, наложила на тетиву иглу и пересадила
Тошибу за спину. Куросао мощно дышал, степь мчалась навстречу - это
было похоже на полёт!
Подскакав к подножию горы, я на всём скаку спрыгнула со спины
Куросао и пробежала немного вперёд. Никого. Вернувшись, быстро
сняла с коня сбрую, отбросила в сторону и положила порванное крыло
ему на шею.
- Ты свободен, как я обещала. Пожалуйста, дождись меня здесь.
Если не вернусь до вечера - значит, не вернусь вовсе... Тогда
отвези Тошибу в селение тавров.
- Ххатэ?... - забеспокоился малыш. Я лизнула его в нос.
- Жди меня, маленький. Я очень-очень постараюсь вернуться...
Не оглядываясь, чтобы не знать - предал меня конь или нет - я
нырнула в заросли у подножья горы. Сама не знаю, почему отпустила
Куросао... Но та часть души, которая вчера не позволила свернуть с
пути воина, ответила - "Знаешь, Хаятэ". И я действительно знала.
Хотя выразить это словами было непросто.
Встряхнулась. Пора забывать сомнения и вопросы, впереди - битва
с многократно превосходящим врагом, а во время боя можно думать
только о бое! Несколько секунд стояла закрыв глаза, настраивая себя
на битву.
Понемногу тело заполняла привычная теплота. Я ощутила, как
срастаются руки и лук, как стрелы под крыльями становятся частью
тела, выдвигаются когти и тут же убираются обратно, чтобы в нужный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг