пациентов, - заключил он.
Сквозь окружающий его дурман Антон слышал тяжелые, удаляющиеся шаги и
долетевший до него из неимоверной бездны обрывок фразы:
- Ребенок, может быть, еще и выкарабкается, а вот кому я действительно
не завидую в нашем мире, так это человеку, оставшемуся без обеих ног. Когда
я оперирую таких безнадежных калек, мне кажется, что я совершаю
преступление, и лучше бы им было спокойно умереть...
Голос оборвался. Где-то далеко хлопнула дверь.
Потом наступил всеобъемлющий мрак...
Глава 4
РАЗВИЛКА СУДЕБ
Утро было ярким и солнечным, несмотря на подкравшуюся к городу позднюю
осень.
Деревья в парках уже облетели, и толстый слой желтой и огненно-рыжей
листвы покрывал потрескавшийся от времени асфальт старых дорожек.
Ветер, забавляясь, шуршал по голым аллеям, изредка подбрасывая в воздух
пригоршни сухих, скорчившихся листьев, словно надеялся, что они вновь
прилипнут к ветвям... Конечно, у него ничего не получалось, и Антон, глядя
на эти тщетные усилия глупого ветра, невольно улыбался.
Стоя в тупике заброшенной аллеи, которая упиралась во влажную и
замшелую стену какого-то здания, он вдыхал чистый, холодный воздух осени и
был счастлив.
Сзади по листьям прошуршали чьи-то легкие шаги, и Антон, обернувшись,
увидел Дану, которая вприпрыжку бежала к нему, размахивая букетом
огненно-красных кленовых листьев. От улыбки на лице девочки обозначились две
ямочки, которые придавали ему чуть хитроватое выражение.
- Эй, ты чего убежал? - еще издали закричала она, подбрасывая свой
букет в воздух. Остановившись, Дана втянула голову в плечи, а подброшенные
вверх листья осыпали ее с головы до ног. Девочка весело взвизгнула и
отскочила в сторону. - Там тебя ищет Тетя Сержант... - страшным голосом
сообщила она Антону, скорчив строгую гримасу.
- Не пойду я к ней... - вдруг насупился Антон. Все его хорошее
настроение вмиг улетучилось, словно его унес с собой порыв осеннего ветра.
- Эй, ты что? - Дана остановилась напротив мальчика и с серьезным видом
принялась поправлять капюшон его потертой и не по росту большой форменной
куртки. - Хочешь, чтобы нас всех наказали, да? - изображая из себя взрослую,
упрекнула она.
- Нет... - вздохнул Антон. - Не хочу...
Он невольно отвел глаза, со странным замиранием сердца ощущая холод ее
маленьких ладошек, которые, поправляя складки капюшона, касались его голой
шеи. Лицо Даны было так близко, что он, смутившись, отвел глаза.
Девочка, по-своему истолковавшая этот жест, оставила в покое его
куртку.
- Пойдем, а то крику будет...
Антон нехотя подчинился. Он, конечно, понимал, что старших нужно
слушать, но внутри что-то протестовало, не давая ему стать одним из двух
десятков таких же, как и он, беспризорных сирот... За две недели, что прошли
со дня его появления в группе, он постоянно испытывал щемящее чувство
горькой, непонятной тоски. Он что-то потерял, но никак не мог вспомнить, что
именно...
Дана, не обращая внимания на его насупленный вид, беззаботно скакала по
аллее. Она первая подружилась с ним в тот самый день, когда он очнулся от
странного состояния "небытия", которое тоже, как и весь мир вокруг, не
находило своего объяснения в сознании мальчика.
Он просто был, и все. Открыл глаза и понял, что стоит посреди высокого,
мрачного холла какого-то здания, а за руку его крепко держит незнакомая
женщина с коротко остриженными волосами и броскими, некрасивыми чертами
лица.
У Антона совершенно не осталось прошлого, как будто его никогда и не
было, и сколько он ни старался, так и не смог вспомнить, что происходило с
ним до той минуты, когда он пришел в себя в этом мрачном, сером помещении с
высокими колоннами... Когда он попытался спросить об этом у женщины, что
крепко держала его за руку, Тетя Сержант - так за глаза звали дети своего
воспитателя - строго ответила, что он болел и потому ничего не помнит.
В душе Антон не поверил ей - ведь помнил же он свое имя, и фамилию... и
больше ничего...
Эта внутренняя пустота пугала его до слез. Все вокруг казалось чужим -
и серый город, и люди, и деревья. Подсознательно он чувствовал, что все
должно быть не так, но эта мысль не находила под собой реальной почвы.
Иногда на самой границе заполнявшей его память пустоты начинали
скользить какие-то смутные, страшные тени... как будто кто-то невидимый на
миг приподнимал непроницаемую завесу черноты... и тут же все исчезало...
... Углубившись в свои, совсем не детские мысли, Антон почти не слышал
того, что говорила ему Дана, и очнулся только тогда, когда сильная рука Тети
Сержанта вдруг больно сжала его плечо.
- Ты где это шлялся, паршивец?
Антон поднял глаза и посмотрел в ее крупное, лошадиное лицо.
- Я гулял... - неожиданно для самого себя ответил он, внутренне
сжавшись от проявленной дерзости.
- Ты что, забыл, как нужно себя вести? Как положено обращаться к своему
воспитателю?
- Господин Тетя Сержант! - выпалил Антон, и из его глаз вдруг
непроизвольно брызнули слезы.
- Не тетя сержант, а просто - господин сержант! - грубо оборвала его
воспитатель. - Дети, - повернулась она к остальным, - ваш новый товарищ не
понимает, как нужно себя вести, поэтому мы досрочно возвращаемся в казармы.
Всю дорогу назад Дана не отходила от него, взяв за руку и пытаясь
успокоить, но Антон, казалось, не слышал ее. Он шел, словно заводная кукла,
машинально переставляя ноги. Он был один. Совершенно один во всем мире,
несмотря на доверительный шепот Даны и ободряющие взгляды некоторых ребят...
... Вечером разозлившиеся из-за прерванной прогулки мальчишки здорово
побили его, но Антон даже не заплакал. Боль физическая была терпимее, чем та
моральная пустота, что царила внутри.
Он совершенно не понимал, куда он попал и что с ним будет происходить
дальше...
* * *
Вечером того же дня, в одной из комнат детской государственной военной
школы, состоялся любопытный диалог.
Сержант Марта Заболоцкая, которая как раз и была той самой "тетей
сержантом", стояла в строю десятка таких же, как и она, рядовых
воспитателей.
Начальник курса, старый бритоголовый капитан, медленно прохаживался
перед строем, роняя тяжелые, словно кирпичи, слова.
- ... Время компромиссов закончилось, - говорил он, глядя в серые лица
своих подчиненных. - Война вновь вступает в свои права, но мы не можем
действовать так же, как и раньше. Наша промышленность гибнет прямо на
глазах, мы постепенно утрачиваем технологии и откатываемся назад, следуя
проторенному инсектами пути. Этого нельзя допустить, - он остановился
напротив Марты и вдруг гаркнул ей в лицо:
- Вам ясно, сержант Заболоцкая?!
- Так точно, господин капитан!
- Смотри... Ты у меня, по данным разведки, стоишь на первом месте по
прикладному садизму... - он отступил на шаг и хмуро оглядел ее с головы до
ног. - Завтра приду в твою группу и проведу тест на ай-кью...
Лицо Марты выражало полное недоумение.
- Ай-кью - это уровень интеллекта, сержант! - резко пояснил капитан,
заметив выражение ее лица. - Нам, оказывается, нужны бойцы, которые умеют не
только убивать, но и думать! Запомните это и действуйте соответственно.
Такова была новая директива. Антону очень повезло, что пришла она
вовремя. Его определенный тестами уровень интеллекта оказался намного выше,
чем у остальных двадцати человек группы, и это на некоторое время
предопределило его судьбу.
Младших детей вместо постоянной муштры и редких прогулок стали сажать
за старые, затертые и чудом уцелевшие учебники.
Для Антона, который все еще не понимал, кто он и как ему жить, учеба
стала той отдушиной, что позволила мальчику вторично не сойти с ума.
Особенно сильно ему нравилась история.
И еще Дана - эта удивительная девочка с коротко остриженными темными
волосами.
Возможно, что эти два образа и связали его сознание с новым миром,
позволив разуму Антона постепенно свыкнуться с отсутствием прошлого.
Так или иначе, но он выжил.
А сержант Заболоцкая в тот вечер, вернувшись в свою комнату,
расположенную рядом с детскими казармами, долго стояла у зеркала,
разглядывая свое некрасивое лицо, потом бессильно разревелась и, отстегнув
протез руки, ничком рухнула на койку.
Ей тоже не хотелось жить, как и многим в этом мире. Но она являлась
лишь частью, крохотным винтиком огромной машины под названием Цивилизация и
в силу обстоятельств была не вольна принимать решения относительно своей
судьбы...
* * *
Город...
Он существовал вопреки всему.
Девять веков истории наложили на него свой неизгладимый отпечаток в
виде многочисленных следов эрозии, шрамов от войн и катастроф и прочих
зачастую независимых от воли и деятельности людей отметин, но ни время, ни
войны не смогли внести существенных изменений в его архитектуру. Казалось,
что он незыблем, как кора планеты.
Мрачным, серым прямоугольником лежал он посреди испаханной людьми и
войной равнины. Его стены, сложенные из многотонных базальтовых блоков,
поднимались к небу на сто двадцать метров.
Одна сторона гигантского серого прямоугольника равнялась ста
километрам. Четыре стороны замыкали квадрат с плоской крышей из
стеклобетона, на которой серыми, местами осыпавшимися утесами возвышались
кварталы современных зданий.
Издали это походило на незавершенное строительство, некий фундамент,
заложенный для чего-то монументального.
Собственно говоря, так оно и было.
В недрах Города, под одной из плит, покоилась прозрачная капсула,
сквозь материал которой без труда просматривался заключенный внутри кусок
керамлитовой брони от обшивки космического корабля. На нем крупными,
выполненными еще при литье бронеплиты буквами выделялась рельефная надпись -
"Колониальный транспорт "Бристоль". Земля. 2342 год".
Живущие ныне поколения уже успели забыть свои корни, которые терялись в
туманной бездне тысячелетней истории. Этому в немалой степени способствовала
война и вызванные ею долгие периоды деградации, когда сознание людей
откатывалось назад, из поколения в поколение теряя частицы своих знаний, а
вместе с ними - и истории.
На самом деле Город являлся всего лишь обветшалым цокольным этажом
несостоявшегося мегаполиса.
У Ильи Матвеевича Белгарда этот факт не вызывал никаких сомнений.
Забравшись на самый верхний этаж обветшалого небоскреба, на что у него ушло
почти полдня, он получил возможность окинуть взглядом всю панораму
застывшего тысячу лет назад строительства.
Настроение у бывшего капитана картографического крейсера "Терра" было
подавленным. Два месяца, истекшие с того момента, как он пришел в сознание
на жесткой госпитальной койке, спрессовали в себе столько событий, что ему
казалось - прожита еще одна жизнь. Страшная, непонятная, жестокая...
Он до сих пор не мог осознать всей чудовищности произошедших с ним
перемен. Сидя в инвалидной коляске у обвалившегося парапета балкона, он
смотрел на простершуюся под ним панораму руин и думал о том, как найти свое
место в этом измотанном непонятной ему войной обществе, где царили простые и
жестокие законы.
Он должен был разыскать Антона... Илья Матвеевич в который раз поймал
себя на том, что, став калекой, он все еще мыслит категориями здорового,
полноценного мужчины...
Мысль о мальчике была хуже фантомных болей в ампутированных выше колен
обрубках ног, злее, чем грызущее изнутри чувство постоянного голода...
Ему никто не поверил. На него смотрели как на сумасшедшего,
повредившегося в рассудке после потери ног. Никто, абсолютно никто не хотел
хотя бы выслушать его аргументы. Эти люди прочно забыли, что такое космос.
Они потеряли свою историю и воспринимали Белгарда даже не с сочувствием, а
скорее с раздражением.
Когда обрубки ног зажили, его выпустили из ворот госпиталя, снабдив уже
бывшей в употреблении инвалидной коляской и какой-то пластиковой картой, где
были обозначены его имя, фамилия и отчество. На прощание хромой санитар
посоветовал ему обратиться на завод, где, по его словам, инвалидов брали в
цеха повышенного риска по производству боеприпасов.
- Проживешь недолго, но зато по-человечески. Там платят хорошо и
жратва отменная, только вот несчастные случаи чуть ли не каждый день. Сам
понимаешь, оборудование старое...
В первый момент Илья Матвеевич, оказавшись на улице без ног, без
средств к существованию, испытал оглушивший его сознание шок... Он
инстинктивно развернулся, неумело ворочая джойстиком, управляющим
электроприводами коляски, но двери госпиталя уже закрылись.
Он был предоставлен самому себе.
А Город жил.
За голубой дымкой облетевших лиственных лесов, в тысячах километров
отсюда возвышались руины древних поселений инсектов, а чуть дальше - их
современные города...
Ничего этого не знал и не видел Илья Матвеевич Белгард. Он смотрел
вниз, и его глаза слезились от гулявшего в пустых проемах выбитых окон
ледяного ветра.
Он только начинал осознавать, что этот осенний, холодный и
неприветливый мир - его. И он должен был сделать нечто совершенно
неадекватное, чтобы отыскать в нем Антона.
* * *
В своей прошлой жизни Илья Матвеевич не испытывал особых затруднений.
Он родился на планете Кьюиг, в семье потомственного астронавта, и его путь
был предопределен заранее. Семья имела стабильный доход, отец и мать Ильи,
налетав положенное количество лет на борту межзвездного транспорта, рано
ушли на пенсию.
Окончив академию астронавтики, Илья получил звание младшего офицера и
некоторое время летал сначала вторым, а потом и первым пилотом на
внутрисистемном грузовозе. Его жизнь текла размеренно и спокойно, в ней не
было ни стремительных взлетов, ни провальных падений.
Потом он перешел в отдел межзвездных перевозок, но управление
гиперсферными кораблями не принесло в его жизнь радикальных потрясений. Его
карьера продвигалась ровно и вполне предсказуемо. Илья Матвеевич отлично
справлялся со своими обязанностями и даже заслужил репутацию самого
спокойного офицера флота.
Наверное, именно его уравновешенность и сыграла решающую роль в
назначении Белгарда первым помощником капитана на картографический
крейсер "Терра".
Возможно, что Илья Матвеевич никогда бы не дошел в своей карьере до
должности первого офицера корабля, не тот он был человек, чтобы принимать
единоличные решения, особенно в экстремальных ситуациях. Склонный к
аналитике и спокойной, взвешенной оценке событий, он как помощник идеально
дополнял собой импульсивного, решительного Хасимо и не желал для себя ничего
другого. Но на пятом году полета в дело вмешался слепой случай - капитан
сильно облучился во время одной из разведывательных высадок на лишенный
атмосферы спутник. Внезапный отказ одной из систем его скафандра привел к
фатальным последствиям - у Энри открылась тяжелая форма лейкемии. Спасти его
могли только в стационарных клиниках Кьюига или какой-то другой
цивилизованной планеты, но, чтобы не прерывать успешно начатый полет,
капитана Хасимо, по его собственному настоянию, поместили в
низкотемпературную камеру сверхглубокого сна, где он должен был проспать до
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг