подъеме чувств.
Реакция Зария на высказанные мнения была сложной: смущение, смятение,
сожаление - все это вихрем пронеслось в его душе. Но Зарий взял себя в
руки, - ранимость души сочеталась в нем с твердостью воли: это помогло ему
в будущем перенести многие злоключения жизни, сохранив кристальную совесть
и душевную чуткость. Предчувствие долгого и трудного одиночества полнило
его Душу.
На скалах северной .Архии два друга - Зарий и Гилеций- как бы
заключили молчаливое пари. Зарий отстаивал тезис: Космос жизнеспособен и
гармоничен.
Гилеций оспаривал это: Космос неизбежно вернется в состояние Хаоса. По
сути дела, здесь столкнулось два мировоззрения! И в этом принципиальном
споре долгое время победителем казался ученый-энциклопедист Гилеций.
После гуманитарной работы "Тема мировой катастрофы в древней
мифологии" он переключился на физическое обоснование катастрофизма. Говоря
точнее, Гилеций занялся проблемой тепловой смерти вселенной. Мир он
представлял в виде неустойчивой пирамиды, - доказывал, что космические тела
могут только спускаться по ее склону: на уровне основания энтропия
достигала максимума,и хаос торжествовал свою победу над звездой или
галактикой! Возражения друга Гилеций оспаривал очень просто: в шутливом
тоне он предлагал Зарию посмотреть в телескоп на Мирру, соседку Аламака по
планетной цепи. Как будто Зарий не знал наизусть каждый кратер этой
безжизненной планеты! Но Гилеций хорошо понимал, насколько сильным является
его аргумент, - Мирра была для жителей Аламака наглядным символом энтропии,
запустения, смерти.
И тем не менее Зарий настоял, чтобы в комплект космического зонда,
засылаемого на Мирру, был включен сейсмограф. Коллеги удивлялись: - Зачем?
Это все равно, что прилагать стетоскоп к груди умершего человека.
Аламак был потрясен, когда его облетела весть: Мирpa сейсмически
активна! В недрах планеты идут интенсивные процессы, - ее пульс жители
Аламака слушали с волнением и радостью. Как-то теплее становилось на сердце
оттого, что у Аламака есть живая сестра.
Разумеется, Зарию было воздано за его проникновенную интуицию. Однако
почти никто не знал, что свое удачное предсказание Зарий сделал не по
счастливому наитию,- ко времени открытия сейсмичности Мирры его гипотеза
уже была солидно обоснована. В скромной лаборатории он поставил опыты,
которые убеждали: ход Времени является действенной космической силой,
противоборствующей росту энтропии.
На первый взгляд это казалось несопоставимым: огромность проблемы - и
почти домашняя обстановка лаборатории! Вначале даже не верилось, что здесь
исследуются процессы, имеющие космический смысл и значение.
Река Времени перегораживалась тут плотинами, - исследовалась и сила ее
напора, и направление ее течения. Делались попытки извлечь работу из хода
Времени,- сама постановка задачи казалась еретической, но результаты
обнадеживали: правильная ориентация гироскопов в потоке времени приносила
энергетический эффект. Конечно, он был мизерным. Но Зарий смело заглядывает
в будущее!- ему открывались перспективы новой энергетики, спасающей Аламак
от черного ужаса энтропии.
Зарий не сетовал на условия работы. Могло ли иначе утвердить себя
новое направление мысли? - ученый повторял прекрасные слова: "Приду, не
преломив хворостины". Он любил работать в бессуетной тишине. Конечно,
средств всегда не хватало,- поэтому опытные установки были не такими
мощными, как иногда хотелось. Но Зарий был убежден: с помощью самых простых
средств можно получить весомые результаты, - для этого нужна широта подхода
и отсутствие предубеждений. А одним из таких предубеждений была погоня за
сложностью экспериментальных систем. Она вела к удивительной диспропорции!
- на громоздких устройствах получали ничтожные по своему значению данные.
Нельзя сказать, что ученые-современники проявляли враждебность к
Зарию, - просто его искания оставались для них чуждыми и непонятными. Лишь
изредка раздавались голоса о том, что Зарию надо запретить его
исследования. К счастью, многие воспринимали работы Зария как безобидное
чудачество, - поэтому к ним иногда относились даже с любопытством. Но не
больше! Так было до тех пор, пока не подросло новое поколение ученых,среди
молодежи стали появляться люди, которых увлекали идеи Зария. Конечно,
прежде всего волновал образ Космоса, воссозданный в работах ученого!-вечно
живой, полный творческих энергий. Космос Зария обладал эстетической
привлекательностью.
На Аламаке все чаще вспыхивали дискуссии о возможном существовании
космических цивилизаций. В этих спорах брала верх общепринятая точка
зрения: жизнь в космосе случайна, вероятность контакта с другим разумом
ничтожно мала. Люди с небывалой остротой осознали свое космическое
одиночество. Очевидно, здесь на новом уровне проявлялась единая
закономерность: полноценное развитие возможно лишь через общение с себе
подобными. Это касается не только личности или даже отдельной культуры.
Теперь становится ясно, что потребность в общении присуща и человечеству в
целом! - оно мечтает о космическом диалоге.
Увы, радиоастрономическое обследование ближайших звезд с планетными
системами разочаровывало, - блещущие миры отчужденно молчали: в их немоте
было что-то пугающее и безнадежное. Раздались голоса: цивилизация Аламака
уникальна! - и поэтому поиски братьев по разуму лишены всякого смысла. Но
были оптимисты, - правда, немногочисленные. Они все чаще стали появляться в
лаборатории Зария, - его понимание Космоса вдохновляло энтузиастов: если
вселенная жизнеспособна и гармонична, то в ней должно быть много очагов
разума. Зарий в это время вынашивал новую идею, - она должна была ответить
на вопрос, взволновавший ученого еще в годы юности. Наверно, этот вопрос
встает перед многими, - но люди или быстро забывают о нем, или
удовлетворяются поверхностным ответом. Почему светят звезды? - за простой
формулировкой стояло нечто неизъяснимое и загадочное.
Зарий часто вспоминал давнюю звездную ночь, когда он осознал всю
глубину проблемы. Конечно, она и раньше впромельк появлялась в его
сознании,- но словно стушевывалась, отходила в тень. А тут встала перед ним
во всем своем полыхающем величии.
Зарий и Сипкрезий одиноко бродили среди огромных древних пирамид,- это
были обсерватории народа, исчезнувшего тысячи лет назад. Прекрасные силуэты
четко отпечатались на фоне зимних сумерек. И вдруг Синкрезий вздрогнул: в
просвете между пирамидами стоял Орион! - он был как раз вровень пирамидам и
казался странно живым. Синкрезий подозвал Зария,- и того поразили
человекоподобные очертания созвездия. Конечно, он много раз видел
изображение Ориона на старинных картах: стройный охотник туго натягивает
свой световой лук! Но сейчас Зарий ощутил, как падают вокруг стрелы света,
испущенные Орионом. Они звенели первозданной музыкой, усиленной гранями
пирамид. Торжественной поступью Орион двигался к Синкрезию и Зарию,
протягивая им свой живоносиый лук. Очарованным друзьям показалось: световые
стрелы несут мысли и образы!-сеятелем жизни шел к ним навстречу Орион,
излучая высшую радость бытия. Казалось, был слышен стук его сердца -
звучный, ритмичный.
Тема Ориона с тех пор навсегда вошла в живопись Синкрезия. Он писал
его в разных разворотах, - один ракурс совпадал с видом Ориона из
окрестностей Арктура, а на другой картине он был изображен в полупрофиль:
таким его могли бы наблюдать жители планет, вращающихся вокруг эпсилон
Эридана. Художнику было близко сознание древних поэтов-астрономов, давших
далеким созвездиям человеческие имена. Поэзия не уходила от истины- в
недрах Возничего или Волопаса наверняка есть планеты с разумной жизнью.
Иногда глухой осенней ночью Синкрезий явственно чувствовал: вот гулкий зов
доносится из Водолея - окликнутый Персей чутко вздрагивает и посылает
ответный знак. Что это, игра творческого воображения? Или подключение к
неведомым каналам звездной связи?
В лаборатории Зария висело несколько работ его друга,- глядя на образы
созвездий, словно окруженных прозрачной аурой, Зарий находил в этом
необычном искусстве подтверждение собственным интуициям: звезды
бессмертны,- они могут проходить через бесконечную цепь трансформаций, но
гибель звезды невозможна. Даже если она ныряет под гравитационный радиус!
[Мера сжатия вещества, когда в силу огромной плотности оно не излучает
вовне, - таким свойством обладают знаменитые "черные дыры". ]
Что же поддерживает свечение звезд? Ведь запасы вещества в них
ограничены, а горят они многие миллиарды лет. Этот парадокс объясняли с
помощью разных гипотез, однако ни одна из них не была удовлетворительной.
Однажды Аламак облетела сенсация: тайна звезд разгадана! - астрофизик Беций
нашел строгое теоретическое доказательство того, что в звездах происходит
ядерная реакция.
Уравнения Беция отличались стройностью и убедительностью. Однако Зарий
отнесся к ним без доверия.
Вначале это было безотчетное неприятие, - вряд ли Зарий мог его
рационально обосновать. Вероятно, сказывалась память о недавней войне, где
была испытана первая ядерная бомба, - Зарий чисто эстетически не хотел
принять, что сияние прекрасных звезд имеет ту же природу, что и страшное
бесчеловечное оружие. Он вплотную занялся звездной астрофизикой,- и вскоре
получил результаты, несколько обескуражившие научный мир: правота Беция не
исключена, однако при условии огромной температуры внутри звезд. Для многих
исследованных светил такая температура исключалась. Тем не менее они
исправно излучали свой свет в космическое пространство.
Быть может, звезды превращают в энергию ход времени?
Смелая гипотеза увлекала: Зарию рисовались образы цивилизаций,
научившихся ставить плотины на реке времени. Такими плотинами могли быть
звезды.
Интерес Синкрезия и Зария к проблеме контакта окреп в спорах с
Гилецием, - он с глубоким пессимизмом относился к чаяниям друзей. Гилеций
еще более укрепил свою известность благодаря поэтичной и печальной книге
"Последние", - в ней обосновывалась возможность контактов с братьями по
разуму в глубоком прошлом.
Гилеций привлек интереснейший археологический и мифологический
материал, - существенную роль в его аргументации играло преданье о звезде
Тишья. Почему же контакты прекратились многие тысячелетия тому назад?
Гилеций считал, что космические цивилизации, когда-то интересовавшиеся
Аламаком, погибли в результате ядерной войны. Из контекста книги следовал
вывод, что такая участь не исключена и для самого Аламака: "Мы последние!"-
в этом восклицании Гилеция слышалось и предостережение, и отчаянье.
Оспаривая пессимизм Гилеция, молодые астрономы выступили с
предложением о широком прослушивании аламакского радионеба. Однако проект
оказался весьма дорогостоящим. Поэтому для исследования решили выбрать лишь
некоторые участки неба. Но какими критериями пользоваться для столь
ответственного выбора? Зарию также предложили принять участие в обсуждении
этой проблемы. Он решил посоветоваться с Синкрезием. Поднявшись в его
чердачную мастерскую, Зарий застал друга за работой. Синкрезий трудился над
большой картиной "Туманность Ориона". Она просто ослепила Зария своей
неистовой светосилой! На черном бархате ночи туманность распласталась
гигантской стоцветной медузой,словно бесчисленные щупальца, шевелились и
переливались светом газовые волокна. Зарий спросил удивленно:
- Как ты добился такой лучевой мощи? - просто не верится, что это
обычные краски.
Синкрезий смущенно улыбнулся.
- Ты знаешь, в этой картине я хочу использовать новые эффекты своей
техники. Кстати сказать, их мне подсказали крылья бабочек-парусников,- ты
ведь помнишь, что при изменении угла зрения они чудодейственно меняют свою
окраску. Встань-ка сейчас на мое место.
Зарий сделал три шага в сторону, - и был потрясен: оп словно вошел
вглубь туманности Ориона, увидев нечто небывалое. В самом средоточьи
газового облака - на фоне знаменитой Трапеции - висел огромный аметистовый
диск. Внутри него просвечивала сетчатая структура, похожая па нервную
систему, - а по краям диска пульсировали живые рдяные огоньки.
- Что это? - ошеломленно спросил Зарий.
- Мельница Упиброиги. Понимаю: это слово тебе ничего не говорит. Оно
мне встретилось в одном из преданий северной Архии, - там рассказывается о
небесной стране Униброига, где чудодейственную мельницу вращает неизбывная,
но невидимая река. Понимаешь, в этом мифе мне почудилось родство с твоей
идеей о Реке Времени, несущей Космосу свет и счастье. Но подожди, это еще
не все...
Синкрезнй подвел Зария почти вплотную к картине, - и тот оказался
внутри аметистового диска. Сквозь его прозрачную оболочку Зарин увидел
что-то очень знакомое. Оп напряг память, - и вдруг отчетливо вспомнил
счастливую находку своей юности: каменные часы в северной Архии. Только
сейчас он их видел как бы под собой!-Зарию казалось, что он парит на
огромной высоте, вровень с пролетными лебедями. А внизу простирается
прекрасный Север! - морошковые болота, ледниковые озера, задебрепные скалы.
Все тут первозданно и дико. Но вот явное папечатлепие разума! - на
небольшом каменном плато кто-то сдвинул многотонные валуны так, что они
образовали огромный циферблат. Зарий понял замысел Синкрезия: художник
пророчит о звездном часе человечества.
Зарий возвращался домой в приподнятом настроении.
А в это время Синкрезий разворачивал только что полученную телеграмму.
Она была от Гилеция.
В жизни бывают такие совпадения: Зарий мысленно еще был в северной
Архии, куда его переместила картина Синкрезия, а теперь он слушал по
телефону сообщение Гилеция о новом открытии, сделанном им на незабвенной
земле. Сборы друзей были недолги, - пожилой возраст никак не сказался на их
тяге к новизне.
Проникнутый скепсисом к современной цивилизации, Гилеций всецело ушел
в прошлое, - он считал, что и человек был тогда лучше, и Космос нес в себе
больше гармоний. В зрелые годы у него с большой силой вновь пробудились
интересы юности, - он решил собрать все звездные карты древности, дабы
исследовать интереснейший вопрос: отражают ли эти карты изменения в видимом
рисунке созвездий? Ведь за десять-двадцать тысяч лет звездные чертежи могут
измениться до неузнаваемости.
Особое внимание Гилеций уделял петроглифам. Интуиция подсказывала ему
выбор места для поиска. Он решил расчистить валунный хаос, закрывавший
склон приозерной скалы. Коллеги считали это безнадежным предприятием. Но
Гилеций вызвал тяжелые геликоптеры! Они трудились два дня, - на мощных
тросах вздымались в небо тысячепудовые глыбы и сбрасывались в озеро, -
склон скалы постепенно открывался взгляду.
Когда работы были закончены, Гилеций быстро залил скалу специальной
мастикой: она работала как проявитель,- стершиеся от времени петроглифы
словно выступали из небытия и забвения. Гилеций приказал дать боковое
освещение, - рабочие немедленно включили софиты: и вот на камне контрастно
проступили мельчайшие неровности.
Гилеций интуитивно догадался: перед ним самая древняя в мире звездная
карта. Он четко держал в памяти смещения крупных звезд за последние
пятьдесят тысяч лет,но тут пришлось делать поправку на более раннее время.
Гилеций почувствовал, что не в силах это сделать самостоятельно,- и
тогда связался с Главным компьютерным центром Аламака. В машины были
введены необходимые программы, - и вскоре Гилеций держал в руках несколько
крупных перфокарт: они давали схему звездного неба, каким оно было
последовательно сто, двести и триста тысяч лет тому назад. Полученные схемы
были сопоставлены с выбитыми в камне схемами созвездий. И вот - неожиданный
вывод: наиболее близкие совпадения дает перфокарта, на которой рассчитано
небо, каким оно было почти три тысячи веков назад. Ученый просто
отказывался верить полученным выкладкам, хотя и понимал, сколь убедительны
они. Воображение перенесло Гилеция в глубокую древность, - современные
созвездия существовали тогда лишь в задумке или эскизе. Но все же Гилеций
быстро сориентировался в картине неба, открывшейся его умозрению: он легко
узнал Бегу, Денеб, Альтаир. А вон и Кастор с Поллуксом! А это еще более
яркие и густые, чем сейчас Плеяды. Вскоре Гилеций распознал большинство
классических созвездий, видимых с Аламака, - однако безотчетно он ощутил
какой-то странный дискомфорт в этом знобящем своей новизной небе. Словно
чего-то не хватало в нем, и эта странная незаполненность, пустота, брешь
томила душу. Гилеций не сразу понял причину этого ощущения. Осознав ее, он
ощутил почти ужас: в древнем небе Аламака не было Ориона!
С детства он стал любимым созвездием Гилеция. Было известно, что
звезды Ориона молодые и горячие. Но никто не предполагал, что Орион
вспыхнул на памяти человечества! Среди других созвездий он был сущим
подростком. Не потому ли Орион так легко и свободно держится па небе
Аламака? - Гилеций подумал, что в его очертаниях есть юношеская сила и
грация. Теперь стало понятно, почему Орион занимает избранное место в
преданиях древности, - это обусловлено его неожиданным появлением на небе
Аламака. Контур Ориона выкладывался из камней; в его честь воздвигались
храмы; восход созвездья приветствовали гимнами.
Гилеций вспомнил юношеский монолог Зария о времени,- найденные им
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг