талые воды. В узких бухтах Онежского озера уже играла рябь волны. Сюда, в
черные проталины, стая за стаей опускалась перелетная птица. Онежское
озеро богато рыбой, а птицы проголодались после долгого пути. Крик и гомон
стоял здесь от зари до зари. Только когда густые сумерки окутывали берег,
на заре затихала суетня. Но тишина и спокойствие были обманчивы. Черной
тенью скользили под водой выдры, из леса к берегу, боязливо обходя лужи,
подбирались за лакомой гусятиной лисы.
Льок, как все, радовался весне. Но вместе с радостью пришла и тоска.
Так же пахла пригретая солнцем земля на его родине, у Белого моря, так же
прилетали птицы и повсюду шла веселая, деловитая суетня, но у моря это
весеннее изобилие люди ценили больше, чем здесь, - там оно приходило как
избавление от долгих мучений голода.
"Может, кто из бывших сородичей не дожил до этой весны, - думал Льок,
- а ведь они могли бы не голодать, если бы копья и стрелы у них были
лучше, а капканы бы ловили зверя и птицу. Теперь я умею делать ловушки и
мог бы их научить".
Тоска по родному стойбищу была так сильна, что Льоку не хотелось
слышать веселого смеха и криков подростков в селении, и он, прихватив с
собой Рыжего, уходил подальше на озеро.
Однажды он набрел на место, совсем похожее на святилище у порога
Шойрукши. Это был узкий залив Онежского озера, над которым поднималась
гранитная скала, такая же гладкая и красная, как Священная скала у родного
стойбища. Будто нарочно, чтобы юноше еще яснее вспомнилась родина, шурша
крыльями, взлетел огромный лебедь.
Льок долго смотрел ему вслед, вспоминая лебедя, которого он убил в
ночь, когда стал колдуном. Ему захотелось выбить что-нибудь на скале, как
он это делал дома. Острый отбойник для выделки орудий он всегда носил с
собой, в мешочке, привешенном к поясу, а увесистый камень, чтоб ударить по
отбойнику, нетрудно было найти поблизости. Столько событий произошло за
последнее время в жизни братьев! Надо, чтобы о них осталась какая-то
память. Дробно застучал по граниту отбойник. Точка за точкой стали
намечаться очертания лося, его вытянутые в беге ноги и огромные рога.
Потом на скале появился рисунок человека с копьем - это был, конечно, Бэй.
Немного пониже Льок выбил зверя, похожего на лису, только хвост у него был
не такой длинный и пушистый, а загибался крючком.
За любимым занятием Льок не замечал, как идет время. Голодный Рыжий
недовольно повизгивал, зовя хозяина назад в стойбище. Солнце уже зашло, но
Льоку не хотелось уходить. Он присел под скалой передохнуть и едва успел
хорошенько обдумать, что бы еще выбить на камне, как солнце опять
показалось над озером. Хотя руки ныли от усталости, юноша снова принялся
за работу. Теперь он выбил охотника, вонзающего копье в разинутую волчью
пасть. Волк, защищаясь, протягивал вперед лапу. Осталось только наметить
горбатый хребет зверя, осевшего на задние ноги, но тут кто-то окликнул
Льока. Это был сынишка Боязливой, жены Льока. Прождав в тревоге целую
ночь, она утром послала сына на поиски.
- Мать велела мне... - начал мальчик и вдруг, взглянув на скалу,
пронзительно закричал.
Напрасно пытался Льок его успокоить - мальчик, громко плача,
улепетывал так, будто и лось, и волк, и зверь с хвостом-закорючкой, и
охотник с копьем слезли со скалы и гнались за ним. Рыжий, обрадовавшись
развлечению, заливисто лаял ему вслед.
Только сейчас вспомнив, что он забыл осмотреть самоловы, Льок
отправился в лес.
К полудню, нагруженный тремя глухарями, Льок медленно возвращался в
селение. От голода слегка кружилась голова, юноша не ел целые сутки.
Навстречу ему выбежал испуганный, озабоченный Бэй.
- Что ты наделал? Зачем принялся за старое? Старики уже побывали у
скалы и теперь кричат, что враги по твоим рисункам узнают, где селение,
придут и убьют всех... Неужели нам опять скитаться!
Льок растерянно остановился. Он не хотел причинить зла своим новым
сородичам. Чем же исправить неосторожный поступок?
- Не будь пугливым, как заяц! - немного подумав, сказал он, повторяя
слова, когда-то сказанные ему Бэем. - Все будет хорошо, наши останутся
довольны.
Бэй недоверчиво покачал головой, но Льок смело пошел к встревоженно
гудящему стойбищу.
Заметив его, ребятишки подняли крик, а толпа угрожающе смолкла. Льок
смело вошел в круг охотников. Первым с гневной укоризной заговорил Кру. Он
напомнил о том, как привел братьев в стойбище и как доверчиво их приняли
сородичи. Чем же отблагодарил Мон-Кибу за все это добро? Не тем ли, что
показал врагу знаками на скале путь к селению?
- Может, их подослали враги! - крикнул кто-то, и толпа негодующе
зашумела.
Но Льок поднял руку и спокойно сказал:
- Выслушайте меня, сородичи. Вспомните, как вы радовались, когда мы
убили волка... Разве наши враги не такие же волки? С ними и поступать
надо, как со зверем. От скалы, где я выбил рисунки, мы проложим узкие
тропы, наставим на них самоловы, и если враги подкрадутся к стойбищу, они
попадут в ловушки. Только теперь мы сможем спокойно спать. Самоловы будут
стеречь наше селение!
Льок умолк, молчали и удивленные сородичи.
- Ух-ух! - шумно вздохнул наконец один из стариков. - Ты, наверное,
самый хитрый из всех людей!
В этот вечер охотники, женщины и даже дети на все лады повторяли
слова Льока:
- Враги, что волки, и ловить их надо, как волков!
В землянках не утихали ожесточенные споры - в каких местах протоптать
тропы, где и как поставить ловушки.
Утром веселой толпой все отправились к берегу озера. От скалы, на
которой бежал лось и издыхал волк с протянутой лапой, далеко в обход
стойбища проложили тропинку с крутыми поворотами. На конце тропы устроили
непроходимые завалы из камней и деревьев, а в оставленных узких проходах
насторожили сильные, как на крупного зверя, капканы.
Льок взял полусгнивший ствол березы и, выставив его перед собой, на
корточках подобрался к самолову. Как только ствол березы прикоснулся к
ловушке, она захлопнулась, и полусгнившая древесина рассыпалась в тисках.
Дружный хохот раздался кругом.
- Великой мудростью наградили духи нашего "молодого мастера", -
гордясь названным сыном, сказал Главному охотнику старик Кру. - Вот мы с
тобой старые охотники, а кто из нас мог бы придумать такую хитрость?..
- Хорошая у него голова, - важно согласился Главный охотник. - Может,
когда я умру, он заменит меня. Сейчас-то он молод, да и я еще поживу...
Льок снова сунул обрубок дерева в капкан, а люди опять зашумели,
радуясь этому зрелищу. Им очень хотелось поверить, что ловушки избавят их
от вечного страха, терзавшего одно поколение за другим, перед возможным
нападением врага.
- Враги будут думать, что застанут нас врасплох, - радуясь, твердили
они друг другу, - а сами попадутся в капканы, как глупые зайцы и жадные
волки! Великий ум у нашего Мон-Кибу!
ГЛАВА 9
Дважды в год по гальке мелководной, но широкой реки звонко стучат
сотни твердых копыт - это с берега на берег переходит брод большое оленье
стадо. Осенью оно направляется на юг в густые леса, а в разгаре весны
возвращается обратно на север.
Зимою олени кормятся ягелем - белым мхом, который выкапывают из-под
снега. На болотах и в редколесье севера ветер делает снег плотным и
твердым, как лед, - у оленя не хватает силы пробить его копытами. Южнее, в
густых лесах, где ветер застревает в чаще ветвей, снег лежит толстой, но
рыхлой пеленой. Тут оленю легче докопаться до седых прядей мха. Вот почему
еще и осенью олени перекочевывают из тундры севера в леса юга.
Но поздней весной тучей вылетает из осиновых и ольховых рощ овод,
страшный бич оленей. Оводы прокусывают шкуру животных и откладывают в
ранки яички. Вскоре там выводятся белые червячки - личинки оводов, которые
въедаются под кожу несчастного оленя. Животное не знает ни минуты покоя от
нестерпимого зуда.
Спасаясь от укусов маленьких крылатых врагов, олени, собравшись
большими стадами, возвращаются из лесов в тундры. Впереди вожак, позади
самки с детенышами, по бокам самцы, чтобы защищать более слабых от
недобрых спутников стада, голодных волков, - так идут олени, пробиваясь
сквозь чащу лесов, переплывая широко разлившиеся весной реки.
Время перекочевки оленей сулит людям богатую добычу. Беспомощные в
воде, сгрудившиеся на узкой полосе мелководья, олени десятками падают под
ударами копий и дротиков охотников. А это значит, что в селении будет
много мяса, мягких шкур для одежды и постелей, сухожилий для самоловов и
луков, жил для шитья.
К этим дням начинали готовиться заранее. Кибу и Льока завалили
работой. Надо было подновить запасы оружия, заострить притупившиеся
наконечники, ножи для разделки туш и скребки для выделки шкур. И старый
Кибу и Льок еле успевали вздремнуть в короткую весеннюю ночь, а весь
долгий день не разгибали спины над своей кропотливой работой.
Главный охотник стойбища велел сделать наконечник для копья. Он
хотел, чтобы наконечник был не из кварца или роговика, крошившихся при
сильном ударе, а из твердого и прочного кремня. У старого Кибу запасы
кремня подошли к концу. Это был редкий материал, его нельзя было найти
поблизости от стойбища. Лишь в одном месте на реке он выходил грядой
из-под песка. Но там были владения другого рода, и соседи отдавали
небольшие куски кремня только в обмен на готовые орудия в дни, когда
женихи стойбища ходили в то селение выбирать невест.
Кибу вытащил из потаенного места последний кремневый желвак и,
подумав, протянул его Льоку. Он ничего не сказал, но юноша понял, какое
важное дело доверил ему старый мастер.
Льок завернул кремень в мокрую шкуру и так оставил его на ночь. Утром
он принялся за работу. Обив шершавую, твердую корку, наросшую за долгие
века на желваке, и обровняв острые углы, Льок долго всматривался в камень,
угадывая, как идут жилки и слои. Потом резкими точными ударами он стал
скалывать одну за другой тонкие пластинки, до тех пор пока не получил
такую пластину, которая ему была нужна, - большую и ровную. Кибу заглянул
через его плечо и молча кивнул головой. Все шло хорошо. Теперь кремневую
пластинку предстояло превратить в наконечник - работа трудная и
кропотливая, одно неверное движение руки могло погубить многодневный труд.
Немало времени просидел над ней Мон-Кибу. Тоненькие плоские кусочки,
похожие на рыбью чешую, отлетали от пластинки под его ловкими руками.
Выпуклая посредине пластинка становилась все тоньше к краям, концы ее
вытягивались и заострялись, пока она не стала похожа на упавший с дерева
лист с коротким черешком для насадки на древко.
Кибу взял в руки готовый наконечник, осмотрел со всех сторон и
сказал, что давно не видел такого хорошего изделия. Но Льок все еще не был
доволен. Ему показалось, что в одном месте возвышается лишний бугорок, и
он решил стесать его. И тут случилась непоправимая беда. Раздался треск, и
наконечник переломился. Столько труда пропало даром. А самое страшное, что
в стойбище не осталось кремня, чтобы сделать новый наконечник.
Кибу даже не пытался утешать Льока, он хорошо знал, что значит для
мастера такая неудача.
Как только Льок вернулся к себе в землянку, Боязливая сразу увидела,
что с мужем случилось неладное. Льок даже не притронулся к пище. Когда
близнецы с криком прибежали домой, Боязливая вытолкала их прочь, а сама,
присев на корточки рядом с мужем, пыталась расспросить его о том, что
произошло, но Льок упорно отмалчивался.
- Говорят, стойбище, из которого тебя взяли, богато кремнем, - сказал
он. - Знаешь, где его там находят?
- Девушка, становясь женой охотника из чужого рода, должна забыть
тайны своего рода, - тихо ответила Боязливая. - Я не знаю, где добывают
кремень.
- Ты плохая жена, - сказал Льок. - Смеющаяся вспомнила бы, если б
понадобилось Бэю.
- Нет, я хорошая жена! - вскрикнула женщина. - Я покажу тебе, где
найти кремень.
Льок хотел взять с собой брата и послал за ним Боязливую, велев ей ни
о чем не рассказывать ни старику Кру, ни болтливой жене Бэя. Боязливая
скоро вернулась одна. Бэй и Кру уехали на лодке вниз по течению лучить
рыбу. Смеющаяся сказала, что они вернутся только дня через три.
- Что ж, пойдем одни, - вздохнул Льок.
Решили выйти на рассвете. Сборы были недолгими. Льок захватил мешок
из оленьей шкуры, за пояс засунул топор. Жена заботливо припасла еды на
дорогу.
Рыжий увязался было за ними, но Льок, пригрозив палкой, прогнал его
прочь - такой спутник мог легко выдать их лаем.
Тихонько прокравшись по стойбищу, они вышли к берегу. Проще было бы
подняться вверх по реке на лодке, отталкиваясь шестом. Но между двумя
селениями, стоявшими в полудне пути друг от друга, давно существовал
уговор - не ездить по этому отрезку реки ни одному, ни другому роду.
Медленно продвигались путники вдоль изгибов неширокой, но полноводной
в это весеннее время реки. Льок досадовал на каждую помеху в их трудном
пути, ему хотелось скорее добраться до цели и еще засветло вернуться в
стойбище. Он представлял себе, как разложит перед изумленным Кибу куски
драгоценного камня. Вместо одного испорченного наконечника он, Льок,
сделает много новых, еще лучших. Он станет трудиться без отдыха, чтобы
успеть сделать побольше - ведь дней до прихода оленей осталось совсем
мало. Охотники будут довольны, и никто не посмеет сказать, что у Мон-Кибу
неловкие руки.
А Боязливая, казалось, была рада всякому обросшему мхом валуну,
выраставшему перед ними, всякому поваленному дереву, преграждавшему
дорогу. С каждым шагом вперед ей становилось все страшнее. Что будет, если
бывшие сородичи увидят ее на своем берегу? Она знала: когда девушка, став
женой, уходит в чужое стойбище, она уходит навсегда. Путь обратно ей
закрыт. Только ради мужа она посмела нарушить вековечный запрет. И теперь
она шла, повторяя тихонько все заклятия, какие могла вспомнить, чтобы
отвести беду, грозившую им обоим.
Льок остановился, поджидая отставшую жену. Заметив тревогу на ее
обожженном весенним загаром лице, он взял ее за руку и ласково спросил:
- Боишься?
- Боюсь, - призналась она, - о-ох, как боюсь!
- Ничего, я не дам тебя в обиду...
- Я и за тебя боюсь! Что скажут старшие?
Только тут Льоку пришло в голову, что следовало спроситься у Главного
охотника. Он понял, что нарушает закон не только чужого, но и своего
стойбища.
- Вернемся? - словно угадав, о чем он подумал, тихо спросила
Боязливая.
- Но разве стойбищу не нужен кремень? - отвечая и жене и самому себе,
сказал Льок. - Пойдем! - И он, решительно повернувшись, двинулся вперед.
- Мое сердце чует беду, - вздохнула за его спиной Боязливая.
- Твое сердце всегда чует одни только беды! - досадливо отозвался
Льок, не оборачиваясь.
Боязливая умолкла.
Они шли еще долго, и только когда перевалило за полдень, Боязливая,
тронув мужа за плечо, сказала:
- Вот здесь.
Льок остановился. Прямо против них, на том берегу, невысокой грядой
темнели скалы, а посредине реки течение намыло две большие песчаные
отмели, одну ближе к этому берегу, другую к тому. Льок прикинул на глаз
расстояние до первой отмели, подумал, потом отыскал длинную, крепкую жердь
и, упершись ее концом в дно, легко перескочил на островок.
- Прыгай за мной! - крикнул он Боязливой.
- Разве я смею покинуть землю моего мужа? - с испугом прошептала она.
- Зачем кричишь, тебя могут услышать.
На первой отмели в чистом песке не было даже речной гальки, и Льок с
помощью того же шеста перебрался на второй островок. У его края, ближе к
кремневым скалам на том берегу, выходил, пройдя под водой, отрог каменной
гряды и зеленел невысокий кустарник. Льок бросился вперед и вспугнул
гревшуюся на солнце гадюку. Оставляя на влажном песке чуть заметную
волнистую полоску, она исчезла в зелени кустов. Следя за змеей, Льок
увидел две чуть торчавшие из кустов палки с поперечиной между ними.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг