Андрей ЛЬГОВ
ОЛАФ ТОРКЛАНД И ПРИНЦ ДАНОВ
1
Холодный северный ветер что было сил надувал полосатый парус, грозя
оборвать такелаж. Хмурые хирдманы мерно, в такт накатывающейся волне
погружали тяжелые весла в мрачную пучину вод Северного моря. Перегруженный
награбленной добычей драккар то и дело зарывался носом в волну, но тем не
менее держал приличную скорость.
Олаф стоял на корме, широко расставив ноги, и крепкими руками сжимал
стир. Как бы быстро ни несся драккар, подгоняемый попутным ветром, но
могучему викингу все казалось, что они топчутся на месте. Полоска далекого
побережья, маячившая на горизонте, почти не меняла свои очертания. А мысли
Олафа уже были там, в родном фиорде, где ждала его дорогая подруга Асьхен.
"Йормунганд", драккар Олафа Торкланда, обиженно поскрипывал шпангоутом,
пытаясь, наверное, объяснить своему другу и хозяину, что он - боевой
корабль, а не какая-нибудь калоша для перевозки барахла, даже если это
золото. Но славный ярл не внимал его голосу и железной рукой подчинял
своей воле и штормовой ветер и холодную волну и сам "Йормунганд". Он,
меняя галсы, вел драккар, ловя ветер, и жадно всматривался в побережье,
пытаясь узреть знакомые скалы.
Вдруг его взгляд отметил какое-то движение. Олаф потер глаза, не веря в
такое нахальство - чужой корабль, и где - на пороге его родного дома! Они
что, с луны свалились, не знают разве, что в этих краях живет сам Олаф
Торкланд! И горе тому, кто только появится на глаза Торкланду без
приглашения.
Правая рука Олафа зачесалась, а мощная нордическая челюсть плотоядно
задвигалась в предвкушении кровавой сечи.
- Во славу Одина! Братья хирдманы, - воскликнул ярл, - налягте крепче
на весла, и, клянусь бородой Тора, этой скорлупке не уйти от меня.
Олаф так и подался вперед, в эти минуты он забыл обо всем: о родном
доме, которого не видел все лето, о подруге Асьхен, о бочонке редкостного
бритлендского эля, припрятанного под палубой так неразумно, что до него
можно было добраться, только выгрузив полтрюма награбленных сокровищ или
выкинув их за борт. Впрочем, хирдманы ежедневно воздавали хвалу Одину за
то, что он еще не надоумил их ярла на такое, и тешились надеждой, что
родная гавань уже близко и им удастся благополучно доставить добычу домой.
Однако хирд Олафа Торкланда мало чем отличался от своего предводителя,
жажда битвы вмиг заразила викингов, и они с новой силой налегли на весла.
- Ууууйййяя! - завопил приходящий в неистовство Олаф и так нажал на
кормчее весло, делая крутой поворот наперерез неумолимо догоняемому судну,
что бедный "Йормунганд" жалобно заскрипел обшивкой, прося пощады у своего
хозяина, и завалился на правый борт, едва не черпнув воды. Но,
выровнявшись, быстро понесся вперед, настигая добычу. Как бы ни был
перегружен драккар, толстому кнарру никогда не уйти от его хищных зубов.
Мало этого, приблизившись, викинги разглядели, что борт о борт за этим
судном плывет еще одно.
- Один с нами! Один шлет нам добычу! - кричали восторженные воины на
скамьях, усердно гребя. Им было абсолютно все равно, что врагов оказалось
вдвое больше. Чем больше, тем лучше. Олаф еще внимательнее пригляделся
надеясь увидеть ну хотя бы еще одно судно, но, к его великому сожалению,
кораблей было только два.
Борт первого корабля стремительно приближался, рок был неумолим:
"Йормунганд" коршуном падал на жертву. Команда обреченного судна выпустила
стрелы, которые сплошь утыкали морду грозного дракона и щиты,
прикрепленные к борту драккара, но не нанесли никакого вреда Олафу и его
хирдманам - Один хранил их для танца мечей.
Обычно в бою умелый кормчий старается зайти в борт своему противнику и
на скорости заскочить тому на палубу легким носом драккара, опрокидывая
защитников, изготовившихся к обороне.
Олаф твердой рукой блестяще произвел поворот, но отяжелевший
"Йормунганд" не смог взлететь на палубу врага и лишь с силой ударил в
борт. Киль драккара страшно затрещал, но выдержал, однако обшивка на борту
кнарра проломилась, протараненный корабль застыл, угрожая зачерпнуть воды
в образовавшуюся пробоину, а зверская пасть "Йормунганда" зловеще нависла
над кораблем хольмгардцев. То, что это хольмгардцы, было видно по дубовому
листу, украшающему щиты незваных гостей, эмблеме гардарикского кнеза
Ийлана.
Швартовать крюками корабли было опасно, изувеченный кнарр мог вот-вот
затонуть и утащить за собой "Йормунганд", поэтому хирдманы посыпались на
неприятельскую палубу через нос драккара. Конечно же первым был
предводитель.
Один взгляд Торкланда наводил на врага ужас, из-под ржавого шлема синим
пламенем, напоминая леденящий взгляд Одноглазого, горели его зрачки. Один
глаз еще смотрел на врага, с которым Олаф вел бой, а второй уже бешено
вращался, подыскивая себе новую жертву, голову, достойную быть
проломленной его верной секирой.
Он носился по палубе, рубя направо и налево, расчищая себе дорогу среди
вражеских воинов. Его люди шли за ним, откровенно скучая, легко
расправляясь с теми, кто, вероятно, поскользнулся в луже крови товарищей и
совершенно случайно не попал под топор их вождя.
По всему видать, хольмгардцы действительно не знали, с кем имеют дело.
Странно, почему кнез Ийлан не предупредил своих людей, он-то хорошо был
знаком с боевой секирой Олафа. В том памятном бою волей норн сошлись
кровавый ярл Олаф и статный кнез Ийлан, и Один направил топор викинга
туда, куда не пристало метить доблестному мужу. Убоявшись гнева коварной
Фригг, Торкланд сдержал удар, и кмети Ийлана, прикрыв щитами своего вождя,
спасли кнеза, заплатив своими жизнями.
Второй кнарр, вместо того чтобы немедленно уходить, развернулся и пошел
прямо на драккар, норовя сцепиться с ним борт о борт. Хирдманы не
препятствовали этому. Какой же лис себе в нору курицу не пустит?
Это была не битва, а лишь битвушка, рука Олафа подымалась, вознося к
небесам тяжелую секиру, и с силой опускалась, круша щиты и шлемы. Весь
забрызганный кровью, чужой и своей, сочившейся из множества мелких ран,
Олаф рвался вперед, одолеваемый желанием схлестнуться с
хольмгардцем-великаном, который стоял на корме своего корабля и потрясал
пудовой булавой, поддразнивая Олафа.
Кровь прилила к глазам.
- Уууйййаа! - закричал взбешенный викинг и пошел напролом, стремясь
побыстрее сойтись с соперником.
Он видел, как двое его товарищей уже легли у ног хольмгардца. Чье-то
копье пробралось у него под щитом и на полпальца вошло в бок, разорвав
кольчужные кольца.
- Псы смердящие хольмгардские, смерть вам! - взревел Олаф,
приостановившись, чтобы вытащить запутавшееся в кольчуге острие копья.
Его хозяин уже лежал, омывая кровью палубу. Олаф не чувствовал боли,
обуреваемый одним желанием - сразиться с единственным здесь достойным
соперником. Его секира еще усердней перемалывала кости и железо,
преграждавшие воину путь.
Вокруг Торкланда осталось мало хирдманов, большинство товарищей
вернулись на драккар сражаться с командой атаковавшей их второй ладьи. Это
нисколько не смутило Олафа, судьба гардариков была предопределена Одином
еще тогда, когда он направил взор ярла на эти два несчастных суденышка.
Однако братья хирдманы ложились у ног его соперника почти с такой же
скоростью, как гардарикские воины под топором Торкланда.
- Эй ты, плевок во чрево лохматой великанши, - проревел Олаф, - не
наскучило ли тебе ломать моих людей, может у тебя хватит мужества сойтись
с их предводителем?
- С тобой? - воскликнул детина, как бы играючи раздавая удары
обступившим его викингам. - Ты думаешь, мне с тобой не скучно будет
драться, ржавобородый боров?
Это было уже слишком. Олаф рванулся что есть сил. Окружающий мир в его
глазах рисовался исключительно в кровавых цветах. Оставшиеся в живых
гардарики сами в ужасе расступились перед ним.
Как вихрь налетел Олаф Торкланд на обидчика, страшно рубя секирой, но
тот оказался тоже не из слабых, он ловко уворачивался и в свою очередь
жестоко бил тяжелой палицей в вовремя подставленный Олафов щит. У того аж
заболела рука, что вообще вещь весьма редкая в бою и на пиру. Так они
носились по палубе друг против друга. И хирдманы и гардарики давно
прекратили бой и, не желая случайно попасть под руку этой парочке,
отступили на нос и корму корабля.
Вот детина, изловчившись, послал свое тяжелое оружие прямо в лицо
морскому волку, а тот, в очередной раз подставив щит, с силой опустил
секиру, большой хольмгардец, не успевая увернуться, опасно парировал удар
своей булавой. Деревянная рукоять треснула, и топорище отлетело в сторону,
успев все-таки оцарапать незащищенную шею, красная кровь здоровяка тут же
окрасила кольчугу. Положение Олафа оказалось критическим - он стоял со
щитом в левой руке и с обломком рукояти секиры в правой.
Несмотря на рану, хольмгардец ехидно ухмылялся, он смело пошел на
обезоруженного Олафа, занося для удара большущую булаву - теперь он будет
вести танец смерти на этой палубе. Для чужака было полной неожиданностью,
когда опытный Торкланд в мгновение ока сбросил щит с предплечья и,
перехватив его двумя руками за кромку, запустил прямо в грудь противнику.
Хитрость удалась: щит врезался в руки, которыми еле успел прикрыть себя
хольмгардец, и свалил детину на палубу. Булава вырвалась из рук и
покатилась за борт.
- Уууйййаа! - заорали притихшие хирдманы и в порыве благодарности Одину
за то, что спас от гибели их вождя, с воодушевлением начали резать
уцелевших гардариков.
Сам вождь, подобно соколу, с воем бросился на поверженного и впился
железной хваткой в его горло. Однако сей детина оказался в борьбе куда
искуснее, чем во владении оружием, да и силы у него было, что у медведя,
даже больше чем у самого Олафа. Несмотря на кровоточащую рану, он
перехватил руки викинга и оторвал от своей шеи, поднатужившись, перевернул
Олафа и подмял под себя, пытаясь задавить.
Со стянутыми руками и ногами храбрый Олаф Торкланд казался беспомощной
жертвой в руках беспощадного тролля. Но Олаф сам был беспощаден. Лишь миг
длились его сомнения, чувство безысходности в момент сменилось свирепой
яростью, все тело запульсировало, ища выход из создавшегося положения,
почерневшие в походах зубы нащупали плоть, Олаф стиснул челюсти и рванул
изо всех сил. Ужасный вой разнесся над просторами Северного моря,
противник ослабил хватку; фонтан крови брызнул из того места, где только
что было ухо хольмгардца, и залил викингу лицо. Олаф подался вперед. Хотя
руки противника держали еще довольно крепко и не давали освободиться, он
все-таки умудрился извернуться и впился окровавленными зубами в горло
врагу.
Ничего сейчас не существовало для бойцов, кроме инстинкта выжить, все
мысли ушли из головы викинга, кроме одной: покрепче сжать челюсть, не
выпустить шею, второй попытки может и не быть. Плоть хрустела на зубах,
теплая кровь лилась в глотку, заставляя захлебываться, а враг рвался в
последнем предсмертном порыве -еще миг, и он дернулся и затих. Олаф в
порыве дикой радости легко сбросил с себя тяжелое тело и, вскочив на ноги,
заорал:
- Ооооооооодин!
Хирд подхватил его приветствие хозяину Асгарда, и прибрежные скалы
задрожали от этих криков, а море подняло пенящуюся волну и понесло в
заоблачную даль, туда, где кончается мир, и океан, не обрамленный
берегами, срывается с обрыва и течет в бездну, в пасть Мирового змея -
Йормунганда. Море спешило рассказать богам об очередной славной победе,
которую одержал Олаф Торкланд над своими врагами.
А он стоял, радостный, подняв лицо к небу, и кровь поверженного врага
стекала по его усам и бороде на палубу захваченного корабля, совсем как с
клыков волка, скалящегося с его победоносных знамен. Свинцовые тучи на
небе разошлись, образовав прореху, и луч солнца пал на героя, осветив
божественными лучами. Восторженное море трепетно заколыхалось...
Усилившееся волнение вывело воинов из состояния эйфории. Искалеченный
вражеский кнарр мог в любой момент зачерпнуть воды в зияющую пробоину и
затонуть, а викинги даже не успели заглянуть в трюм и порыться в барахле
хольмгардцев.
Возвышенное настроение тут же сменилось на деловито-практичные
действия, и хирдманы зашуршали кожаными сапогами по палубе, выискивая
ценную добычу.
Они, выстроившись в цепочку, вытаскивали из трюма вещи, если те имели
ценность в их глазах, передавали их на "Йормунганд" и бросали там на
палубу. Если, по всеобщему мнению, вещь была малоценной, ее просто
выкидывали за борт, в жертву Ньерду, морскому богу.
Работа спорилась, трюм ладьи пустел на глазах. С грубыми мужскими
шутками и суровыми скандинавскими песнями викинги прикарманивали чужое
добро, после войны и пира грабеж был самым любимым делом для хирда Олафа
Торкланда, от этой работы никто не отлынивал, она несла свет и радость в
души этих просоленных, угрюмых морских владык.
Сам Олаф никогда не любил рыться в вонючем, сыром трюме. Как подобает
вождю, он ходил по палубе и носком сапога расшвыривал тюки, плотоядно
рассматривая добро.
К великому сожалению предводителя, на этом корабле не оказалось ничего
заслуживающего внимания доблестного воина.
- Ну что это такое? - причитал победитель. - Каждый второй корабль
напихан мусором. О Великий Один! - бурчал Торкланд, задрав голову к небу.
- Зачем же ты послал мне столь славную победу, если не хочешь наградить
меня за это бурдючком ароматного эля, за что гневаешься, о Великий, чем я
тебе не услужил? Уж я-то принес тебе жертв больше, чем все урманские ярлы,
вместе взятые.
Он досадливо пинал ногой связки соболиных шкурок, сбрасывая их за борт.
Хирд, замерев, стоял вокруг вождя, благоговейно слушая молитву,
возносимую Одину. В такие минуты никто не смел шевельнуться, боясь
нарушить священное слово их ярла, обращенное к своему покровителю.
Наконец Олаф устал говорить. Слова кончились, и он утомленно опустился
на скамью. Воины нетерпеливо двинулись ко второй ладье, накрепко
пришвартованной крюками к борту "Йормунганда".
В бою хирдманы легко расправились с командой этого корабля, смело
бросившейся на помощь своим товарищам, но не успели обследовать трюм,
увлекшись поединком Олафа и гардарикского великана, теперь они спешили
наверстать упущенное.
- Один с нами! - раздался приглушенный крик из трюма ладьи. - Один
услышал голос нашего вождя!
Расстроенный Олаф сначала даже не разобрал сказанного, но тут его
чуткий слух различил до боли знакомый скрип палубы, подобный тому, который
издает катящаяся по палубе полная бочка.
Он встал со скамьи, не веря своим ушам. Действительно, его хирдманы
выкатывали из трюма здоровенную дубовую бочку. Ее перевернули на попа, и
хирдман Хельдвйг кулаком высадил донышко.
- Эль! - воскликнул он коротко, обмакнув лохматую бороду в пахучую
жидкость.
Нетерпеливые взоры обратились в сторону Олафа. Тот медленно перелез
через борт на палубу захваченной ладьи и твердым, широким шагом направился
к сгрудившимся вокруг бочки воинам.
Один услышал просьбу своего любимца! Ну а как же могло быть иначе, так
было всегда и так будет вечно. Теперь Олаф в этом почти не сомневался.
Хирд расступился, пропуская вождя, право первого куска добычи было
незыблемо. Олаф подошел, обхватил бочку руками и, покряхтев, отступился.
- Тяжеловата для вас, братцы, будет, упьетесь, надо отлить, - сказал
он, важно потирая усы.
Хирдманы удивленно переглянулись. Что еще задумал их предводитель?
- Ну что стали? Йорхан, бегом за ковшом!
Йорхан был младший в хирде, и на его долю приходилось выполнять
подобные поручения. Он стрелой пронесся над палубами обоих кораблей и
мышью юркнул в трюм "Йормунганда". Через мгновение появился снова, с
огромным ковшом на плече, крепко обхватив обеими руками длинную ручку. Он,
сопя, перебрался через борт и, подойдя к бочке, зачерпнул эль по самый
край посудины. Потом, уперевшись двумя ногами в палубу, с трудом поднял
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг