- Ты - старик мужественный, а этого, что ты мне докладываешь, быть не
может.
Платов стал его уверять и рассказал, как все дело было, и как досказал до
того, что туляки просили его блоху государю показать, Николай Павлович его
по плечу хлопнул и говорит:
- Подавай сюда. Я знаю, что мои меня не могут обманывать.
Тут что-нибудь сверх понятия сделано.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Вынесли из-за печки шкатулку, сняли с нее суконный покров, открыли
золотую табакерку и бриллиантовый орех,- а в нем блоха лежит, какая прежде
была и как лежала.
Государь посмотрел и сказал:
- Что за лихо! - Но веры своей в русских мастеров не убавил, а велел
позвать свою любимую дочь Александру Николаевну и приказал ей:
- У тебя на руках персты тонкие - возьми маленький ключик и заведи
поскорее в этой нимфозории брюшную машинку.
Принцесса стала крутить ключиком, и блоха сейчас усиками зашевелила, но
ногами не трогает. Александра Николаевна весь завод натянула, а нимфозория
все-таки ни дансе не танцует и ни одной верояции, как прежде, не
выкидывает.
Платов весь позеленел и закричал:
- Ах они, шельмы собаческие! Теперь понимаю, зачем они ничего мне так
сказать не хотели. Хорошо еще, что я одного ихнего дурака с собой захватил.
С этими словами выбежал на подъезд, словил Левшу за волосы и начал
туда-сюда трепать так, что клочья полетели. А тот, когда его Платов
перестал бить, поправился и говорит:
- У меня и так все волосья при учебе выдраны, а не знаю теперь, за какую
надобность надо мною такое повторение?
- Это за то,- говорит Платов,- что я на вас надеялся и заручался, а вы
редкостную вещь испортили.
Левша отвечает:
- Мы много довольны, что ты за нас ручался, а испортить мы ничего не
испортили: возьмите, в самый сильный мелкоскоп смотрите.
Платов назад побежал про мелкоскоп сказывать, а Левше только погрозился:
- Я тебе,- говорит,- такой-сякой-этакой, еще задам.
И велел свистовым, чтобы Левше еще крепче локти назад закрутить, а сам
поднимается по ступеням, запыхался и читает молитву: "Благого царя благая
мати, пречистая и чистая", и дальше, как надобно. А царедворцы, которые на
ступенях стоят, все от него отворачиваются, думают: попался Платов и сейчас
его из дворца вон погонят,- потому они его терпеть не могли за храбрость.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Как довел Платов Левшины слова государю, тот сейчас с радостию говорит:
- Я знаю, что мои русские люди меня не обманут. - И приказал подать
мелкоскоп на подушке.
В ту же минуту мелкоскоп был подан, и государь взял блоху и положил ее
под стекло сначала кверху спинкою, потом бочком, потом пузичком,- словом
сказать, на все стороны ее повернули, а видеть нечего. Но государь и тут
своей веры не потерял, а только сказал:
- Привести сейчас ко мне сюда этого оружейника, который внизу находится.
Платов докладывает:
- Его бы приодеть надо - он в чем был взят, и теперь очень в злом виде.
А государь отвечает:
- Ничего - ввести как он есть.
Платов говорит:
- Вот иди теперь сам, такой-этакой, перед очами государю отвечай.
- А Левша отвечает:
- Что ж, такой и пойду, и отвечу.
Идет в чем был: в опорочках, одна штанина в сапоге, другая мотается, а
озямчик старенький, крючочки не застегаются, порастеряны, а шиворот
разорван; но ничего, не конфузится.
"Что ж такое? - думает. - Если государю угодно меня видеть, я должен
идти; а если при мне тугамента нет, так я тому не причинен и скажу, отчего
так дело было".
Как взошел Левша и поклонился, государь ему сейчас и говорит:
- Что это такое, братец, значит, что мы и так и этак смотрели, и под
мелкоскоп клали, а ничего замечательного не усматриваем?
А Левша отвечает:
- Так ли вы, ваше величество, изволили смотреть?
Вельможи ему кивают: дескать, не так говоришь! а он не понимает, как надо
по-придворному, с лестью или с хитростью, а говорит просто.
Государь говорит:
- Оставьте над ним мудрить,- пусть его отвечает, как он умеет.
И сейчас ему пояснил:
- Мы,- говорит,- вот как клали. - И положил блоху под мелкоскоп. -
Смотри,- говорит,- сам - ничего не видно.
Левша отвечает:
- Этак, ваше величество, ничего и невозможно видеть, потому что наша
работа против такого размера гораздо секретнее.
Государь вопросил:
- А как же надо?
- Надо,- говорит,- всего одну ее ножку в подробности под весь мелкоскоп
подвести и отдельно смотреть на всякую пяточку, которой она ступает.
- Помилуй, скажи,- говорит государь,- это уже очень сильно мелко!
- А что же делать,- отвечает Левша,- если только так нашу работу и
заметить можно: тогда все и удивление окажется.
Положили, как Левша сказал, и государь как только глянул в верхнее
стекло, так весь и просиял,- взял Левшу, какой он был неубранный и в пыли,
неумытый, обнял его и поцеловал, а потом обернулся ко всем придворным и
сказав:
- Видите, я лучше всех знал, что мои русские меня не обманут. Глядите,
пожалуйста: ведь они, шельмы, аглицкую блоху на подковы подковали!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Стали все подходить и смотреть: блоха действительно была на все ноги
подкована на настоящие подковы, а Левша доложил, что и это еще не все
удивительное.
- Если бы,- говорит,- был лучше мелкоскоп, который в пять миллионов
увеличивает, так вы изволили бы,- говорит,- увидать, что на каждой
подковинке мастерово имя выставлено: какой русский мастер ту подковку
делал.
- И твое имя тут есть? - спросил государь.
- Никак нет,- отвечает Левша,- моего одного и нет.
- Почему же?
- А потому,- говорит,- что я мельче этих подковок работал: я гвоздики
выковывал, которыми подковки забиты,- там уже никакой мелкоскоп взять не
может.
Государь спросил:
- Где же ваш мелкоскоп, с которым вы могли произвести это удивление?
А Левша ответил:
- Мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопа не имеем, а у нас так
глаз пристрелявши.
Тут и другие придворные, видя, что Левши дело выгорело, начали его
целовать, а Платов ему сто рублей дал и говорит:
- Прости меня, братец, что я тебя за волосья отодрал.
Левша отвечает:
- Бог простит,- это нам не впервые такой снег на голову.
А больше и говорить не стал, да и некогда ему было ни с кем
разговаривать, потому что государь приказал сейчас же эту подкованную
нимфозорию уложить и отослать назад в Англию - вроде подарка, чтобы там
поняли, что нам это не удивительно.
И велел государь, чтобы вез блоху особый курьер, который на все языки
учен, а при нем чтобы и Левша находился и чтобы он сам англичанам мог
показать работу и каковые у нас в Туле мастера есть.
Платов его перекрестил.
- Пусть,- говорит,- над тобою будет благословение, а на дорогу я тебе
моей собственной кислярки пришлю. Не пей мало, не пей много, а пей
средственно.
Так и сделал - прислал.
А граф Кисельвроде велел, чтобы обмыли Левшу в Туляковских всенародных
банях, остригли в парикмахерской и одели в парадный кафтан с придворного
певчего, для того, дабы похоже было, будто и на нем какой-нибудь жалованный
чин есть.
Как его таким манером обформировали, напоили на дорогу чаем с платовскою
кисляркою, затянули ременным поясом как можно туже, чтобы кишки не
тряслись, и повезли в Лондон. Отсюда с Левшой и пошли заграничные виды.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Ехали курьер с Левшою очень скоро, так что от Петербурга до Лондона нигде
отдыхать не останавливались, а только на каждой станции пояса на один
значок еще уже перетягивали, чтобы кишки с легкими не перепутались; но как
Левше после представления государю, по платовскому приказанию, от казны
винная порция вволю полагалась, то он, не евши, этим одним себя поддерживал
и на всю Европу русские песни пел, только припев делал по-иностранному: "Ай
люли - се тре жули".
Курьер как привез его в Лондон, так явился к кому надо и отдал шкатулку,
а Левшу в гостинице в номер посадил, но ему тут скоро скучно стало, да и
есть захотелось. Он постучал в дверь и показал услужающему себе на рот, а
тот сейчас его и свел в пищеприемную комнату.
Сел тут Левша за стол и сидит, а как чего-нибудь по-аглицки спросить - не
умеет. Но потом догадался: опять просто по столу перстом постучит да в рот
себе покажет,- англичане догадываются и подают, только не всегда того, что
надобно, но он что ему не подходящее не принимает. Подали ему ихнего
приготовления горячий студинг в огне,- он говорит: "Это я не знаю, чтобы
такое можно есть", и вкушать не стал; они ему переменили и другого кушанья
поставили. Также и водки их пить не стал, потому что она зеленая - вроде
как будто купоросом заправлена, а выбрал, что всего натуральнее, и ждет
курьера в прохладе за баклажечкой.
А те лица, которым курьер нимфозорию сдал, сию же минуту ее рассмотрели в
самый сильный мелкоскоп и сейчас в публицейские ведомости описание, чтобы
завтра же на всеобщее известие клеветой вышел.
- А самого этого мастера,- говорят,- мы сейчас хотим видеть.
Курьер их препроводил в номер, а оттуда в пищеприемную залу, где наш
Левша порядочно уже подрумянился, и говорит:
"Вот он!"
Англичане Левшу сейчас хлоп-хлоп по плечу и как ровного себе - за руки.
"Камрад,- говорят,- камрад - хороший мастер,- разговаривать с тобой со
временем, после будем, а теперь выпьем за твое благополучие".
Спросили много вина, и Левше первую чарку, а он с вежливостью первый пить
не стал: думает,- может быть, отравить с досады хотите.
- Нет,- говорит,- это не порядок: и в Польше нет хозяина больше,- сами
вперед кушайте.
Англичане всех вин перед ним опробовали и тогда ему стали наливать. Он
встал, левой рукой перекрестился и за всех их здоровье выпил.
Они заметили, что он левой рукою крестится, и спрашивают у курьера:
- Что он - лютеранец или протестантист?
Курьер отвечает:
- Нет, он не лютеранец и не протестантист, а русской веры.
- А зачем же он левой рукой крестится?
Курьер сказал:
- Он - Левша и все левой рукой делает.
Англичане еще больше стали удивляться и начали накачивать вином и Левшу и
курьера, и так целые три дня обходилися, а потом говорят: "Теперь
довольно". По симфону воды с ерфиксом приняли и, совсем освежевши, начали
расспрашивать Левшу: где он и чему учился и до каких пор арифметику знает?
Левша отвечает:
- Наша наука простая: по Псалтирю* да по Полусоннику* а арифметики мы
нимало не знаем.
Англичане переглянулись и говорят:
- Это удивительно.
А Левша им отвечает:
- У нас это так повсеместно.
- А что же это,- спрашивают,- за книга в России "Полусонник"?
- Это,- говорит,- книга, к тому относящая, что если в Псалтире что-нибудь
насчет гаданья царь Давид неясно открыл, то в Полусоннике угадывают
дополнение.
Они говорят:
- Это жалко, лучше бы, если б вы из арифметики по крайности хоть четыре
правила сложения знали, то бы вам было гораздо пользительнее, чем весь
Полусонник. Тогда бы вы могли сообразить, что в каждой машине расчет силы
есть, а то вот хоша вы очень в руках искусны, а не сообразили, что такая
малая машинка, как в нимфозории, на самую аккуратную точность рассчитана и
ее подковок несть не может. Через это теперь нимфозория и не прыгает и
дансе не танцует.
Левша согласился.
- Об этом,- говорит,- спору нет, что мы в науках не зашлись, но только
своему отечеству верно преданные.
А англичане сказывают ему:
- Оставайтесь у нас, мы вам большую образованность передадим, и из вас
удивительный мастер выйдет.
Но на это Левша не согласился.
- У меня,- говорит,- дома родители есть.
Англичане назвались, чтобы его родителям деньги посылать, но Левша не
взял.
- Мы,- говорит,- к своей родине привержены, и тятенька мой уже старичок,
а родительница - старушка и привыкши в свой приход в церковь ходить, да и
мне тут в одиночестве очень скучно будет, потому что я еще в холостом
звании.
- Вы,- говорят,- обвыкнете, наш закон примете, и мы вас женим.
- Этого,- ответил Левша,* никогда быть не может.
- Почему так?
- Потому,- отвечает,- что наша русская вера самая правильная, и как
верили наши правотцы, так же точно должны верить и потомцы.
- Вы,- говорят англичане,- нашей веры не знаете: мы того же закона
христианского и то же самое Евангелие содержим.
- Евангелие,- отвечает Левша,- действительно у всех одно, а только наши
книги ваших толще, и вера у нас полнее.
- Почему вы так это можете судить?
- У нас тому,- отвечает,- есть все очевидные доказательства.
- Какие?
- А такие,- говорит,- что у нас есть и боготворные иконы, и гроботочивые
главы и мощи, а у вас ничего, и даже, кроме одного воскресенья, никаких
экстренных праздников нет, а по второй причине - мне с англичанкою, хоть и
повенчавшись в законе, жить конфузно будет.
- Отчего же так? - спрашивают. - Вы не пренебрегайте: наши тоже очень
чисто одеваются и хозяйственные.
А Левша говорит:
- Я их не знаю.
Англичане отвечают:
- Это не важно суть - узнать можете: мы вам грандеву* сделаем.
Левша застыдился.
- Зачем,- говорит,- напрасно девушек морочить. - И отнекался. -
Грандеву,- говорит,- это дело господское, а нам нейдет, и если об этом
дома, в Туле, узнают, надо мною большую насмешку сделают.
Англичане полюбопытствовали:
- А если,- говорят,- без грандеву, то как же у вас в таких случаях
поступают, чтобы приятный выбор сделать?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг