че, чем в начале. Он удивился и опять заглянул Антону в лицо.
Тот был широк в плечах, и всего его, угловатого, плотно охватывало
зеленое сукно. Солнце падало на коленку ему, она была широка, со впади-
ной; чашка была ниже и сильно выдавалась вперед. Лицо Антоново было се-
ро, точно всю жизнь в сумерках прожил.
- Много вас там работало? - спросил Антон, и, хоть был строг его воп-
рос, не было от него холодно.
- Да нет... около сотни что-нибудь. Да нет... и сотни не выйдет! На
крахмальных ведь только по осени и работа, когда картошка. Да и как ска-
зать, мужики ведь работают. Вот нас оттуда только трое и вышло!..
- Но ведь и другие заводы есть? - спросил Антон.
- Как же! - дернулся вперед предисполком. - Пеньковых есть два,
льнопрядилка еще... Маслобоек вот четыре цельных!
- Лесопильный еще... - спокойно вставил Антон, снимая пылинку с гос-
тева колена.
- Это какой лесопильный? - удивился предисполком.
- Да Егоровский-то!
- А! да ведь сгорел Егоровский-те!.. в позапрошлом году сгорел, - и
виновато поиграл пальцами. - А вы что, бывали у нас раньше?
- Приходилось, - неопределенно отвечал Антон и отошел к окну. - Ты
меня зови на ты, я не люблю... - прибавил он уже от окна.
Вечер уходил. Оранжевые полосы лениво ползли по вагону. В соседней
теплушке пели, - в припевы, пламя на столе начинало дрожать: песня была
громкая, задорная.
- Там что... Суския виднеется? - спросил вдруг Антон, показывая на
белую, в меркнущих потоках солнца, церковь.
- Не-ет, это Бедряга! - поправил предисполком.
- Ну да, конечно! Суския же потом... - чуть заметно смутился Антон.
- Нет, сперва будет Рогозино, четыре версты... а потом уж Суския.
- Верно, верно... - и Антон, впервые за все время разговора, улыбнул-
ся. Улыбка у него была какая-то губная: улыбались одни губы, глазам же
не было никакого дела до губ, у них было свое занятие - глядеть.
Тут щелкнула ручка двери, вошел Брозин, а из-за спины Брозинской выс-
матривало красное потное лицо. Брозин был роста высокого, и даже, пожа-
луй, чересчур. А потное лицо сунулось вперед, но попало в пучок лучей и
тотчас же пугливо откинулось назад.
- Иди сюда, поближе... вот сюда иди! - сказал Антон, не двигаясь от
окна. - Это ты начальник станции?..
- Нет... я помощник, - взволнованно отвечал тот, отрицательно покачал
головой и взмахнул фуражкой. Руку с фуражкой он держал вдоль тела, пра-
вую руку держал на ремне. На пальце его блестело обручальное кольцо. Он
был в синей ластиковой рубашке, но холодно ему, очевидно, не было. - А
начальник где? - поморщил лоб Антон и почесал руку выше кисти.
- Уехал-с. Телку поехал-с случивать... Хотел заодно уж и к жене зае-
хать, у них там жена живет-с!
- А звать как? - спросил Антон, отходя к столу, где бумага.
- Жену-с? - покосился потный на предисполкома.
- Не жену, а этого вот... начальника твоего.
- Его Аркадий Петрович, а жену...
- Да нет, не то! Я фамилию хочу узнать. Какой он мне Аркадий Петро-
вич!. - без тени раздражения оборвал Антон, наблюдая, как при каждом ды-
хании помощника двигалась заплата на его рубашке над ремнем.
- Усердов ему фамилия. Аркадий Петрович Усердов! - почти выкрикнул
помощник, изнемогая от самых различных ощущений.
- Не больно усерден... - холодно сказал Антон, приписывая что-то на
узкую полоску бумаги, уже исписанную на две трети. Кстати он затушил
свечу. - Ты будь добр, не отводи меня на запасной. Ночью я съезжу в гу-
бернию, а уж утром... там уж твой гость! И потом, там в паровозе неисп-
равно что-то... Сделай услугу, поправь до ночи. Там тебе машинист ска-
жет, что, - и только тут заметил: - а кольцо где же? вот что на руке у
тебя было!
- Снял-с! - с вытаращенными глазами и в ужасе прошептал помощник.
- Зачем же ты снял кольцо, чудак ты, я ведь не украду... - неприяз-
ненно улыбался Антон.
- Обручальное-с! Может, думаю, не понравится. Я и снял-с...
- Ты сколько лет на этой дороге служишь? - строго спросил Антон.
- Пятнадцать... - совсем тихо сказал помощник, и заплатка на его гру-
ди задвигалась быстрее.
И снова комиссар Антон глядел в окно. Солнца уже не было. Зайчики на
стенах потухли. В вагоне сразу наступили сумерки. Брозин склоняясь к уху
предисполкома, убеждающе шептал что-то.
- О чем это ты?.. - обернулся Антон.
Предисполком жевал папироску, потом наклонился и взял свою шапку с
койки.
- У нас вчера беда тут случилась... - он поморщился. - Товарищ из гу-
бернии... поехал в Гусаки, село у нас такое!.. Ну, а барсуки проволоку
протянули. Так вот труп его сейчас привезли... Приказ был доставить в
губернию.
- Может быть... - вкрадчиво вскользнул Брозин и в голосе его прос-
кользнула большая искренняя убежденность. - Я вот тут предлагал... ми-
тинг бы устроить по этому поводу, а? Я бы мог выступить, потом вы, да и
он тоже... Здорово укрепило бы ваших, а?
Антон будто и не слышал.
- Пойдем, сходим к нему, - сказал он, не выделяя слов, и пошел в угол
накинуть на плечи шинель. - Он где?
- Там, за платформой, у дороги... - почти шепнул Брозин.
Они вышли из вагона и перешли платформу. Горели костры под насыпью,
толклись у походной кухни люди. В небе, еще не утерявшем голубизны, сия-
ла первая звезда. Стало совсем прохладно и дрожко.
Крестьянская подвода стояла тотчас же за телеграфом, привязанная к
столбу, где когда-то стояла иконка, на которую крестился Брыкин в приез-
ды домой. Понурая клячонка вяло жевала сенную труху, кинутую прямо на
снег. Несколько человек из приехавших с Антоном стояли кругом. Сам воз-
ница, мужик в валеной шляпе и с неразборчивым лицом, отошел подальше в
поле. Антон подошел к телеге и, приподняв рогожу с лежавшего под ней,
долго глядел. Брозин засматривал через его плечо, хотя места и было дос-
таточно.
- Ишь ведь, как они его... догадливо, - как бы про себя и кривя губы
сказал Антон и обратился к подошедшему вскоре вознице. - Вы там хоть бы
лицо ему отмыли! - тихо упрекнул он.
- Прикасаться не велено! В прежни-то времена так за это бы знаешь
как? А не токмо что!.. - с пронзительной готовностью прокричал возница,
помахивая снятой шляпой.
- Та-ак, - медлил Антон и все глядел в мертвого. Брозину, забежавшему
с другой стороны, показалось, что один глаз у Антона стал меньше друго-
го. - Ты его знал? - спросил Антон у предисполкома.
- На партконференциях встречались... Башковитый, из губкома он!
- А... из губкома, говоришь?.. - повторил Антон и осторожно опустил
рогожу, точно боялся разбудить. Была необычная торжественность в этом:
человек молча приветствовал чужого же, но о котором знал уже, казалось,
все, - с которым связан был кровней, чем с братом, - и которого впервые
видел - обезображенным. Весенняя тишина была чутка и глубока, и холодна,
как родниковое озеро. Меркли тени.
- А ну, товарищи, - сказал Антон своим, стоявшим вкруг без шапок. -
Вы снесите его ко мне в вагон! Он со мной в губернию поедет. - И, замет-
ней хромая, отошел от подводы.
Какая-то птица пересекла воздух, шумя твердым, негнущимся крылом.
- Мы вон там и присядем, - сказал он уездникам и показал на раскидан-
ные возле стрелки шпалы.
- Митинг-то как же?.. будем устраивать? - настоятельно лез Брозин,
падая духом.
- Эк, какой нескладный ты! Кого ж ты митинговать-то будешь, - меня,
что ли?.. - досадливо повернулся Антон.
- Нет... зачем же вас! - замялся тот. - Вон их... - он кивнул на пы-
лавшие в отдаленьи огни.
- Так их нечего уговаривать, - криво усмехнулся Антон, садясь на шпа-
лу. - Они крепче нас с тобой стоят. Моих пятьдесят человек положение на
фронте не раз спасали! Понял?
- Понял, - ошеломленно повторил Брозин и для того, чтоб поправить не-
ловкость положения, спросил: - а вот ногу вам... это тоже на фронте,
значит, подранили?
- Нет, это еще с детства у меня... - недовольно откликнулся Антон и
обернулся к предисполкому, досадливо мявшему хрусткий весенний снег в
ладонях. - Ну, рассказывай!..
XX. Внезапно является Половинкин.
... Глубокие снега - малые воды. Не случалось в тот год ни бездо-
рожья, ни долгой пасмури. В неделю сошли льды с Мочиловки, а снега с по-
лей. Засверкал зеленью Зинкин луг, веселая вставала озимь. Потом буйно
вскурчавились леса, и дни пошли заметно крупнеть.
Пахали, - хорошо было птицам смотреть сверху на распаханные квадраты
земли. Погожие дни не замедляли обычного порядка работ. За пахотой при-
шел срок посева. Сеялось вольготно, даже радостно, точно яровыми хотели
заслонить от памяти тяжкий грех минувшей осени. Из-за весенних работ
распался сам собою Половинкинский отряд: мужиков тянула земля. И хоть
никто не тревожил теперь мужиковского сна и совести, владело мужиковски-
ми ночами томленье духа. А события пошли уже со скоростью огня, когда
мчится он по сухому полю, подгоняемый ветром.
Поезд Антона стоял по-прежнему на запасном пути. Туда и ездили с док-
ладами и председатели волостей, и власти уездные, и власти заводские: на
то имелась бумага у Антона, а на бумаге самая большая печать. Самого Ан-
тона как-то не приходилось видеть никому. Приезжих принимал Половинкин,
записывал цифры, хвалил, ворчал, - заменял Антона. А в это время уже бы-
ли расклеены по волисполкомам короткие извещения, подписанные самим Ан-
тоном. Извещалось полное прощение всем мужикам, преступившим по недомыс-
лию закон и совесть, буде явятся они к Антону начиная с 12-го сего мая.
О дезертирах и барсуках не кинуто было ни одного, хоть крохотного, хоть
сколько-нибудь намекающего на прощенье, слова.
На дуплистой березе, возле самых барсуковских землянок, было обнару-
жено Юдой точно такое же объявление, только слова в нем стояли какие-то
смутные, скользкие: "...смотря по вине". Меньше чем через час об этом
знали уже все, а через два часа был созван в Семеновой зимнице совет для
обсужденья плана действий. Когда расселись верховоды по темноте, - а
большая часть толпилась снаружи, за открытой дверью, - уже вторично, при
свете спички, зажженной Жибандой, прочел вслух Семен Антоново посланье.
И, не давая времени барсукам впадать во вредные раздумья, тут же стал
говорить. Первые его слова были встречены дружным ворчаньем, потом слу-
шали внимательней. А Семен говорил в тот раз складно и сильно как никог-
да, всего себя вливая в горячие, искренние слова. Лицо его стало как-то
сердито и внушительно в черной оправе бороды. Невдалеке стояла Настя, и,
чувствуя ее побуждающий взор на себе, еле поспевал Семен за вихрем своих
мыслей.
- ... слыхивано, что и в соседних губерниях завирушки вышли. Уж и
пушки будто бы... Там вплотную сошлись. Уж я и наказывал проезжим, чтоб
звали их, всех барсуков, хоть со всего света, к нам, на объединенье. Мы,
как съединимся, так и вдарим с сорока концов. Коли каждый по камню бро-
сит, и то гора выйдет. А нам на Антонову милость итти не след. Ишь, су-
дом застращал! А какой нам с тобой, к примеру, Евграф Петрович Подпря-
тов, суд? И тебе тоже, Кирилл, и тебе, Лаврен! Не сами ли вы солому тас-
кали под исполкомские-то стены? А не ты ль, Гарасим, Мурукова вверх по-
дымал и оземь брякал?! Наш суд - пуля, страшный суд!.. Что ж ты, Гара-
сим, вертишься? Ты в меня, Гарасим, соколом гляди! Не гоже коноводу Га-
расиму воробьишка представлять из себя... И на тебя уж готова пуля, ле-
жит в Антоновом кармане! Ужли ж так застращены, что и до кустов добежать
не впору будет? Да еще и кто он есть, Антон!
- Значит власть настоящую имеет, коли прощенье сулит! - глухо, но
слышно вставил рассудительный Попузинец. - Какая ты власть! - осмелев от
одобрительного молчанья остальных, поднял он голос. - Ты наш, свой, мы
тебе и повиноваться не можем! А он, эвона, пахать велит...
- Это девствительно... Ничего я яровых в сей год не запахал, - раз-
думчиво сказал бородач из двадцать третьей.
- Сказано... наделов будут лишать, - прибавил приятель бородача, ко-
выряя в затылке.
- Так разве ихняя только власть прощает? - наступал, озлобляясь, Се-
мен. - Вот, погодите, придет подкрепленье, скинем ихнюю руку, так и мы
прощать будем. Этак-то легко прощать, если кнут в руке держать...
- Не затем воюем, чтоб прощать, - сердито вставил Гарасим.
- Это уж девствительно. Прощенье только людей портит, - добавил боро-
дач из двадцать третьей.
Настроенье решительно изменялось в сторону твердой обороны до самой
той поры, пока не объявится подкрепленье. - Мишка, закуривая, зажег
спичку, а Семен скоса взглянул на Настю, и вся сила, отхлынувшая-было,
вновь прилила к нему, как полая вода, ломающая плотины. Настя сидела в
углу с полуоткрытыми глазами, а рукой делала движенья, точно гладила ко-
го-то, стоящего перед ней. - Он говорил теперь еще безжалостней, как бы
в исступленьи, точно пинал и ворочал гору, возлегшую на его пути. Уже не
слышалось возражений. Задеты были мужиковские сердца, заговорила кровь,
сама земля. Гарасим потерянно теребил поясок рубахи. Юда грыз ноготь и
умным выжидающим взглядом мерил соотношение смутного, белевшего в потем-
ках Семенова лица с Настей, еле приметно раскачивавшейся в такт Семено-
вым словам. Бородач из двадцать третьей, с напряжением выпятивший грудь,
выглядел как на исповеди: просветленный, виноватый, необычный. Приятель
его, верный подголосок бородача, потряхивал головой, жалко плакал, чесал
затылок, оглядывался по сторонам и подтягивал вверх штаны, - все это ра-
зом.
- Это уж девствительно! - и, хныкая этим словом, занятым в долг у
приятеля, толкал соседа в бок.
Какой-то, не особого роста, высунул из толпы кулак и перекричал Семе-
на: "до конца биться... Круши, вали!". Тут-то, снаружи же раздался вдруг
гул голосов. Задние из толпившихся за землянкой куда-то побежали. Кто-то
удивленно свистнул, кто-то упал, и над ним засмеялись, кто-то выстрелил,
- суматоха и замешательство усилились.
- Тинтиль-винтиль, а ведь это за нами, братцы, пришли! - вслух дога-
дался Стафеев.
- Узнай поди, - дрогнувшим голосом, потому что оборвался на полусло-
ве, велел Семен.
Но Жибанда не успел сделать и трех шагов по тесноте, - Петька Ад,
длиннорукий и усердный, с искаженным лицом, остановился перед Семеном.
- Ты что?.. - Семен отвел рукою от себя Настю, протеснившуюся к нему.
Петька Ад глубоко вздохнул, высунул язык и снова спрятал его, еще бо-
ле ширил круглые глаза, а говорить не мог.
- Ой... бег со всех сил, дух заперло... - махом выдохнул он и опять
побаловался языком. - Как я разводящий ноне... подхожу к дуплу...
- Там кто часовой?
- Тешка... А он уж и стрелять нацелился!
- Да говори толком, чорт! - озлился Семен.
- Счас, счас, вот только дух переведу. Комиссар пришел! - крикнул
Петька и бессильно присел тут же на пол.
Семен не успел переспросить. Снаружи раздались крики: "ведут, ведут".
- А?.. А? Кого ведут? - всполошился приятель бородача и заметался
между барсуками.
- Чорта, папаша, поймали. Чорт по малину пошел, его тута и сграбаста-
ли! - зло и спокойно ответил Юда и похрюкал по свиному.
- Так какая ж малина ноне? Ведь не пора ей, друг! - поверил чистосер-
дечно приятель бородача.
- Огня, огня... - покричал кто-то.
Бегунов зажег-было светильник, но его тотчас же опрокинули, и снова
стояли потемки. В дверь вводили пойманного на поле.
- Огонька-а бы! - жалобно прокричал тот же голос.
Мишка чиркнул спичкой и поднял высоко над головой. Толстые, короткие,
уродливые тени испуганно заметались по стенам. Но спичка потухла и снова
на стены нахлынула тень. Кто-то зажег лучину и осветил неизвестного гос-
тя.
- Это ты сейчас и пришел?.. - едко спросил Семен у стоявшего перед
ним Половинкина. Он узнал его сразу, хотя от прежнего Воровского продко-
миссара оставалось только несколько неуловимых черт.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг